40° по Валентину

13. Поезда

— Ты мне привези оттуда сувенир какой-нибудь. Не магнитик сраный, знаю я тебя, нормальное что-нибудь, чтоб сожрать можно было.

— Эчпочмак или кыстыбыи? Они не доедут.

Антон в телефоне помолчал, потом произнес:

— Ну привези то, что доедет. Хоть цветочек аленькай, только не магнитик, его мне Калмык обещал.

— Калмык? Он тоже едет в Казань?

— Бля, Вэл, иди, ты на поезд опаздываешь, а мне за Машкиной Боней миску мыть. Давай, удачи, порви там все, кроме своей жопы.

На платформе Валик обнаружил вышеупомянутого Калмыка в синем спортивном костюме с логотипом универа и команду пловцов, в которой тот состоял.

— Ты все равно занят был своими книшками-хуишками, сурпрайз тебе! — Лицо Калмыка, и так всегда довольное, засияло, как смазанный маслом эчпочмак. — Два дня в поезде, Валюха, никакой общаги, никаких тебе родаков! Пива вечером...

— Пива? — рявкнула за его спиной тренерша, сопровождающая университетскую сборную, и сочный эчпочмак превратился в трехдневный баурсак. — Ахметов, ты что там сказал только что?

— Ничего, Мария Евгеньна, говорю, как нажрутся все вечером пива, не продохнуть будет, плацкарт же, — ответил Калмык, и Валик, дождавшись, когда тренерша начнет втирать что-то с заумным видом другому парню в спортивном костюме, сказал:

— Ты, я так понял, не на олимпиаду.

— Не, — мотнул башкой Калмык. — Казань же спортивная столица России, у нас соревнования всероссийские по плаванию и водным видам спорта. Пошли, регистрация началась, двадцать сорок уже.

Калмык определился в четвертый вагон, Валик с преподавателями и еще тремя участниками олимпиады — в пятый, но расстались они ненадолго, потому что поезд только отъехал от станции, а Калмык уже приперся знакомиться с соседями Валика, которых пока не оказалось.

— Сядут на следующей остановке, скорее всего, — пояснил Валик, отправляя маме сообщение, что выехал.

Помедлил и отправил еще одно, с таким же содержанием, Макару, с которым говорили они по телефону о всякой ерунде не больше часа назад: Макар рассказывал про родаков, Валик про папу, который против воли стал «на стиле».