Во Мраке,Стань Моим Лучиком.

Глава 13

Когда мы поднимаемся по ступеням станции, Лиса завязывает мне глаза. Интересно - для чего? Почему бы мне не смотреть нормально по сторонам?
- Я, вообще-то, знаю, где мы.
- Ты знаешь, где мы, но не знаешь зачем, - отвечает Лиса, ведя меня за руку.
Я мотаю головой:
- Надеюсь, ты не заставишь меня сегодня играть на перроне? А то в тот раз, когда мы с тобой встретились, было ужасно неловко...
Лисп смеется:
- Помню-помню. Разве я могу забыть кота, чье погребение ты собиралась организовывать?
Мы останавливаемся. Мои глаза снова открыты, и я вижу, что стою прямо перед окошком кассы. Фред с улыбкой протягивает мне два билета. Я перевожу взгляд с него на Лису.
- Куда мы едем?
Лиса пожимает плечами и улыбается. Тогда я обращаюсь с тем же вопросом к Фреду. Он отвечает еще более энергичным пожатием плеч:
- Ничего не знаю.
- Ну, Фред... - упрашиваю я, состроив милое и невинное лицо.
- Даже не пытайся, - говорит он, изображая, что закрывает рот на замок и выбрасывает ключ. - Я нем как рыба.
Подходит поезд, который повезет нас навстречу приключениям, не знаю куда. Я так взволнована! Двери открываются, и кондуктор приветствует меня улыбкой до ушей. Раньше, когда я играла здесь на гитаре, мы с ним здоровались, но пассажиром я никогда не была.
- Все на борт! - командует он.
Мы с Лисой заходим. В вагоне почти пусто. Только мы, тусклый свет и стук колес. Лиса указывает мне на пустой ряд:
- Ваше место, мадемуазель.
Я опускаю гитару и проскальзываю к окну. Лисп садится напротив и начинает раскладывать на столике салфетки, бумажные тарелки и пластиковые приборы.
- Весь день ради этого пахала, - говорит она, доставая из рюкзака большой пакет еды из моего любимого китайского ресторана.
Я качаю головой. Подумать только: сколько ей пришлось хлопотать, чтобы устроить для меня этот идеальный ужин! Здесь все мое самое любимое: лапша ло-мейн, курица в апельсиновом соусе, жареный рис.
- Что это было? Ты достала китайскую еду из рюкзака? - смеюсь я. - Ты всегда носишь с собой горячие блюда?
- У нас романтический пикник, - поясняет Лиса, стараясь сохранять серьезное выражение лица, но это ей совершенно не удается. - Внести еду в поезд можно только в рюкзаке.
- Я раньше никогда не ездила на поезде, - говорю я.
- Я тоже.
- Серьезно?
Мне казалось, я одна такое ископаемое! Прикольно, что эта поездка для нас обоих первая. Мы «чокаемся» палочками и принимаемся за дело.
- Знаешь, о чем я часто думаю? - спрашивает Лиса, когда еда почти вся сметена. - Поразительно, что мы с детства живем рядом, но я ни разу не видела, как ты катаешься на велике или, например, продаешь лимонад. Я бы купила у тебя лимонаду!
Сердце мое замирает. О том, из-за чего мы до последнего времени не встречались, мне сейчас совсем не хочется говорить. Хочется просто наслаждаться этим ужином, этой поездкой, этим свиданием. Пусть все как можно дольше остается так, как есть. Но при расставании я ей обязательно скажу. Когда она высадит меня из машины перед дверью моего дома, я сразу выпалю: «У меня редкая болезнь: мне нельзя выходить на солнце. Именно поэтому я встречаюсь с тобой только поздно вечером. Надеюсь, это ничего не изменит в наших отношениях». Вот так. Раз - и все. Без тягомотины. Не могу себе представить, чтобы после этих слов Лиса с воплями убежала, оттолкнула меня или просто перестала со мной разговаривать. Мои опасения не должны оправдаться. Такой хороший человек не может струсить из-за какого-то дефекта ДНК. Ну а сейчас я говорю ей:
- Я не люблю лимонад.
Лиса пристально смотрит на меня, поджав губы:
- Ты ведь знаешь, что я знаю правду, да?
Вот тут я перехожу в режим панической атаки. Ясное дело: это Розэ до неё добралась. Что мне сейчас делать? Сразу извиняться или сначала ждать, когда она подтвердит мои подозрения? Энергично набивая рот лапшой, я пытаюсь придумать, как ей объяснить, почему я до сих пор молчала. Она не заслуживает этого. Она заслуживает, чтобы я была с ней правдива.
Лиса слегка наклоняется вперед, смотрит влево, вправо, потом опять на меня и шепотом говорит:
- Вы с твоим папой действительно в программе защиты свидетелей. Давали показания против гангстеров или что-то вроде того.
Я с облегчением вздыхаю: она просто шутит. Но до настоящего разговора осталось совсем недолго. Не исключено, что он состоится еще до того, как закончится этот вечер. Может, содрать пластырь прямо сейчас - и будь что будет. Реальность есть реальность, ее не изменишь.
- Это не так уж далеко от истины. На самом деле...
Я снова пытаюсь представить себе, как Лиса воспримет новость, и замолкаю. Моя уверенность в том, что она выслушает меня совершенно спокойно, куда-то исчезает. Возможно, она в самом деле скажет: «Все нормально, твоя болезнь не помеха нашим отношениям». Но потом мы начнем встречаться все реже, пока не окажется, что теперь она свободена днем, а по ночам занята. Так закончатся лучшие дни моей жизни.
Я подаюсь вперед, опершись на локти, и зондирую почву. Выдаю половинчатый ответ:
- Моя цель - ты. Мне строжайше запрещено показываться на людях, особенно при свете дня, но я много лет слежу за тобой из укрытия. То есть из своей комнаты.
Проходит секунда. Лисп моргает. Потом улыбается мне:
- Так я и знала! Классическая легенда для свидетеля!
Собрав и выбросив пустые коробки из-под китайских блюд, Лиса садится рядом и обнимает меня за плечи. Поезд едет, а мы смотрим на звезды, проплывающие в небе.
- Так, значит, тебе было пять лет, когда умерла твоя мама? - спрашивает Лиса мягко.
Я часто думаю о том, что случилось с мамой, после того как она попала под машину. О чем она подумала? Увидела ли свет? Спустились ли ее бабушка с дедушкой, чтобы проводить ее на небеса? Придет ли она за мной, когда настанет моя очередь? Или я просто провалюсь в огромную черную дыру? Занавес опустится, и все - меня как будто никогда и не было. Этого я боюсь больше всего, хотя и не могу объяснить почему. Прежде чем покинуть этот мир, я должна оставить в нем след. Чтобы жизнь была прожита не зря.
- Ужасно, - говорит Лиса, прерывая мои мрачные размышления. - Ты помнишь, как это произошло?
Пару секунд я молчу. Смерть мамы мы с папой переживали в общем-то так же, как нынешнюю ситуацию: улыбку на лицо - и вперед. Можно подумать, беда рассосется, если делать вид, что ее нет.
- Главным образом я помню папу. Я смотрела, как он притворяется счастливым, чтобы я была счастлива. А я притворялась счастливой, чтобы был счастлив он. И знаешь, в какой-то степени мы действительно делали друг друга счастливыми. Мы вместе научились тосковать по ней так, чтобы горе не захлестывало нас с головой.
Лиса кивает:
- Да. Мне кажется, вы с твоим папой действительно очень близки.
Я пожимаю плечами, глядя в окно на Кассиопею. Древние греки верили, что она привязана к трону в наказание за тщеславие. Может быть, я тоже заслужила ПК, сделав что-то ужасное, и теперь сижу в заточении в своем доме, в своей комнате, каждый день до захода солнца?
- Да. Временами мне даже хочется, чтобы он знал меня не так хорошо, - говорю я.
Это не совсем правда. Я понимаю, как мне повезло, что мой папа так меня любит и понимает. Но мне не хватает любви и понимания других людей, моих сверстников. Я бы очень хотела тоже поехать осенью в колледж, вместо того чтобы просто смотреть, как чужие вселенные расширяются, а моя сжимается. Мое положение угнетает меня, особенно в последнее время. Недавно я поняла, что из-за моей болезни даже самые близкие люди никогда не будут относиться ко мне как к взрослому человеку. Никогда не перестанут пасти и нянчить меня.
- Ну? Теперь десерт? - спрашивает Лиса.
Я киваю.
- Протяни руки и закрой глаза.
- Только не это! - вздыхаю я, но все-таки выполняю команду.
Лиса высыпает что-то мне в ладони.
- Можешь смотреть.
Это разноцветное драже из такой же пачки, которую Лиса несколько раз подбирала и возвращала мне в день нашего знакомства, перед тем как я убежала хоронить несуществующего кота. Я улыбаюсь.
- Почти приехали! - сообщает Лиса.
Я выглядываю в окно и вижу на горизонте небоскребы Сиэтла. Даже не знаю, чего я ожидала, но это потрясло меня до глубины души: впервые в жизни я приехала в большой город! Хочу увидеть все: и башню Спейс-Нидл, и другие достопримечательности. Любопытно, каково это - жить и работать в мегаполисе, гудящем день и ночь?
- Сиэтл?! Круто!
Поезд останавливается, мы выходим. Куда мы идем, не знаю. Думаю, у Лисы тоже нет определенного плана. Наверное, она решила: «Приедем, а там видно будет. Сориентируемся по ходу». Мы просто гуляем и оказываемся у моря. Здесь все так ново, так интересно! Мне нравится любоваться огнями, которые как будто никогда не гаснут! Честное слово: ничего большего и не нужно.
Улицы вьются бесконечным лабиринтом, на каждом шагу кафе. Я кручу головой, разинув рот. Детям, по-моему, уже пора спать, но многие до сих пор сидят за столиками вместе с родителями. Парни в узких штанах, с хипстерскими усами и бородами попивают кофе, уткнувшись в свои гаджеты. Влюбленные чокаются бокалами с шампанским.
Но что меня особенно поражает, так это количество уличных артистов. В нашем городке я была одна. Здесь, в Сиэтле, чуть ли не у каждого второго какой-нибудь талант. Вот фокусник рвет на мелкие клочки стодолларовую бумажку. Опля! Она опять целая. А вон там, в парке, парни, раздевшись до пояса, танцуют самый крутой брейк, какой я только видела: закручиваются кренделями, вертятся на головах, делают сальто назад, перепрыгивая друг через друга. Попадаются люди, наряженные и загримированные под статуи: что с ними ни делай - и пальцем не пошевелят. Проверено на собственном опыте: мы с Лисой изо всех сил пытались рассмешить Майкла Джексона, выкрашенного серебрянкой, а у него на лице ни один мускул не дрогнул. Мы просто сфотографировались с ним и оставили ему несколько долларов.
Ну и конечно же, здесь много певцов. Причем с прекрасными голосами. Если бы я жила здесь, мне приходилось бы выдерживать жесткую конкуренцию. Наверное, следовало бы радоваться, что я от этого избавлена, но мой мозг сверлит мысль: «Давай! Расчехляй гитару! Покажи, что тоже умеешь дергать струны! Пусть и твоя песня вольется в это многоголосье!» Я вдруг почувствовала себя так, словно оказалась в кругу своих. Среди людей, с которыми можно до рассвета петь, играть, разговаривать о музыке и о стихах. Все это ждет меня здесь!
Мы с Лисой, не скрывая восхищения, осматриваем Олимпийский парк скульптур, Пайонир-сквер и рынок Пайк-Плейс-маркет, куда рыбаки целыми контейнерами свозят огромных скатов, окуней и лососей. Потом находим притулившуюся в уголке старенькую фотокабинку, уютно устраиваемся, и аппарат щелкает четыре раза: мы улыбаемся, корчим рожи, ставим друг другу рожки и наконец целуемся. Лента со снимками появляется через несколько долгих минут, но оно того стоит! Я сразу же присваиваю фотографии.
- Буду хранить их вечно! - заявляю я совершенно серьезно.
Лиса берет меня за руку, и мы идем по какой-то людной улице, а потом по пустынному переулку. Останавливаемся перед ветхим зданием со старомодной маркизой над входом. Никакой вывески, никакой афиши. Ничего не понимаю. Лиса смотрит на меня, улыбаясь от уха до уха.
- Что это за место? - спрашиваю я.
- Твой сюрприз, - отвечает она, подавая вышибале два билета и деньги.
Вообще-то, на двери написано, что вход разрешен только лицам старше двадцати одного года, но верзила не спрашивает у нас документов. Это хорошо. Ведь фальшивых у меня нет, а настоящее удостоверение я оставила дома на кухонной столешнице. И там указано, что мне всего восемнадцать.
- Я думала - Сиэтл и есть сюрприз!
Лиса мотает головой и улыбается еще шире. Мы входим. Она отдает гитару и мой жакет гардеробщице. Другой верзила открывает перед нами следующую дверь. Внутри бухает музыка, вспыхивают огни. Помещение, которое раньше, похоже, было складом, набито зрителями до отказа. А на импровизированной сцене - одна из самых моих любимых групп, играющих альтернативный рок. Потная и счастливая толпа движется в такт музыке.
- Это закрытый концерт! - кричит Лиса мне в ухо. - Я вчера о нем узнала и взяла для нас билеты. Ты вроде говорила, что тебе нравятся эти ребята!
- Еще как!
- Твое первое живое шоу!
- Боже мой! Здесь так здорово!
Само по себе это огромное, продуваемое сквозняками помещение ничем не примечательно, но люди, но атмосфера... Я никогда еще не видела столько разноцветных шевелюр, столько татуировок, столько серег на разных частях тела. Такое ощущение, будто я попала на страницы одного из тех музыкальных журналов, какими я зачитываюсь у себя в комнате. Я нашла родное племя креативщиков. Кто знал, что все эти годы люди, близкие мне по духу, были совсем рядом!
Озираюсь, не веря собственным глазам. Вокруг полно того, чего мне не хватало в четырех стенах, в моем маленьком городке, в моей маленькой жизни! Здесь все подлинное, и это гораздо интереснее, чем те замечательные композиции, при помощи которых мой любящий папа пытался знакомить меня с миром: саванна в подвале или пляж на чердаке, где вместо моря горячая ванна, резиновые игрушки, огромные фотографии чаек, дельфинов, акул и китов. Сейчас же, не сходя с места, даю себе клятву хвататься за все, что предлагает жизнь. Больше я ни дня не буду заложницей болезни.
Мне становится ясно: я не только с Лисой должна поговорить. Я уже давно должна была поговорить с отцом, причем очень серьезно. Теперь я знаю, что мне доступно гораздо больше, чем я представляла себе до этого вечера. Может быть, даже настоящий колледж вместо лекций онлайн. Как говорится, была бы воля, способ найдется. А воля у меня железная.
Пока я обдумываю грандиозные планы, наслаждаясь картинами и звуками этого потрясающего места, Лисп пробирается сквозь толпу, таща меня на буксире. Лавируя, как опытная лоцманка, она отыскивает лазейки между людскими островками, куда можно проскользнуть. Так мы вскоре оказываемся прямо перед сценой. Пришлось потихоньку подвинуть целую кучу народу, но никто ничего не заметил, и никто на нас не наезжает.
Сияя, оборачиваюсь к Лисе. Она кладет руки мне на бедра, и мы танцуем что-то вроде школьного танца, который она показывала мне на вечеринке, только еще круче. Вокруг все меняется, как в калейдоскопе, но вижу я только Лису. В этот момент больше никто и ничто не имеет для меня значения.
Под следующую взрывную рок-композицию все начинают прыгать. Разношерстная толпа подчиняется единому ритму. Мы с Лисой тоже скачем как ненормальные. Я наэлектризована музыкой и энергетикой этого места. Я никогда не ощущала такой остроты жизни, и мне внезапно становится ясно, что это, может быть, уже не повторится. Нужно сохранить в памяти все до мельчайших подробностей. До последней секунды.