Месяц назад. Арсений открывает дверь, услышав звонок, и за ней обнаруживает подростка, который смотрит хмуро, исподлобья, недружелюбно, словно это не он пришёл, а к нему. Попов едва заметно улыбается уголком губ, приваливается плечом к дверному косяку в вальяжной манере, чуть вздёргивает бровь. - Привет, ты что-то хотел? - спрашивает первым, перебивая мальчишку, который уже рот открыл, чтоб начать. Антон вздыхает, борется с желанием закатить глаза, потому что это как-то, ну, не очень красиво будет, особенно учитывая, что он пришёл с просьбой. Пидор прожигает его взглядом, обводит с ног до головы, прикусывает нижнюю губу, скрещивает руки на груди и терпеливо ждёт продолжения диалога. - Можно немного соли одолжить? - с трудом выуживает из себя слова юноша, явно отправленный сюда не по своей воле. В одной руке он сжимает пустую стеклянную банку из-под кофе с остатками соли, вторую прячет в кармане мешковатой чёрной кофты. - Конечно, - тут же отзывается Попов, забирая у него банку и возвращая её уже полной до горлышка. - Спасибо, - говорит из приличия, хоть и не привык пользоваться этим словом. Поднимает робкий взгляд, смотрит в голубые глаза. Арсений ему улыбается спокойно и как-то по-домашнему. Антон неловко улыбается тоже, думает на задворках о том, что Попов, наверное, не такой уж и плохой человек, каким его рисуют сплетни, основанные на ориентации. Арсений смотрит вслед удаляющемуся от него худому силуэту и слегка щурит голубые глаза. Он думает, что ему жаль, что этот мальчишка не улыбается чаще, потому что ему идёт. Арсений вообще нередко думает о нём, потому что видятся часто. Антон думает, что устал. От всего. От всех. От мамы, которая расстраивает его своим отношением. В детстве казалось, что её увлечение алкоголем - это временное, что ей просто нужно время, чтобы прийти в себя, но вот ему уже почти семнадцать, а мать осталась всё той же, что и пять, шесть, семь лет назад... От Славы, мысль о котором заставляет его почувствовать себя загнанным в угол зверьком. Он стал реже выходить на улицу, старается не задерживаться допоздна, не ходить в свою квартиру, сидеть в своем островке безопасности - квартире напротив. И он устал от Арсения. Если поначалу тот постарался включить режим «ничего не произошло» и вёл с ним какие-то отвлечённые разговоры, то сейчас, видимо, наконец осознав всю глубину своего поступка, выглядел виноватым и старался лишний раз не докучать своим присутствием. Антон вроде и радоваться должен, что от него отстали, да только он теперь слишком часто оставался один - совсем один - и отсюда вытекало следующее: Антон устал от себя. От своей вечной привычки думать о последствиях, от размышлений, от самоанализа, от попыток оправдать поступки других людей в своих глазах. Ему особо больше и делать нечего, кроме как по полочкам раскладывать опилки в своей голове. Он думает, что Арсений сначала действует, а потом думает. У него желания застилают рациональность. Сначала эмоции - потом последствия. Антон от него отличается кардинально, хотя тоже думает, что и он тот ещё дурачок. Он мог бы надавить на жалость, объяснить кратко ситуацию, мог бы с силой оттолкнуть учителя от двери и зайти в квартиру, мог бы... Но он хотел тогда сказать ему про «отсосать». Он его хотел. Хотел как в том самом злосчастном видео, которое зачем-то смотрел в своей комнате. Ему Арсений нравился, как по-другому показать это гею - он понятия не имел. И то, как ему на это ответил Попов - вот это было больно, а не ранки в уголках рта, которые уже зажили. Шастун хочет его ненавидеть, всеми фибрами души реально хочет, но видит перед собой виноватые голубые глаза - и злость резко спадает, будто её и не было. И поэтому Антон для себя - дурак. А Арсений всё ещё пидор. Об этом Антон думает почему-то в четыре утра вместо того, чтобы спать. Он вообще стал мало спать по ночам. Видимо, такой период бессонницы. Всё-таки он пережил большой стресс, который не мог пройти бесследно. Парень, не выдержав молчаливого ёрзания по дивану на протяжении нескольких часов подряд, всё же нехотя встаёт, в полутьме нашаривает джинсы и кофту, натягивает их на себя и выходит на балкон покурить. Арсений хоть и говорил, что ему нельзя делать этого здесь, уже несколько раз палил его с сигаретой, но особо не ездил по мозгам, видимо, не желая лишний раз доёбываться. Холодно. Мёрзнет нос. Мёрзнут пальцы. Парень сжимает сигарету и переминается с ноги на ногу в тапочках, желая поскорее выкурить её и уйти обратно. За спиной вдруг открывается дверь, Антон крупно вздрагивает всем телом, не ожидая появления кого-то другого, и роняет сигарету вниз с высоты пяти этажей. - Ты громче, чем слон в посудной лавке, - недовольным голосом заявляет заспанный Арсений, стоя в проходе. Он кивком головы указывает себе за спину. - Минус два на улице, в дом зайди, - говорит негромко, отходит на шаг назад, ожидая исполнения приказа. - Может, я тут пытаюсь прыгнуть, - выпускает наружу колкие иголки, хмурится недовольно, мнётся в метре от учителя, мёрзнет, но упорно игнорирует просьбу. Арсений уже ёжится от холода, проникающего в квартиру. - Тогда тем более вернись в постель, - закатил глаза старший, сбросив всё на юношеский максимализм и отсутствие здорового юмора у девятиклассника. - Что, даже самоубийство мне запрещаешь? - скалится Шастун из вредности, но, выдохнув в сторону, выпуская остатки дыма из лёгких, как обычно делают перед тем, как опрокинуть в себя стопку залпом, всё же заходит внутрь. - Ты сейчас серьёзно? - наконец реагирует учитель, глядя более осознанно и менее заспанно. Щурит свои голубые глаза, хмурится, напрягается от этих слов. Антон усмехнулся, оценив реакцию. - Антон, я очень надеюсь, что в тебе говорит желание разозлить меня, - Шаст фыркает, но не может не согласиться, что все его фразы вызывают рациональную злость у Попова. Он вообще не помнит, когда был с ним искренним. - Забудь, - ответил юноша, стаскивая с себя кофту и бросая её на кресло. Арсений уже разворачивается, возвращается в спальню, но оборачивается в дверях, прожигая взглядом худую спину школьника, обтянутую белой футболкой. - Антон, - говорит негромко, хрипловато, привлекая к себе внимание парня. Тот оборачивается, уже взявшись за пояс джинс, чтоб стянуть их и вернуться в кровать, и ведёт бровью, ожидая продолжения. - Я знаю, что ты даже видеть меня не хочешь, что тебе приходится перебарывать себя каждый день, и что ты даже уйти не можешь, но поверь, я ужасно расстроюсь, если с тобой что-то случится, слышишь? Я... я ужасно сожалею о той ночи. Если кто-то и должен понести наказание - то это я. И если я могу чем-то тебе помочь - скажи мне об этом, - говорит, глядя прямо в глаза, не громко, но и не тихо. Антон слушает, не моргая. Ему эти слова были нужны, если честно, очень нужны. Не очередные извинения, а именно признание того, что Арсений боится, что он что-то сделает с собой, что он ему... небезразличен, что ли.- Хорошо, - только и находит одно-единственное слово в своём словарном запасе, чтоб ответить. - Спокойной ночи, - желает ему Арс перед тем, как закрыть дверь в свою комнату. - Да, тебе тоже, - отвечает на выдохе парень. Антон садится на край дивана и тупо смотрит в пол. Перематывает слова Попова в голове. Анализирует. Бесится с самого себя, что уже не может без этого анализа, но всё равно поддаётся ему. Антон думает, что он та-а-акой дурак, каких свет не видывал, потому что Арсения он видеть хочет. Хочет. Хочет. Хочет. Его голубые глаза, его тёмные волосы, его родинки на шее, его губы. Хочет его слышать и слушать. Хочет вдыхать его запах. Хочет пить какао, которое он ему сварил. Хочет есть еду, которую он в него пичкает, лишь бы в обморок не свалился. Хочет жить рядом с ним. Хочет. Хочет. Хочет быть рядом. А Арсений думает, что ему противен. Наивный. А если говорить обобщённо - то жизнь как-то стала... возвращаться в норму, что ли. Антона понемногу отпускало чувство тревоги, с которым он провёл не один день. Димка с Серёгой всё ещё были милой парой, о которой никто в школе не знал, кроме одного-единственного очевидца. Мама шла на поправку, хоть парень с ней и не разговаривает, потому что не видит смысла и тупо злится от любого свежего воспоминания о ней. В школу пришло распоряжение о нескольких городских олимпиадах, а 9 «А» и «Б» снова сцепились. Все шло своим чередом, только все внутренние органы Антона как будто перемололи на мясорубке и попытались засунуть этот фарш обратно. Но, нацепив на лицо едкую усмешку, он продолжал гордо смотреть этому миру в лицо и с упреком говорить: «Не ожидал, сука? А я всё ещё на ногах». Мысль о будущем переезде поддерживала его, и он старался не думать ни о чём другом. Но не всегда получалось.
ВЫ ЧИТАЕТЕ
Парень из квартиры напротив
De TodoАнтон, прошмыгнув мимо кухни, где началась очередная ссора, выходит на лестничную клетку, садится на пол, просунув ноги между прутьями, ограждающими лестницу, и закуривает. Из квартиры напротив выходит Арсений - их сосед. О нём Антон знает лишь то...