Гончие Лилит.Виолетта Малышенко

Глава 11

Рассвет – мое любимое время суток. Надежда на лучший день по сравнению с прошедшим. На лучшую погоду, чем была вчера. В конце концов, нехитрая радость оттого, что вчерашний день не оказался последним. Еще чуть-чуть, и над океаном начнет всходить солнце, небо станет румяным и теплым: так бледные слойки в духовке превращаются в ярко-золотые. Тишину наполнят крики птиц. По волнам полетят яхты. Ночные призраки забьются в складки темных штор и карманы развешанных в шкафу мужских рубашек...
Я так и не смогла уснуть. Зато Виолетта буквально отключилась. Таблетка не подействовала: она продолжала гореть и беспокойно ворочаться. Пару раз во сне она начинала искать кого-то, произносила чьи-то имена и порывалась встать и вызвать «скорую». Причем не для себя. Ей явно снилось что-то жуткое.
Я спустилась вниз, покормила собак и выпустила их на улицу, наспех сварила себе кофе. Не мешало бы помыть тарелки и приготовить Виолетте какой-нибудь суп. Хотя, насколько правильно будет оставаться здесь? Если бы сама, заболев, лежала в жару, хотела бы я, чтобы кто-то хозяйничал у меня в кухне, изучал содержимое моих шкафов, перебирал журналы на столике и корреспонденцию? Вряд ли. Я решила ничего не трогать, кроме чайника и пачки кофе. И туалетной бумаги. И ее халата. Захотелось надеть ее халат, хотя бы разочек...
Заварив кофе, я вернулась в спальню с чашкой.
– Ты не должна находиться здесь.
Я замерла на пороге. Лежащая на кровати Виолетта смотрела на меня так, будто не вполне узнавала.
– Почему? – ровно произнесла я.
– Для тебя это небезопасно.
– И что же мне угрожает? – Я вглядывалась в ее лицо, пытаясь понять, она говорит спросонок или со всей серьезностью, полностью проснувшись.
– В каждой комнате сразу за дверью есть кнопка экстренного вызова полиции. Красного цвета. Если что, жми без раздумий. Держи при себе оружие, в ящике стола заряженный «глок». Умеешь пользоваться оружием?
– Нет.
– Достань его, я покажу. Не бойся, он на предохранителе...
– Виолетт, я не хочу прикасаться к оружию, я обязательно прострелю себе ногу...
– Фло, или давай сюда пистолет, или немедленно возвращайся в свой дом.
Черт, кажется, она действительно не шутит.
– Ты, что, поцапалась с местным наркокартелем? – вздохнула я и выдвинула ящик. «Я не планирую уходить отсюда, чтоб ты знала».
Виолетта слабо улыбнулась и взяла из моих рук пистолет.
Пользоваться оружием оказалось так же просто, как щипцами для завивки волос. Снять с предохранителя, сжимать уверенно рукоятку и постараться не обжечься.
– Держи входную дверь открытой, и...
– И что?
– И мне нравится, когда ты носишь мою одежду, – сказала Виолетта, касаясь рукава халата на мне и закрывая глаза.
– Ты хотела сказать закрытой? – переспросила я, но она не ответила.
Я укрыла ее, коснулась волос – темно-русые, слегка выгоревшие на солнце, – провела пальцем по вытатуированному у нее на шее «хвосту ласточки». Как бы мне хотелось увидеть рисунок целиком. Как бы я хотела узнать все, что Виолетта скрывает. Что мучает ее в бреду, кто приходит к ней во сне...
И тут раздался звук дверного звонка.
* * *
Обычно единственное, что меня волнует, когда я слышу звонок к дверь, это количество одежды на мне. Но сейчас, взбудораженная уроком по обращению с пистолетом и зловещим предупреждением Виолетты, я думала только о том, взять с собой пистолет или оставить в комнате. Черт, еще немного, и я стану совать запасные патроны себе в трусы...
Я тихо сбежала вниз, посмотрела в глазок и с чувством облегчения распахнула дверь. На пороге стояла чернокожая девочка с косичками и бутылкой моющего средства под мышкой. Та самая, которую я приняла за девушку Виолетты, – теперь мне даже думать об этом стыдно.
– Привет! Заходи! Говоришь по-английски? Девочка хлопнула ресницами и не издала ни звука.
– Нет? Ну... тогда мы, наверно, сможем общаться жестами... Как я рада, что ты пришла. Хочешь чаю? Чай! – Я потрясла у нее перед носом пачкой ройбуша.
Она медленно кивнула и, прижимая к себе бутылку так, будто ее грозились отобрать, прошла внутрь.
– Она заболела. – Я указала на упаковку таблеток, а потом склонила голову набок, прижав к щеке сложенные вместе ладони. – И спит. Я бы хотела как-то помочь ей, но не думаю, что она была бы рада такому вмешательству. А тут ты! Так что я с удовольствием помогу тебе! Например, могу помыть тарелки. А ты можешь просто сидеть и пить чай.
Девочка оглядела меня с головы до ног и, пожав плечами, взяла с тарелки печенье. Я поставила перед ней чашку чая и взялась за посуду. Забота о Виолетте и ее доме почему-то доставляла мне удовольствие.
– Ашанти, – сказала вдруг девочка. Обернувшись, я увидела протянутую мне ладошку.
– Флоренс, – радостно ответила я. Стряхнула с руки пену и пожала ее ладонь.
Девочка сказала еще что-то, на африкаанс, поставила на стол свою драгоценную бутылку и вытащила рулон разноцветных полотенец из-под раковины.
– Жаль, что ты не говоришь по-английски. Наверно, могла бы многое о нем рассказать, – заговорила я сама с собой. – Ну, например, чем она обычно занимается. Приходят ли к ней какие-нибудь люди. Как часто у нее ночуют девушки...
Ашанти непонимающе улыбнулась, отмотала от рулона ярко-желтое полотенце и принялась протирать кожу дивана – того самого, на котором, будь моя воля, я бы проводила все свободное время в компании Виолетты.
– Обычно она поет или играет с собаками. Чаще всего приходит мой папа, и они играют в покер. Девушки – иногда. Но ты – самая красивая.
Я уронила в раковину чашку и резко развернулась:
– Ты же сказала, что не говоришь по-английски!
– Не припоминаю такого, – лукаво улыбнулась девочка.
– Ашанти!
– Все нормально, Флоренс. Ты же не успела выболтать мне ничего личного, – рассмеялась она.
Я оставила недомытую посуду, налила себе полную чашку кофе и залезла на барный стул со словами:
– Расскажи мне о ней еще! Все, что знаешь. Как давно ты у нее работаешь?
– Год примерно.
«Год в этом доме! Наверняка она знает о Виолетте все, включая ее предпочтения в еде и цвет ее любимых трусов».
– Но сама она приезжает не слишком часто. За последние полгода это только второй раз. И когда приезжает, у моего папы сразу прибавляется много работы.
– А кто твой папа?
– Полицейский.
Я поставила чашку на стол.
– Что ты имеешь в виду? Виолетта хулиганит и ведет асоциальный образ жизни?
– Что такое асоциальный, и кто такая Виолетта? – поинтересовалась Ашанти.
– Хозяйка этого дома – ты зовешь ее по-другому?
– Да. Папа зовет ее миссис Малышенко, и я тоже.
– Малышенко? – переспросила я. И тут же продолжила: – Так почему ты сказала, что у твоего отца полно работы, когда Ви... миссис Малышенко приезжает сюда? У нее, что, проблемы с законом?
– Нет вроде, ничего такого. – Ашанти повернулась ко мне и, понизив голос, добавила: – Просто папа часто уезжает ночью. Присматривать за этим домом.
– Ничего не понимаю. Он присматривает за домом Малышенко не в ее отсутствие, а наоборот, когда та здесь?
– Ага.
– За Малышенко кто-то охотится, что ли?
– Понятия не имею, – пожала плечами девочка. – Но плохо, если так. Мне она нравится. Моя мама сначала ее боялась, говорила, что она с дьяволом спелась– наверно, из-за ее тату. А потом я сфотографировала на телефон ее крестик. Она его иногда забывает в душе, хотя обычно носит. Хочешь посмотреть?
Ашанти достала из кармашка джинсовых шорт потертый «самсунг» и начала искать в нем фотографию.
– Вот, глянь.
Я взяла телефон и увидела фото серебряного крестика на цепочке, лежащего на полке из черного мрамора в ванной комнате. Тот самый, который был на Ви, когда я впервые ее увидела, заявившись к ней ранним утром.
– Классный, правда? Очень красивый. Тут таких не делают.
Я увеличила фото и всмотрелась в гравировку на крестике: «Оливия Малышенко».
– И не темнеет! Серебро всегда темнеет, а этот крестик – нет. Удивительное серебро мисс Малышенко, оно всегда сияет.
«Потому что это не серебро, Ашанти. Больше похоже на платину».
– Так вот, мама увидела крестик, переспросила, точно ли мисс Малышенко его носит, и, как только я подтвердила, сразу успокоилась. И даже предложила готовить мисс Малышенко еду. Говорит, девушки, которые к ней приходят, точно не умеют готовить такую чакалаку, как она.
Ашанти спрятала телефон и продолжила уборку.
– И... много девушек приходит к Ви... Малышенко? – краснея, полюбопытствовала я. – Ну, я имею в виду, встречала ли ты утром...
– Со многими ли она спит? – Ашанти закатила глаза. – Слушай, ну мне же не пять лет. Бывает, что я застаю тут кого-то утром, но они быстро уходят. Не говорят со мной. И обычно их двое или даже трое.
«Зачем спросила?» – зажмурилась я.
– Ты первая, которая одна. Я даже удивилась, – покачала головой Ашанти. – Тут точно нет второй? Только ты и только она?
– Сменим тему? – натянуто улыбнулась я.
– Ой, прости. Вот я тормоз, – закусила губу девочка. – Ты ее подруга?
Ох уж это чувство, когда не знаешь, что ответить. «Да» будет ложью. «Нет» – равнозначно признанию «ага, я девушка легкого поведения».
– Мы просто соседи. Она заболела, и я решила... присмотреть за ней.
– А-а... – Ашанти многозначительно оглядела халат Виолетты, в котором я расхаживала с самого утра. Но ничего не сказала.
Я решила сменить тему.
– Что она любит из еды? Ты не в курсе?
– Да обычную еду. Которую все едят. Чакалаку, брааи, билтонг.
– Что-что? – заморгала я.
– Ну, билтонг! Брааи. Чакалака. Ты с какой планеты прилетела? – изумилась Ашанти.
– Точно не с южноафриканской, – рассмеялась я. – Я из Ирландии.
– А, так ты не местная? То-то, слышу, говоришь как-то странно. Я думала, ты просто немного выпила.
– Расскажи, что это за еда такая, – попросила я. – Интересно узнать.
Девочка села напротив и взяла чашку с чаем, уже почти остывшим.
– Чакалака – это такой гарнир из овощей: помидоры, лук, бобы и еще много всего. Брааи – запеченное на гриле мясо. Тут все едят брааи по три раза на дню. Был бы только мангал и дрова. А билтонг... – Ашанти прошла к холодильнику, вытащила оттуда пакет с какими-то мясными обрезками и потрясла им в воздухе, – это вяленое мясо со специями. Неужели в этой вашей Орландии такого не едят? А что же вы едите?!
– Да почти все, – улыбнулась я. – Кроме чака-лаки, брааи и билтонга.
– Вот это скука, – заключила Ашанти, возвращая пакет в холодильник.
Потом я вытащила из своего чемодана блокнот и принялась быстро листать его в поисках чистой страницы.
– Знаешь, что, Ашанти? Продиктуй мне список всех нужных продуктов, и завтра утром мы с тобой попробуем приготовить что-то, что ей понравится. Поможешь?
– Билтонг уже готовый продают. Брааи тоже маринуют заранее – надо просто купить, распаковать и запечь на гриле. А для чакалаки вот что нужно, записывай...
* * *
Ашанти ушла ближе к полудню, оставив после себя сверкающую кухню и яблочный аромат средства для мытья окон. Я еще раз заглянула к Ви, принесла ей таблетку, стакан воды и прошептала на ухо, надеясь, что она услышит:
– Мне нужно уехать на пару часов, протянешь без меня?
– Нет, – отозвалась она, переворачиваясь на спину и открывая глаза.
Даже в болезни она была чертовски хороша собой...
– Ты голодна?
– Куда это ты собралась? – нахмурилась Виолетта.
– Нужно съездить в магазин. У меня в холодильнике шаром покати, твой тоже пуст.
– Составь список и позвони в супермаркет, они все привезут.
Мне требовались не только продукты, но и то, что не сегодня, так завтра понадобится наверняка: ароматизированный лосьон для тела, хорошее вино, свечи. Я и Виолетта– мы переспим совсем скоро, как только она оправится. Я хотела этого так сильно, как ничего прежде. И будь что будет. Я не считала себя параноиком, но какое-то неясное, тревожное предчувствие говорило мне, что времени у нас совсем немного. А потом мои тайны или ее, а может, все сразу откроются в одночасье, сорвут с нас маски, закружат – и поминай как звали обоих.
– Фло? – Ви сжала мою руку, и я подняла на нее глаза.
– Я съезжу сама, – улыбнулась я. – У меня получится справиться с горкой, не волнуйся. В худшем случае слегка поцарапаю машину о соседний забор. Делов-то. Звони, если что, я возьму с собой телефон.
– Лучше не бери, я испорчу тебе весь шопинг, – буркнула Виолетта. – Фло, не уходи! Ты нужна мне! Жить без тебя не могу!
Я переплела свои пальцы с ее и чмокнула ее в губы.
– Ты такая сексуальная, когда беспомощная. Хоть бери и делай с тобой все что угодно.
Виолетта внезапно перестала улыбаться, слегка потянула прядь моих волос и сказала:
– У тебя десять секунд, чтобы смыться отсюда. Потом, если не уйдешь, я уложу тебя рядом, и ты больше не выйдешь из этой комнаты до утра.
– Вот еще, – вскочила я и, бездарно подражая ее голосу, добавила: – Не хочу, чтобы ты завтра сказала, что я напичкала тебя таблетками, залезла к тебе в кровать и воспользовалась тобой. Мы как-нибудь сделаем это в нормальном состоянии. Ты сама придешь ко мне и сама об этом попросишь. И я не смогу отказать тебе.
И, наслаждаясь выражением замешательства у нее на лице, со смехом выпорхнула за дверь.
* * *
Мне удалось вывести машину из гаража. Я даже вспомнила в точности, как доехать до супермаркета. И даже нашла пункт обмена валюты, где мои доллары превратили в красивые местные купюры с леопардами, буйволами и львами. А потом долго бродила по магазину, присматривая полотенца, свечи и бокалы, выбирая шампунь и крем для тела, укладывая в тележку шоколад, печенье, орешки, вино – все, что можно будет есть и пить прямо в постели, лежа голышом друг на друге. Я еще никогда не чувствовала ничего подобного, меня словно вставило без наркотиков, развезло без алкоголя. Женщина, предвкушающая ночь с той, от которой она без ума, – теперь я знала, что это единственный в мире подвид хомо сапиенс, способный передвигаться по воздуху.
Я оплатила покупки на кассе и получила на сдачу новые купюры – со слоном и носорогом. И еще пригоршню монеток с какими-то антилопами и журавлями. Действительно, зачем помещать на деньгах портреты людей, когда животные настолько симпатичнее.
Потом я зашла в аптеку за лубрикантом. Наверняка у Ви этого добра навалом, но если у нее что-то закончились, то я не желаю остаться с носом. Взяв на сдачу огромную упаковку витаминов для нее и флакон массажного масла с ароматом розы, я едва донесла все это до машины, ничего не выронив. Завела мотор и двинулась в обратный путь.
Машина без крыши, океан, ветер, швыряющий мои волосы мне в лицо... Внезапно меня пробрало до дрожи: все это я уже где-то видела или... представляла?
Хочешь знать, где твое место? В «мерседесе»-кабриолете с откинутым верхом, на скоростной трассе, что тянется вдоль берега океана. В твоей голове – воспоминания о ночи, проведенной с любимой девушкой, в твоем кошельке – пачка долларов крупными купюрами, полуденное солнце отражается в твоих очках, ветер треплет твои роскошные волосы...
– Боже правый... Она знала.
Я еще не провела ночь с Виолеттой, в которую влюбилась, это только намечается, но в остальном Лилит предсказала мое будущее с ужасающей точностью. Сколько времени прошло с момента того пророчества? Чуть больше года – как она и предрекала. И вот я лечу в спортивной машине вдоль берега океана, с волосами цвета дьявольского пламени. Но ведь... пророчества – это просто фантазии! Или мне пора пересмотреть систему моего мировоззрения?
Потея и дрожа от волнения, я загнала машину в гараж и втащила в дом покупки. Срочно к Виолетте! Отнести ей витамины и апельсиновый сок, спросить, что она думает о пророчествах, обнимать ее так крепко, как только смогут мои руки...
Я живо перемахнула через заборчик между нашими виллами, прижимая к себе бумажный пакет с едой и лекарствами, взбежала на крыльцо и дернула на себя дверь. И... дверь не поддалась. Она была закрыта.
А я точно оставляла ее незапертой.
Предчувствие – страшное, головокружительное, недоброе – ударило под дых.
Ви...
Я принялась колотить в дверь и жать кнопку звонка. В доме громко залаяли сеттеры.
– Ви! ВИОЛЕТТА!
Лай резко стих, сменившись повизгиванием, и за дверью послышался отчетливый звук приближающихся шагов. Щелкнул замок, и дверь открылась.
Моя психика была закалена в бесчисленных боях с судьбой. Но когда я увидела человека, распахнувшего дверь, я лишилась дара речи.
На пороге, сунув руку в карман коротких шорт, стояла девушка – с безупречной фигурой, прямым черным каре и огромными карими глазами. Полупрозрачная розовая майка вообще не скрывала черный кружевной бюстгальтер. Скорее наоборот – делала его более заметным. А бюстгальтер в свою очередь весьма условно прикрывал полную белую грудь. Всю правую руку – от плеча до запястья – покрывали татуировки. Так плотно, что чистой кожи почти не осталось. Девушка вскинула красиво очерченную бровь, и мои внутренности затянулись в тугой узел.
Она – не просто мимоходом заглянувшая к Ви подружка, она – некто значимее: соответствует ей, подходит ей, подобна ей. Похожий стиль татуировок, такая же насмешка во взгляде – и собаки, скачущие у ее ног. Патрик и Сэйнт, разом обезумевшие от радости.
– Я Флоренс. Ищу... Малышенко. А вы кто? – спросила я, уже зная ответ на свой вопрос.
Прищурив ярко накрашенные глаза, девушка ответила:
– А я Фиона, любовь всей ее жизни.
* * *
А ведь нам до седьмого оставалось всего одно небо...
Обе банки, с витаминами и соком, были стеклянные. И обе разбились. Бумажный пакет разорвало осколками, таблетки высыпались, сок растекся. Девушка отступила на шаг назад и тихо выругалась.
Я, спотыкаясь, побежала обратно к своему дому, распахнула дверь и рухнула на диван. Не помню, сколько времени пролежала, уткнувшись лицом в подушку, кусая до крови губы – только бы боль физическая на мгновение притупила душевную.
Откуда она – эта сжимающая сердце боль? Откуда эта паника и удушающее разочарование? Ведь мы с Виолеттой познакомились только позавчера. И она уже дважды меня отшила. И кроме пары поцелуев и дурацкого пикника на берегу мне ничего не досталось. О чем я думала?
О том, как уйду от Лилит, покончу с моими темными делишками, переберусь сюда, в Южную Африку, и рожу Ви трех детей? Я в самом деле думала об этом сегодня. В супермаркете. Где-то между постельным бельем из египетского хлопка и винными бокалами...
Чего еще она мне не сообщила, помимо того, что у нее есть девушка?
Она не сказала мне, как тяжело будет, когда придется спуститься с небес на землю. Она не сказала, сколько успокоительного мне придется выпить, чтоб не тронуться. Не сказала, как больно будут ранить осколки разбитого сердца.
Физическая боль может притупить боль душевную. Мне нужна ледяная вода. Много обжигающе ледяной воды. И музыка! Такая, чтоб душа вывернулась наизнанку! И я уже знаю, кто такую исполняет. Те девицы с потусторонними голосами, чьи песни я слушала вчера по заданию Лилит. У них в репертуаре точно найдется такая, которая будет резать без ножа!
* * *
Еще быстрее, еще громче. Пусть дымятся шины и лопаются динамики. Я лечу по дороге с сумасшедшей скоростью и слушаю «Флоренс энд зэ Мэшин».
Снова и снова возвращаюсь в свое детство, вспоминаю, как сидела за пианино, рвала свое желтое платье и плакала, плакала, плакала. Зеленый свет в моих глазах, возлюбленный – в моих мыслях, я снова рву свое желтое платье и плачу, плачу, плачу над своей любовью к тебе...[25]
Наконец я вижу пляж, где Ви вчера так трогательно рассказывала мне о своем прошлом. Жму на тормоз, сбрасываю передачу и скатываюсь по песчаной обочине.
Ты одна из тех, чью душу так трудно спасти, да еще и целый океан у меня на пути...
Как же так получилось, что океан, который всегда меня спасал, и Ви, которая так стремительно меня разрушила, носят одно имя[26]? Как вышло, что отныне я обречена вздрагивать, слыша слово «океан»?
Я выпрыгнула из машины и огляделась. Так и есть. Тот самый пляж. Если захочу, даже найду остатки вчерашнего костра. И отпечатки наших с Виолеттой ног. И следы колес ее кроссовера.
Я не хочу видеть то, что увидела, отменить то, что сделано, погасите свет, пусть настанет утро...
Ну, все, Ванесс. Пора проверить, о чем еще она наврала. Например... в самом ли деле здесь водятся акулы.
Я снимаю босоножки, сбрасываю одежду и иду к воде. Океан неспокоен, он бьется в берега и швыряется пеной. Я высматриваю красные и белые буйки вдалеке: если смогу доплыть до них, а потом вернуться – значит, акул нет. А если не смогу, то...
То кому-то достанется отличная машина. Я оставила ключи в замке зажигания. Телефон – на сиденье. Кто-то играет в русскую рулетку, а я изобрела новый вид игры со смертью. Жаль только, что патент на изобретение некому будет получать.
Ныряю. Тело разрезает воду, как нож. Уже через двадцать метров начинают неметь пальцы на ногах. Волна накрывает меня с головой, промаргиваюсь, отплевываюсь и продолжаю заплыв. Как холодно. Еще одна волна, да какая.
Выныриваю и ищу взглядом буйки. Их нет: вокруг только волны, и пена, и летящая по воздуху водяная пыль. На мгновение меня захлестывает паника, и я ухожу под воду с головой. Нужно вернуться. Пока не унесло течение. Не обязательно умирать, желая себя наказать. Достаточно просто застудить яичники и заработать бесплодие.
Я стала вертеться вокруг своей оси в поисках берега – он превратился в полоску вдалеке – и хлебнула воды, когда рот раскрылся сам собой от изумления. Возле моего кабриолета мигают сигнальными фонарями несколько полицейских машин. Какого черта? Или меня решили оштрафовать за превышение скорости, или кто-то вызвал полицию, обнаружив брошенную на берегу машину. Я стала грести к берегу, но... он не приближался. Меня уносило в океан.
* * *
Дитя побережья, я знала достаточно о рипах – отбойных течениях. Они возникают у берега и направлены в открытое море. За считанные минуты тебя может унести далеко-далеко, и ты, поддавшись панике, утонешь. А ведь выбраться из рипа довольно легко: не нужно пытаться грести к берегу, достаточно просто плыть вдоль него. Совсем скоро поток ослабеет, и море само поможет вернуться. Я поплыла параллельно суше, отказываясь поддаваться панике. Отбойные течения не затягивают тебя на дно, это не водоворот и не воронка – оно просто играет с тобой, унося в море.
Через сто метров рип ослаб, и я направилась к берегу. Доплыла, выползла на песок и упала лицом в подушку из сухих водорослей. В полукилометре от меня виднелись полицейские машины и еще одна, ярко-красная, издалека похожая на игрушечную машину скорой помощи. И тут я сообразила. Они ищут меня!
Задыхаясь и вздрагивая от холода, я побежала к машинам, и чем ближе подбегала, тем отчетливее осознавала масштаб тревоги, особенно когда заметила два скоростных катера в море. Здесь же, на берегу, были не только полицейские, но и спасатели в жилетах, и врачи «скорой», и... черный кроссовер «Ауди», припаркованный неподалеку. Глазам не верю. Она здесь? Виолетта меня искала?
Я подбежала к ближайшему полицейскому со словами:
– Где Виолетта?
– Кого вы имеете в виду, мэм?
– Владелецу черной машины!
– Мы сами ее ищем, мэм.
– Разве она не здесь?
Полицейский подозрительно посмотрел на меня, оценил синеву моей кожи и, указав на «мерседес», спросил:
– Это ваш кабриолет?
– Да, мой!
– Она здесь, – проговорил он в рацию. – Девушка нашлась. Она вернулась к машине. Осталась еще одна.
– В смысле осталась? – хрипло проговорила я.
– Та, которая вызвала нас, мэм, не дождалась береговой службы спасения и поплыла вас искать. Катера ищут ее тоже.
Я опустилась на песок, зажав руками рот. «Ты разрушаешь все, к чему прикасаешься!» Кто-то из врачей набросил на меня плед. Мне начали задавать какие-то вопросы, но я ничего не слышала. Мне сунули в руки чашку с чем-то горячим, но я не смогла удержать ее в руках. Я тупо переводила взгляд с океана на внедорожник Ви и обратно. И тут мой взгляд наткнулся на изящную фигурку, осевшую на песок у черной машины. «Любовь всей ее жизни» вытирала с лица слезы и тряслась от рыданий. А потом наши глаза встретились.
Я сжалась в комок, когда девушка вскочила на ноги и быстро побежала в мою сторону. По ее глазам мне показалось, что сейчас она ударит меня, врежет с размаху по лицу, а потом потребует объяснить, почему ее девушка помчалась сломя голову за мной, как только узнала, что произошло. Ведь она помчалась? Или что там случилось после моего бегства и до ее появления здесь?
И тут она, подбежав, упала на колени рядом и судорожно меня обняла.
– Почему не сказала, что ты та самая... Морковь?! Я молчала, онемев от неожиданности.
– Она просто с катушек слетела, когда узнала, что я тебе сказала! Мне впервые показалось, что она может меня ударить. Я думала, ты одна из этих, которые все никак не оставят ее в покое! Мне так жаль!
– Ты не ее девушка? – задыхаясь, выговорила я и зажала в ладонях две горсти песка – так крепко, что ракушки впились в ладони. – Не любовь всей ее жизни?
– Теперь-то уж точно не любовь, – сникла девушка, закрывая руками лицо. – Я ее сестра.