прошел только месяц учебы, а Лиза уже устала; её выводило из себя вставать утром; и еще больше выводило проводить в школе по семь часов стабильно; в те редкие походы в зал, когда она со всей силы могла выбить свои руки до синяков, её попускало; легче становилось и после разгребания мусора на
кладбище; школа же была местом неприятным; холодным; пусть она была почти отличницей и уважала литературу, это не помогало чувствовать себя комфортно; она никогда не общалась с однокласниками. она
не хотела. снова поднимаясь с кровати из-за криков в соседней квартире, она в очередной
раз проклинает все чертово семейство Захаровых; снова их отец разгулялся.
Лиза помнит его еще с детства; большой, с пивным животом и щетиной. хорошо, что у неё отца вообще не было. слышит крики и визги, и встает с кровати от греха подальше — прямо за стенкой в Кристину, кажется, летит что-то бьющееся. Лиза проклинает тонкие стены; Лиза вообще проклинает все, что может.
плетясь в школу, заходит в магазин по пути, покупает булку с холодным чаем;
и, если честно, осенняя хандра накрывает её раньше времени. потому что у неё нет друзей; потому что она может не говорить сутками, потому что ей не с кем. так было всегда, и, казалось, стоило бы уже привыкнуть, но Лизе, с точностью, да наоборот — с каждым годом все сложнее это осознавать.
она молится на какое-то ебанное чудо, потому что так продолжаться не может;
потому что тоже хочется друга;
она никому не нравится и понимать это становится все сложнее.
***
и если Лиза болезненно душится одиночеством, Кристина хочет почувствовать
свободу от круга общения хоть на секунду;
она кривится и морщится; часто даже цокает — её брат все больше с катушек
слетает. пресловутые друзья мысли выражать не умеют; Кристина свои навыки тоже
потихоньку теряет. она бы хотела сказать каково это — но способна сообразить
только «тошно от себя». и больше ничего;
она срывается на неженок, которые косо смотрят, проходя на улице; и
срывается снова, когда видит недовольную физиономию Андрющенко.
потому что и так мерзко;
потому что кажется, что индиго не имеет права выебываться; у неё все хорошо;
и когда она заталкивает ту в пустой кабинет, кажется, информатики, то
переживает больше о целостности техники, чем о её лице;
— Да за что, блять? — Лиза в предистерике; она красная и испугавшаяся, потому
что это впервые не по делу.
к ней Захарова подлетела неожиданно; не так, как обычно. она ничего не
говорила и ни о чём не предупреждала.
— Ебало недовольное с какого хуя строишь? — Кристина останавливается в паре
шагов; Лиза уже вплотную к стенке;
сильная рука упирается в стену по правую сторону от лица; Лиза вздрагивает.
еще секунда и Захарова занесет вторую руку.
она смотрит в голубые глаза, тщетно пытаясь разглядеть: то ли пьяна, то ли
объёбана.
— Ты, ебанная мразь, с хуя страдаешь-то, а? — она придвигается вплотную,
почти в ухо выдыхая, — У тебя же всё хорошо. — успокаивается, даже не рычит;
и спокойно продолжает, — Ты хочешь, чтобы тебя пожалели, или как?
— От тебя мне ничего не надо, — отворачивает голову и отпихивает рукой;
Кристина осаждается, теряя равновесие на пару секунд.
Лиза отходит, а та опрометчиво ставит подножку, и Андрющенко валится на
пол; руки гудят и подбородок подбитый будет;
Кристина выходит, разминая руки; она думает, что, возможно, ей стало легче;
совсем немного.
еще пару дней её греет мысль о разбитом подбородке;
а Лиза отлёживается дома и не может жевать.
впрочем, могло быть хуже.
когда она снова собирается в гребанную школу, то плюет на новую водолазку; и
ей страшно думать, почему она идет в худи.
Кристина собой довольна на все сто процентов; она показала свою силу; этого
должно быть достаточно для того, чтобы прожить еще недельку. в школе пустота — Андрющенко любит приходить раньше всех, сидеть на
диванах, пока кабинет не откроют.
мимо начинают проходить разные группы, по три-четыре человека; они на Лизу
косятся;
потому что она не такая.
она закрытая и мало говорит; ей не о чем с ними разговаривать.
а еще живет не по понятиям.
и если в этом мире так и должно быть устроено, то Лиза не против; пусть её
унижают и оскорбляют, она будет и дальше жить мыслями о поступлении в
университет и новой жизни;
у нее хотя бы есть шанс поступить, так-то.
утыкаясь в телефон и читая очередную книжку, она не замечает пристального
взгляда, изучающе-наблюдающего.
— Привет, у тебя очень классные татухи, — чудо с взбалмошенной головой и
улыбкой во все тридцать два с диким восторгом оглядывает её с ног до головы;
это еще что такое?
с Лизой кто-то говорит?
— Эм, спасибо, — она окидывает взглядом незнакомку: темное каре, шапка-бини
(та ладно, сентябрь?).
— Виолетта, — женщина лет сорока приближается из коридора; слышно её, к
слову, на весь этаж, — почему я должна тебя искать?
— Все, я побежала, — и она машет Лизе.
что это было, черт возьми?
***
звонок на урок прозвенел, все уселись на свои места, Лиза, отвлекаясь от своей
книги, оглядывала помещение;
Захарова на месте.
и она наблюдает.
почему она вообще так много своего внимания обращает на Лизу? Андрющенко
не понимала, к чему столько интереса; и, даже если, как утверждала сама
Захарова, она наказывает её за татуировки, то наказание должно было
закончиться примерно полгода назад. Захарова же ответить бы на этот вопрос не смогла; она не знает.
ей нужно сгонять на ком-то злость, а индиго вроде никогда не против; к тому
же, рот у той открывается часто и не по делу; да и просто так Крис никогда не
бьет. только если выбесит конкретно.
к сожалению, Кристину воспитали так же, как и всех в их семье. она принимает
лишь кентов своего брата, а к себе в компанию берет лишь сильных;
и это не было бы проблемой; если бы это было тем, что она сама хочет.
жизнь Кристины делилась на черное и белое: и в ее жизни либо её, либо она.
а индиго — это просто индиго;
зыркает на всех злостно, шипит, взглядом прожигает; не любит она никого;
может в ней и плюсов-то много, на самом деле: Крис иногда думала, что
дружить с ней было бы удобно.
она тихая и почти не говорит, не действует на нервы и, вроде как, умная.
учительница по литературе всячески привлекает внимание, но класс
успокаивается только при появлении на пороге директора; и он не один.
— Так, одиннадцатый класс, успокоились, — Владимир как-то-его-там указал на
стоящую в пороге девушку, — это ваша новенькая, прошу любить и жаловать,
Виолетта.
— Хорошо, Владимир Сергеевич, — ах, точно. — Проходи, Виолетта.
у Лизы челюсть отпадает, если честно; все тихо стушевались, изучая новенькую;
Лиза исключением не была.
и она идет к Лизиной парте; что, мать твою, за день такой?
— Привет, — с улыбкой присаживается Виолетта, — я же надеюсь, к тебе, типа,
можно подсесть?
Лиза окончательно роняет челюсть на пол; все смотрят в их сторону.
— Да, конечно, — она окидывает Виолетту вглядом уже в профиль, подмечая,
что та очень милая. но старается не пялиться;
— А тебя зовут? — девушка поворачивается к ней вплотную и рассматривает
шею;
— Лиза.
и Виолетта улыбается ей.
— зови меня Вилка.
Лиза узнает, что ту перевели посреди года за плохое поведение, что она хочет
много татуировок и что она очень общительная.
а еще, что живут они почти рядом; и Вилка идет с ней в одну сторону после
школы, и Лиза чувствует это самым необычным из того, что с ней когда-либо
происходило.
— Вообще, моя мама казашка, так что я наполовину казашка, получается, —
Малышенко раскидывает камни ногами и пинает, что попадется по дороге, а
еще ведет себя, будто пропеллер, — о, а у тебя есть телеграмм? Дай мне свой
ник или номер. Ты любишь собак? У меня просто есть собака, Аляска зовут, она
белая.
Лизе слушать интересно; она по-детски улыбается и рассказывает о себе
скромно.
Вилка в восторге, кажется, от всего, что Лиза говорит.
она доводит Лизу до дома и предлагает утром пойти вместе; Лиза не против.
потому что Вилка прикольная и интересная, а еще милая и добрая; и она
веселая.
Лиза заходит домой с какой-то надеждой на то, что всё изменится.
Крис наблюдает за этой картиной из окна лестничной клетки, и её пробирает
дрожью в перемешку с ознобом.
***
— И я ему говорю, мол, я тебе сейчас ебало на жопу натяну, — Крис сидит на
спинке скамейки, вальяжно скрестив одну ногу, — Ну а потом в ебало прописала.
Ибо нехуй, правильно?
— Правильно, малая, так этим пидорам и надо, — компания брата одобрительно
кивает, и все дружно чокаются; Захарову дрожь пробирает, но она этого не
показывает. не позволяет себе.
— Если еще кто захочет у нас на районе в такую хуйню зеленую обмалеваться, я
лично уебу, — подытоживает брат, отпивая из бутылки.
Крис думает, что тому парню, возможно, даже шло. зеленые волосы — это ведь
не признак пидорства?
признак пидорства — это смотреть на неё так, Кристина.
становится холодно, и она говорит, что потопает домой; её никто не
отговаривает — баб ведь не уважают, а, значит, и на присутствие её им по боку;
поднимаясь, вспоминает, что не вернула тональник индиго, хотя уже пять дней
прошло, и фингала, вроде как, не видно.
стучит, снова легко, стены-то все равно тонкие;Лиза, потная и мокрая после домашней тренировки, бежит к двери, в надежде,
что это мама; может, решила проведать?
она искренне надеялась, что мама все-таки заглянет; пусть она и бросила Лизу.
Лиза ведь все равно её любит.
открывает дверь в одном спортивном топе и шортах;
и обе застывают в проходе: Захарова с тональником в руках, Лиза с полотенцем
и стекающим потом;
индиго накачанная. черт возьми, она в лучшей форме, нежели Крис.
это душит.
а еще татуировки ей все-таки идут.
