ПЕРВОЕ, ЧТО Я ЗАМЕЧАЮ, когда подъезжаю к дому, – машину Райан. Поначалу с беспокойством думаю о том, что отцу опять стало плохо, но затем он появляется из-за угла с садовым шлангом в руках. Иду ему навстречу, испытывая одновременно облегчение и недоумение.
– А вот и моя девочка, – говорит папа, когда я подхожу к крыльцу, и сворачивает шланг. Он с удивлением оглядывает меня. – Да ты сияешь! Или просто обгорела на солнце, сразу не разберешь.
Смотрю на свои покрасневшие руки.
– Да, что-то не следила за временем. А что…
– Хорошо отдохнула на пляже?
Вспоминаю, что оставила родителям записку, которая была правдивой лишь наполовину. Не усугубить бы положение.
– Ага! – Голос звучит неестественно высоко, но папа, кажется, не замечает.
– Здорово, – улыбается он и протягивает ко мне руки. – Рад, что ты выбралась из дома и отлично провела время. – Он заключает меня в объятия и целует в макушку, а потом бросает взгляд на мою губу. – Ты все уладила с владельцем той машины?
Я смотрю на песок, который прилип к ногам.
– Да, уладила. Он был очень мил. Сказал, что я не сильно испортила его автобус, так что не нужно никуда звонить и вообще все в порядке.
Папа глядит на меня с подозрением:
– Он подтвердил это в письменной форме? Знаешь, люди и не такое могут сказать, а потом подают в суд.
Качаю головой.
– Нет, пап, он не такой. Простой местный парень. Да и машина у него уже была слегка помята. Серьезно, ничего страшного.
Папа поднимает бровь и даже не старается скрыть улыбку:
– Простой местный парень, говоришь? Симпатичный?
– Нет, – быстро отвечаю я. – Я как-то не заметила.
– Значит, страшненький?
Я пинаю его в плечо.
– Нет. Он… И вообще, что Райан делает дома? Я думала, она полетела в Европу.
– Хорошо, раз не хочешь говорить о не таком уж и страшненьком парне – не будем, – подмигивает папа. – Насчет сестры – я не знаю. Она совсем недавно приехала и ничего не объясняла.
– Наверное, рассталась с Итаном.
– Видимо, да, – кивает он.
– Длинное будет лето, – говорю я и бросаю взгляд на наш дом.
– Это точно.
Все, кто хорошо знает мою сестру, поняли бы нас. Но они даже не подозревают, какая Райан на самом деле: она позволяет им видеть только одну свою сторону.
Райан – та самая девушка, на которую обращаются все взгляды, стоит ей войти в комнату. Та девушка, которая появляется так, будто заранее знает, кому сейчас достанется все внимание. Когда Райан в настроении, она душа компании и способна очаровать любого своим остроумием, бодростью и энергичностью. Но когда сестрица не в форме – как, видимо, сейчас, расставшись с парнем и отказавшись от поездки в Европу, на которую она откладывала деньги вот уже два года, – Райан злобствует так, что никому мало не покажется. Я с этим сталкивалась. И не раз.
Делаю глубокий вдох и расправляю плечи.
– Спасибо за предупреждение.
Папа смеется:
– Иди поздоровайся. Она будет тебе рада.
Я тянусь к дверной ручке и замечают, что он хитро улыбается:
– Только не комментируй пирсинг. И волосы.
– Чего?!
– Увидишь.
– Боже, Райан, что у тебя с волосами…
Сестра прекращает нарезать зелень и грозит мне ножом.
– Ни слова, – предупреждает она.
Я стою на пороге с раскрытым ртом. У Райан всегда были длинные волнистые волосы чуть ниже лопаток, а сейчас у нее рваный, асимметричный боб с косой челкой до подбородка и выбритым виском. Да уж, вот так смена имиджа после расставания! Ее нос украшен небольшой бриллиантовой сережкой.
Райан пытается оставаться серьезной, но у нее ничего не выходит.
– Да шучу я!
На лице сестры расцветает улыбка. За одну такую улыбку любой парень готов сделать для нее все что угодно. Райан откладывает нож и поправляет волосы. Она еще не привыкла к новой прическе.
– Ну как тебе?
– Мне очень нравится, – отвечаю я. Стараюсь не уступать ей в бодрости духа, пусть это и невозможно. – Просто… Так непривычно. Но выглядит обалденно.
Я говорю искренне – ей правда идет. Прическа подчеркивает грациозный изгиб шеи, да и гвоздик отлично смотрится на ее аккуратном носике. Теперь сестра производит впечатление красивой девушки с крутым нравом, на что, видимо, и был расчет.
– Спасибо. – Она подходит ко мне и крепко обнимает.
От Райан пахнет свежим базиликом и тем самым парфюмерным маслом, которым она пользуется с незапамятных времен, и я радуюсь тому, что не изменилось хотя бы это. Знаю, она совершила банальный поступок, но мне безумно нравится ее внешний вид. Настало время перемен.
– Значит, вы с Итаном… Мне так жаль…
– Не стоит. – Она выпускает меня из своих теплых объятий. – Мне надоело быть безумной девочкой-феечкой его мечты. И уж тем более не хотелось таскаться за ним по всей Европе и постоянно интересоваться, всем ли он доволен.
– Надоело быть кем, прости? – переспрашиваю я. Сложно представить, как Райан за кем-то бегает или ведет себя не так, как ей самой хочется.
– Безумной девочкой-феечкой его мечты, – повторяет она и расправляет плечи. – Это ужасно сексистский троп, который мы прошли на курсах по гендерным исследованиям в этом семестре. Они открыли мне глаза на то, что именно такой феечкой я и была для Итана все это время. Как, наверное, и для всех своих бывших парней.
Сестра возвращается к разделочной доске и с остервенением продолжает нарезать базилик.
– Может, объяснишь, что это значит? – Я даже не уверена, правильно ли понимаю значение слова «троп».
Она вздыхает, как будто я испытываю ее терпение или как будто меня еще многому предстоит научить.
– Есть представление о девушке… Такой, знаешь, взбалмошной симпатяжке, которая появляется из ниоткуда и учит чувствительного, немного замкнутого парнишку наслаждаться жизнью.
Я понимаю по тону сестры, что ей не нравится этот образ. Поэтому не указываю на то, что сейчас Райан с этой ее новой прической и сережкой в носу, в подрезанных джинсах и армейских ботинках, яростно нарезающая базилик, и правда немного напоминает безумную девочку-феечку.
– Вот такой я и казалась Итану, – продолжает сестра и вертит ножом, – но теперь перестала. – Она кладет разделочную доску на край большой миски и сметает измельченный базилик в овощной салат. – И это к лучшему.
Я тянусь к миске и, рискуя потерять палец, вылавливаю оттуда крупный помидор.
– А как же поездка и все твои накопленные средства?
– Билет на самолет точно пропал, и это отстойно, но в остальном ничего. Мы собирались искать дешевые хостелы по приезде. Так что у меня осталось еще много денег. – Она делает паузу. – Наверное, поеду куда-нибудь одна. Может быть, в Марокко. Поплаваю в бирюзовом море, покатаюсь с местными на автобусе, накуплю дешевой бижутерии на рынке, выпью кучу странных коктейлей и поцелую всех красивых мальчишек, которые говорят на ломаном английском. – Райан сыплет перец в миску. – Или попытаюсь поступить в школу искусств в Италии.
– Сколько возьмешь за то, чтоб прихватить с собой одну пожилую леди? Что в Марокко, что в Италию – мне все равно, – появляется в дверном проеме бабуля.
С интересом и легким чувством тревоги за Райан задумываюсь, весь ли разговор она слышала.
– Бабу-у-уля! – визжит сестра, мчится к ней и сжимает в объятиях так же крепко, как и меня парой минут ранее.
Я наблюдаю за ними со стороны и понимаю, почему их часто сравнивают. Они и правда похожи как две капли воды, разве что с разницей в шестьдесят лет. И дело не во внешности, а скорее в уверенности, в способности себя подать. Только вот как-то странно это у нас в семье передается, потому что ни у меня, ни у мамы таких качеств нет.
Бабуля отступает от Райан и внимательно изучает ее новый имидж.
– Не тяни, бабуль. Что думаешь? – спрашивает сестра. Она чуть выпячивает грудь и, кажется, нисколько не боится вердикта.
– Дерзко. Мне нравится. Кроме этой штуки в носу. Хочется подать тебе платочек.
Если бы кто-то другой сказал такое Райан, она бы взбесилась, но это произнесла бабуля, так что сестра заливается заразительным смехом, который заполняет всю кухню. Я смотрю на сестру не в силах сдержать улыбку.
Затем бабушка поворачивается ко мне и ласково гладит по щеке рукой, которая загрубела от работы в саду.
– А ты как, дорогая? Я смотрю, ты выглядишь лучше.
Опускаю глаза на сарафан с сандалиями и с некоторой гордостью отвечаю:
– Я ездила на пляж.
– На охоту? – спрашивает бабушка.
Качаю головой.
– В любом случае тебе это к лицу, – обводит она жестом мой наряд. – И загар, и море, и песок.
– Спасибо. – Я слегка волнуюсь. В отличие от Райан, я не люблю, когда меня пристально разглядывают. Отчасти из-за того, что все только так и делают с тех пор, как умер Трент. А бабуля, кажется, и вовсе видит меня насквозь.
– Я плавала на байдарке, – вдруг добавляю я. – Брала урок гребли.
Что я несу?
– Серьезно? – поднимает брови Райан и вручает мне кукурузный початок.
Я сразу начинаю чистить его. Уже жалею о своем непреднамеренном признании.
– Это замечательно, детка, – произносит бабуля мягким тоном. Она никогда не говорит так с Райан. Ей кажется, я более нежная, чем сестра. Бабушка треплет меня по щеке. – Если тебе понравилось, надо продолжать. Как я всегда говорю: живи в солнечных лучах, плавай в море и пей звенящий воздух.
– Не ты говоришь, а Эмерсон. Это было написано на открытке, которую я тебе посылала на день рождения, – отзывается Райан и поливает капрезе оливковым маслом. Только ей можно поправлять бабушку.
– Значит, великие умы мыслят одинаково! – заявляет она и достает из холодильника бутылку белого вина, а затем снова обращается ко мне: – В общем, детка, я рада, что ты активно отдыхаешь. Думаю, это нужно отпраздновать.
Бабуля открывает вино, достает из шкафчика бокал и наливает себе куда больше положенного.
Райан смеется.
– Ну что? Зато теперь не придется вставать через пять минут за добавкой, – подмигивает бабушка. – Я уже в возрасте. И могу позволить себе спокойно выпить со своими прекрасными внучками.
Райан не требуется дополнительных приглашений. Она достает еще два бокала и выливает в свой все оставшееся вино. Я гляжу на нее исподлобья, бабуля хохочет.
– Что? – спрашивает у меня сестра. – Будь я сейчас в Европе, как раз этим бы и занималась.
Бабушка поднимает бокал, а я достаю из холодильника минералку и наконец наполняю свой.
– За новые начинания, – провозглашает сестра и тянется чокнуться со мной. Видимо, она имеет в виду не только свои.
– За новые начинания, – подхватывает бабуля.
Мне становится немного стыдно, и повторить тост не получается, но я все же присоединяюсь. Приятный звон хрусталя в кухне, залитой лунным светом, вдруг наполняет эти слова теплом и надеждой.
Едва я делаю глоток, как бабушка шлепает меня по заду.
– А теперь марш мыть руки и за стол, чтоб не волновать матушку. Она и так винит меня в том, что я испортила твою сестру.
Райан только усмехается, как ни в чем не бывало продолжая пить вино.
– Так и быть, – недовольно бурчу я, но лишь для виду – с этой парочкой я чувствую себя невероятно счастливой. – А где, кстати, мама?
– Она меня подбросила, а потом умчалась в какой-то хипстерский магазин экопродуктов, чтобы за бешеные деньги купить там полезное для сердечка мясо. Скотину, которую пустили на это самое мясо, при жизни якобы холили и лелеяли, травкой кормили и чуть ли не в лобик целовали.
Мы с сестрой переглядываемся: бабуля сказала хипстерский.
– Ох уж эти модные магазины! – улыбается Райан и ставит салат в холодильник.
– Грабители, – соглашается бабушка.
Кладу в контейнер последний очищенный початок и подыскиваю себе занятие. Мне очень хочется задержаться на кухне. Осознаю, что люблю бабулю и жутко скучала по сестре. С возвращением Райан дом кажется куда более живым.
– Иди-иди, – подталкивает меня бабушка. – Мне надо обсудить с твоей сестрой ее избавление от тропа разъяренной феечки.
Она еще раз шлепает меня, и я понимаю, что нужно оставить их вдвоем. Я знаю, как пройдет этот разговор. Бабуля захочет удостовериться, что Райан правда в порядке, и попросит выложить все начистоту. Сестра позволит себе быть ранимой, бабуля поддержит ее, и они вместе придумают какой-нибудь план действий. Они давно сблизились – с тех пор, как умер дедушка. Когда мне было семь, а Райан девять.
До этого момента мы не видели бабушку настолько разбитой. Она была парализована горем и все время молчала. До смерти дедушки – и потом, когда она пришла в себя, – бабуля все время чем-то занималась, что-то выдумывала. А когда его не стало, она будто погасла. Тогда я не могла ее понять, но теперь мне очень хорошо знакомо это чувство.
Когда это произошло, мама взяла на себя все бытовые хлопоты, а я просто сидела с неподвижной бабушкой в комнате и понятия не имела, что с ней делать. Но через пару недель заявилась Райан, положила руки ей на колени и решительно произнесла: «Вставай».
Это слово помогло бабушке, и она стала прикладывать усилия к тому, чтобы вернуться к привычному образу жизни. С той поры между ней и Райан установилось особое взаимопонимание. Они общаются по-доброму, но не церемонятся. Я немного жалею, что со мной они ведут себя иначе. Когда случилось несчастье с Трентом, все ходили на цыпочках, сдували с меня пылинки и обращались так, будто я фарфоровая ваза. Почему они боялись меня задеть? Я и так была разбита на тысячу осколков, которые, как ни убирай, все время норовили впиться в ногу, когда этого меньше всего ждешь.
Задерживаюсь на лестнице в надежде услышать хотя бы первые реплики из беседы бабушки с сестрой, но они говорят так тихо, что я быстро сдаюсь и бегу принимать душ. Закрываю за собой дверь, включаю воду, стягиваю платье и остаюсь в одном бикини. Рассматриваю себя в уже слегка запотевшем зеркале. Кажется, я понимаю, о чем говорила бабуля, – что-то во мне изменилось. Спасибо свежему воздуху, океану… и, наверное, Джейдену Хосслеру.
Растрепанные кудри ниспадают на ярко-красные плечи и грудь, которые уже завтра покроются ровным коричневым загаром. Наклоняюсь ближе к зеркалу и вижу на щеках и носу россыпь едва заметных веснушек. Успеваю улыбнуться своему отражению, пока оно не скрылось за клубами пара. Хороший был день. Мне даже немного жаль смывать соль и песок – вот бы они остались на коже и напоминали о том, что за окном меня ждет целый мир, который и не думает стоять на месте.
И что сегодня я была частью этого мира.
ВЫ ЧИТАЕТЕ
То, о чём знаешь сердцем. [Jaden Hossler, ЗАКОНЧЕН].
RomanceСердце - полый мышечный орган, который обеспечивает ток крови по кровеносным сосудам посредством ритмичных сокращений; считается эмоционально-духовным центром личности. Его связывают с интуицией, чувствами и эмоциями; самая главная, жизненно важная...