Разукрась мой чёрно-белый мир

С тобой и в дождь, и в солнце хорошо

Дождь огромными каплями срывался с неба, громко врезался в водоотлив, чем порядком раздражал. Слишком ритмично, ни секундой позже, отбивался один и тот же звук. На улице тошнотворно: снег постепенно таял, деревья не были такими белоснежными, как в сказке. Всё пропало. Пропало и то самое ощущение, что это всё сон и что-то изменится, когда ты проснёшься. Атмосфера гнетущая, казалось, что даже погода влияла на самочувствие. Беспокойный короткий сон отражался на лице, выдавая состояние. Когда-то любимого человека заменяло скомканное одеяло, часто обнимаемое студенткой. Иногда во сне ей даже виделся Эдгар, который будто лежал рядом. И каждый раз, просыпаясь с колотящимся сердцем, она готова была броситься навзрыд, не обнаружив бывшего парня в своей кровати. Спальня превратилась скорее в комнату «творческого беспорядка»: тут и там кучки разбросанной одежды, в углах валялись учебники и тетради, рабочий стол и прикроватная тумбочка заставлены посудой, которую помыть беловолосая не в силах. Колетт сорвалась с места, когда услышала дверной звонок и последующий настойчивый стук.

— Ты в порядке?! — на пороге стоял запыхавшийся Фэнг. Он выглядел помято. Так, будто только проснулся и собрался за пару минут, сломя голову приехав.

— Прости, — только и смогла выдавить из себя Колетт. Теперь она жалела, что позвонила ему в такое позднее время. В этом же не было никакой необходимости, да? — Я... — шмыгнула носом, — я такая глупая.

Тот лишь молча обнял её. От него пахло сыростью, да и само пальто было влажным. Но девушка не отстранилась, только стояла столбом, не смея шевелиться. Даже положить свои руки на его спину не смогла, чтобы обнять в ответ. Колетт хотелось слышать что угодно, только бы не свои мысли. Сквозь тёплую грудь чувствовалось сердцебиение Фэнга, равномерно отколачивающее точно в такт с ритмом дождя, сопровождаемое тяжёлым дыханием. Прежде Колетт любила такую погоду, ведь в подобные дни к ней приходил Эдгар. Приходил и радовал своим теплом, излучал для неё любовь. Он был её солнцем, что, несмотря на застеленное небо тучами, всё равно светило, пробивалось своими лучиками сквозь эти непроглядные облака. Однако теперь в её постели, комнате, сердце — темно и холодно. Всё безнадёжно. Бесцветно.

— Опять?

Колетт молчала, всё чаще и чаще всхлипывая. И хотя после расставания прошло около двух месяцев, давящее одиночество свалилось на неё глыбой давно. Чувства ненужности, беспомощности, отчаяния охватили её разум и мысли, не давая порой уснуть по ночам. Она знала, что может обратиться к Фэнгу, на крайний случай к одногруппницам или родителям. Но кто стал бы выслушивать её постоянно? Каждый подъём с постели сравним с пыткой, походы в универ, естественно, сократились. Ежедневно перед сном в голове крутилась одна мысль: «Завтра точно будет лучше, чем вчера». А будет ли? Надежда умирает последней.