40° по Валентину

2. Гей-эксгибиционист

На «раз» Макар моргнул и уставился на направленный на него причиндал с амуницией в виде пирсинга. На «два» Тихий со словами «ебтвоюмать» выронил свой окурок. На «три» голый долбоеб, который стоял как вкопанный и зачем-то громко считал это вслух, сорвался с места, видимо растеряв все градусы и остатки храбрости, и побежал, перескакивая через подернувшиеся ледком лужи в обратном направлении.

— Это чё сейчас было? — пробормотал Лёха, который, кажется, проглотил свою сигу вместе с фильтром. — Охренеть, извращенец. Видел, как его трясло?

— Видел, ага, — мрачно подтвердил Макар.

Причем рассмотреть успел как следует. Под ярким фонарем причиндал чувака аж сиял на морозе, как ебучая новогодняя игрушка. И только на «два» Макар понял, что смотрит на блестящую серьгу на стояке, словно протянутом к нему в бодром приветствии. Членопожатиями с пацанами он еще не здоровался и не сказать, чтобы собирался. В ступоре Макар так и замер напротив неизвестного элемента, посмевшего махать перед ним своим нехилым елдаком, успел даже отметить ровный подтянутый живот и аккуратно подстриженный лобок, а чуть ниже — жилистые ноги с острыми коленками и имбецильные кеды, как у Рональда Макдональда.

— Ну чё, по ходу, завтра заеду к тебе за компом, — заржал Лёха, а Тихий, лишь подняв голову от экрана смартфона, саркастически фыркнул.

— Ага, щаз. Разбежался.

— Тогда сам беги, догоняй нашего шизика и целуй. Можно и ниже пупка, раз он за шарфом рожу спрятал.

— Ну, Лёх, ты кукухой-то думай, что говоришь! Каким макаром я его теперь найду?

Макар плюхнулся обратно на лавку, раздражаясь, что торчало у шизика, а упало у него. Настроение. А в джинсах заинтересованно приподнялось и уперлось в ширинку его второе «я». Вот только бегать по гололеду за обладателем «Принца Альберта» ему вообще не уперлось.

— Да местный он, — подал голос Тихий. — На нем пальто женское было и больше ничего. Где, по-вашему, он раздевался?

— Кто раздевался? — послышался гнусавый голос Игоря, незаметно подошедшего к ним от пятого корпуса.

— Ты, Игорян! Я тебя сейчас лично раздену и снега в трусы затолкаю, если мы еще хоть на минуту здесь останемся!