То, о чём знаешь сердцем. [Jaden Hossler, ЗАКОНЧЕН].

8 глава

ПОКА Я СИЖУ ПЕРЕД КОМПЬЮТЕРОМ и проглядываю самый первый пост о Джейдене , его слова еще звучат у меня в ушах. Они отзываются эхом, как когда-то отзывались другие слова: «Мужчина, 19 лет, Калифорния».
Это все, что семье Трента было известно о человеке, которому досталось его сердце. О реципиентах ей давали только самую общую информацию. Это все, что было известно мне, когда я отправляла письма, когда поняла: он не ответит, и когда захотела найти его.
Вбила в поисковую строку слова через запятую: мужчина, 19 лет, Калифорния. Затем добавила «пересадка сердца» и получила 4,7 миллиона результатов за 0,88 секунды. Рассортировала их по дате, смысловому соответствию, географическому положению, но после этого все равно осталось немереное количество ссылок, которые могли оказаться частью нужного пазла. А могли и не оказаться. И я переходила по ним днем и ночью, собирала информацию в тусклом свете экрана, пока наконец не нашла то, что вроде бы подходило.
В Калифорнии двенадцать центров трансплантации, но только в одном из них проводили операцию на сердце в день смерти Трента. Я прочитала об этом в блоге некой девушки. Она очень переживала за своего младшего брата, который лежал в реанимации. Тому уже вживили искусственное сердце, но он слабел день ото дня в ожидании донорского органа.
Я рассматриваю фотографию в дневнике сестры Джейдена. На снимке он устало улыбается и поднимает большой палец. Рядом стоят родители и сестра со слезами радости на глазах. Девушка писала, что фото было сделано после того, как они узнали, что нашелся донорский орган, подходящий по всем параметрам. Наверное, в этот самый момент мы сидели в приемном покое и тоже плакали, но совсем по другому поводу.
Когда врачи вынимают донорское сердце, счет идет на минуты, и его как можно скорее стараются доставить реципиенту. Орган помещают в пластиковый пакет, который заполнен стерильным раствором, и ставят в морозильную камеру на время транспортировки - обычно на вертолете.
Пока сердце Трента везли в центр, Джейдена готовили к операции. Вся его семья молилась и призывала знакомых поддерживать их. Но то, что для них казалось вопросом жизни и смерти, для врачей было совершенно стандартной процедурой. Через несколько часов после того, как из груди Трента изъяли сердце, оно досталось Джейдену. И когда кровь наполнила его, оно забилось вновь. Как раз в ту секунду, когда весь мой мир остановился.
Я в сотый раз перечитываю текст, хотя помню его почти наизусть, - рядом со снимком, на котором Джейден лежит в койке, и кто-то прижимает к его груди стетоскоп и слушает биение нового сердца.
Когда я впервые нашла эту фотографию, мне было тяжело на нее смотреть - спустя месяцы после несчастного случая я с новой силой ощутила боль потери. И все же эмоции Джейдена растрогали меня до глубины души. Так сильно, что мне захотелось узнать его. Но я не дождалась ответа на письма и стала знакомиться с ним с помощью записей в дневнике его сестры.
Я читала блог Эми и выстраивала параллели. В день похорон Трента Колтону сделали биопсию сердца и не выявили никаких симптомов отторжения. Через девять дней он настолько окреп, что его выписали из больницы, а у меня уже не осталось сил даже на то, чтобы просто ходить в школу. Мое лето, а затем и следующий учебный год прошли в тумане скорби. Джейден же восстанавливался и удивлял врачей состоянием здоровья. Он исцелялся. В то время я не знала об этом, но через несколько месяцев после смерти Трента, когда я писала анонимное письмо незнакомому девятнадцатилетнему парню из Калифорнии, этот парень делал все возможное, чтобы двигаться дальше.
А вчера я решила сделать то же самое, решив поехать к нему.
Теперь я не знаю, что будет дальше.
Я возвращаюсь к самому свежему посту в блоге Эми, который был написан в триста шестьдесят пятый день после смерти Трента. Стоило положить конец всему. Не должно быть никаких новых встреч с Джейденом Хосслером. И все же, когда я вспоминаю, как он стоял на крыльце и улыбался в ласковых лучах утреннего солнца, мне хочется увидеть его хотя бы еще один раз.
Мои мысли прерывает стук в дверь, быстрый и резкий, по которому легко узнается бабуля. Я понимаю, что скоро она прекратит стучать, а потом достанет свои ключи и откроет сама. Затем поднимется ко мне и спросит, чего это я не открываю. Она весьма проворна для своих восьмидесяти лет.
Я захлопываю ноутбук, приглаживаю волосы и выбегаю из комнаты, но задерживаюсь на пороге, чтобы взглянуть на подарок Джейдена. Цветок лежит прямо под нашей с Трентом фотографией, рядом с засушенным подсолнухом, который когда-то принес мне он.
Поднимаю глаза на снимок и замираю. Я вижу его улыбку. И жду стеснения в груди, но почему-то не чувствую его. Бросаю взгляд на новый цветок.
- Это был ты? - шепчу я.
И хотя знаю, что это невозможно, надеюсь услышать ответ. Но в повисшей тишине слышен лишь стук моего сердца. И он напоминает мне о когда-то непостижимой истине: Трента больше нет, а я все еще здесь.
- Вы поглядите на нее! - Бабуля опускает солнечные очки, когда видит меня на лестнице.
- Лучше на тебя, бабуль, - отвечаю я с улыбкой.
Она поднимает руки и начинает кружиться.
- Детка, на меня и так все смотрят.
На то есть причины, особенно сегодня. Бабуля вся в красном и фиолетовом - при полном параде, как выражаются ее подруги из «Общества красных шляпок». Эти энергичные «дамы определенного возраста» с гордостью носят умопомрачительные костюмы - в знак того, что они достаточно взрослые и могут позволить себе все. Чем больше блесток, тем лучше. А моя бабуля родилась, чтобы блистать! Сегодня она надела фиолетовые легинсы, струящийся топ того же цвета, алое боа из перьев и фирменную широкополую красную шляпку с высоким плюмажем из фиолетовых перьев. Они плывут по воздуху даже тогда, когда бабуля просто стоит.
Я спускаюсь, и она заключает меня в объятия. Повсюду перья, знакомый аромат духов, крема для тела и мятных конфеток. Я вдыхаю и крепко обнимаю бабулю в ответ. Потом она отстраняется и внимательно изучает меня.
- Ты как? - Бабушка бесцеремонно поворачивает мою голову из стороны в сторону. - Выглядишь иначе...
Я указываю на три шва на губе, но она лишь отмахивается:
- Да просто небольшая припухлость, не в этом дело.
Бабуля еще раз поворачивает мою голову, и я задерживаю дыхание. Кажется, будто она заглядывает в душу, и сейчас я боюсь узнать, что же она там видит.
- Не знаю, - заключает она и опускает руку. Я выдыхаю. - Просто хорошо выглядишь. Настолько, что тебе стоило сходить со мной и девчонками на бранч.
Я улыбаюсь. Всем «девчонкам» из возглавляемого ей «Общества» глубоко за семьдесят, но так и не скажешь - они те еще хулиганки.
- Прости, - отвечаю я. - Устала после вчерашнего.
Бабушка кивает:
- Ну хорошо. Рада, что ты снова в строю. У нас куча дел. К ярмарке нужно сделать три сотни брауни.
- Ничего себе!
- Не то слово. Помоги-ка мне с покупками.
Мы выгружаем продукты из багажника, затем возвращаемся на кухню, где она надевает красный фартук, а я разогреваю духовку. Мы начинаем готовить. Обожаю проводить время с бабушкой вот так. Она всем заправляет, а я помогаю. Мы словно настраиваемся на одну частоту, порой болтаем без остановки, а иногда работаем в тишине и слушаем собственные мысли. Сегодня мы молчим, но я знаю, что это ненадолго. Бабуля ждет, пока я распределю первую партию теста по смазанному маслом противню, а потом решает задать интересующие вопросы.
- Ну что ж, - совсем не будничным тоном произносит она, - твоя мама рассказала, что ты вчера угодила в беду. Попала в аварию на берегу? Уехала и никому не сообщила?
Я молча соскребаю тесто со стенок миски и думаю, как же ужасно поступила, когда уехала и заставила родителей беспокоиться. Не говоря уж о самой аварии.
- На охоте была? - лукаво улыбается бабуля.
- Что?! - хохочу я. Она умудряется удивить меня своим вопросом, хотя мне давно пора было привыкнуть к подобным выходкам. - На охоте?
- Разве не так сейчас молодежь выражается? - Она поднимает миску сильными, почти не дрожащими руками. - Да, на охоте. Как пантера.
Я держу противень, а она выливает туда тесто.
- Нет, бабуль. - Я опять смеюсь. Жаль, что Райан этого не слышит. - Ни на кого я не охотилась. И никто так не говорит.
- Какая разница, как это называть. Я вот ради этого на пляж и ездила в твоем возрасте. Как надену купальник - так парни в очередь выстраиваются. - Она засовывает в духовку оба противня и закрывает дверцу. - Я и дедушку твоего так захомутала.
Я улыбаюсь, когда представляю, как юная бабуля охотится за парнями на пляже.
- Поэтому он и женился на мне так быстро. Увидел в том купальнике и жутко захотел его с меня снять, если ты понимаешь, о чем я. И когда мы наконец...
- Когда там брауни приготовятся? - громко перебиваю я.
Бабуля подмигивает:
- Ровно через сорок три минуты.
Она начинает отмерять какао-порошок для новой партии, а я тянусь к муке.
- Не на охоте я была, - стараюсь избегать ее взгляда. - Просто хотела развеяться. Сменить обстановку.
Объяснение расплывчатое, но я знаю, что она поймет.
- Ну и отлично. Полезно бывает вырваться куда-нибудь. В одиночестве полежать на пляже.
Бабуля говорит это так, будто гордится мной. Будто это знак того, что я все-таки двигаюсь дальше. Мне становится стыдно, поэтому я добавляю:
- Но на пляже я не побывала. Разбила машину, когда только добралась, так что...
Бабуля поворачивается ко мне:
- Дело не в пляже, Вайлет. Ты просто куда-то поехала. Это хорошее начало.
Она ставит обе миски в раковину и включает в оду.
- Хорошо бы тебе вернуться. Знаешь, если бы я выглядела как ты, то черта с два сидела бы дома все лето. Я бы поехала на охоту, - снова подмигивает бабуля. - Ну или просто на пляж, погреться в бикини на солнышке.
Она замолкает. Я тоже ничего не говорю. Вот что я люблю в бабуле - она чувствует, когда нужно промолчать. И сегодня ее слов хватило, чтобы я вспомнила о Джейдене и его словах: «Ты знаешь, где меня найти».
Я и правда знаю. Не могу перестать об этом думать.
- Может, я и съезжу, - через какое-то время говорю я. - Вернусь туда как-нибудь.