О ненависти.

Кто такая Гуди?

Ты так ужасно непривлекательна, что каждый раз, когда я глядела на тебя в классе, мне хотелось разломать свою голову об стену. Хотелось выдавить себе глаза, лишь бы не видеть твоего приторно-милого личика, которое никогда не отражает ничего, кроме позитива и любви ко всему живому. Хотелось всадить в свое сердце тысячу ножей, лишь бы перестать чувствовать тех мерзких слизняков, которые заполнили всю мою душу и тревожили ее каждый раз, когда ты легонько прикасалась ко мне. Хотелось просто пропасть. Упасть в холодные и приятные объятия матушки-смерти, лишь бы не слышать твой мерзкий голос, который звал меня сходить вместе с тобой на ужин. Хотелось всего и одновременно ничего. И всему виной ты.

Ты прокралась, заполонила собой все мое пространство, и сделала все так искусно, что тебе мог бы позавидовать самый редкостный яд, который убивает человека с одного вдоха и совершенно не оставляет следов. Каждый вдох рядом с тобой отдавал редкостной болью, которая смешивалась с побочным эффектом желания обнять тебя покрепче. Хотелось прижать, прирастить тебя к себе, чтобы твои кости ломались об мои, а сама ты никогда бы не хотела уйти от меня. Чтобы наше сердце было одно на двоих, чтоб остановилось оно в один момент, когда мы копали бы могилу для твоего дружка, Аякса. Хотелось чтоб ты рыдала, молила меня не уходить, не оставлять тебя, чтоб ползала на коленях ради того, чтобы быть со мной. Хотела чтоб ты была совершенно точно такой же, как я.

Ты играла со мной, словно я подопытная крыса в лаборатории. Будто не понимала, что я чувствую к тебе. Будто не признавала того, что великая и ужасная, бесчувственная Уэнсдей Аддамс, способна на что-то такое. Сторонилась меня, а твои щеки наливались кровью каждый раз, когда я в очередной раз просила тебя выключить свою музыку для недоразвитых. Испытывала мое терпение, щенок? Что же, оно у меня крепкое. Я была готова ждать столько, сколько нужно, если бы это означало то, что ты была бы навсегда моей. Что ты ни шагу не ступишь без меня, что это будет точно также, как у моих родителей — лобызания на публике, дикая страсть и невозможность быть без друг-друга.

Ты помнишь наше первое объятие, волчица? Как ты вся грязная, промокшая, словно шавка, держалась за меня, в попытке успокоиться. Как я крепко прижимала тебя к себе, а внутри головы думала о том, что не готова тебя отпустить. Но на нас смотрели люди, и я не могла рисковать своим статусом невменяемой Аддамс. Но знай, той ночью, когда ты улеглась в постель и тихо засопела, я держала тебя за руку, чтобы тебе не снились кошмары об этих прекрасных ужасах прошедшего дня. А утром я обнаружила, что рядом с моей постелью лежит новый вязаный шарф, с черно-белыми полосками. Мне было приятно, la mia amore. Думаю, ты и сама это поняла, увидев на моем лице ямочки на щеках, когда я уставилась на тебя.