Найти дорогу домой

26

Питер пытался уснуть, но это было очень трудно. Даже если бы он спал в своей постели (а он не спал, поскольку, по словам его чрезмерно заботливых родителей и доктора, ему не разрешалось покидать мепункт), Питер сомневался, что смог бы заснуть. Не с нависшим над ним зловещим чувством отчаяния.  Питер понятия не имел, что со всеми происходит, но что бы это ни было, это было нехорошо. Питер мог сказать, что это давит на них. Все в башне продолжали посылать ему эти ужасные, сочувствующие взгляды, когда думали, что он не видит их.

Они что-то знали.  Что-то плохое.  И они не сказали ему. Это не предвещало ничего хорошего. Ни капли.  И если присутствия в башне было недостаточно, реакция его родителей и тёти вокруг него была ещё хуже. Они смотрели на него так, словно видели его в последний раз. Что, судя по тому, как ухудшалось его здоровье, вполне возможно.  Сегодня его мама пришла в медпункт, села рядом с ним и научила его вязать. Он сделал довольно небрежный шарф, но Пеппер смотрела на него так, словно это была лучшая вещь, которую она когда-либо видела. Питер дал ей его в подарок, и её глаза наполнились слезами, она крепко обняла парня, прижавшись мягкими, но водянистыми, поцелуями к его макушке, прежде чем отпустить его. Потом она долго смотрела на него.  Когда его отец вошёл, чтобы освободить Пеппер от ее положения «няни Питера», она нахмурилась и обняла Питера мёртвой хваткой (слишком рано?), прежде чем быстро выйти из комнаты. Пит сделал вид, что не видит слёз в её глазах. Ради них обоих.  Тони пододвинул стул, убедившись, что он находится как можно ближе, не находясь с ним в постели, и начал рассказывать ему о проектах, над которыми он работал. Питер ценил чувство нормальности, которое оно ему давало, даже если оно было вынужденным.  Казалось, всё шло хорошо, пока у Питера не начался приступ кашля. Тони запаниковал, не зная, чем помочь, в то время как Питер наклонялся и кашлял, пока красные капли крови не брызнули на плитки. Лицо его отца резко побледнело, и он прижал Питера к своей груди, отказываясь отпускать его даже после того, как кашель давно прошёл.  Питер смирился с его объятиями и прижался ближе, чтобы устроиться поудобнее. После напряжённых пяти минут Тони расслабился и продолжил свой рассказ. Питер закрыл глаза и позволил усталости увлечь себя, в то время как Тони крепко держал его.  Питер был едва в сознании, когда Тони уложил его обратно в кровать, но он всё равно услышал приглушённые рыдания, вырвавшиеся изо рта мужчины. Какая-то часть Питера хотела утешить его, но эта часть была быстро погребена под изнурительной усталостью, которая приближала его ко сну.  Он чертовски устал.  Он не хотел думать, почему.  Когда волны забвения отступили ровно настолько, чтобы Питер мог говорить связно, он услышал, как его отец глубоко вздохнул и поцеловал его в лоб, прежде чем прошептать зловещие слова, которые с тех пор не давали ему уснуть.  — Я боюсь, — сказал он. Его голос был подавленным, каким Питер его никогда раньше не слышал. По его позвоночнику пробежали мурашки. — Я не могу потерять тебя, Питти. Я только-только нашёл тебя и стал понимать. Но я... я не знаю, что делать. Я не знаю, как тебя спасти... Мне так жаль, малыш, так жаль.  Эти слова затронули его до глубины души. Ещё никогда Питер не слышал в его голосе такой беспомощности. Это приводило его в ужас.  Что такого он знал, чтобы его голос был таким?  Прошло почти два часа с тех пор, как Тони ушёл, не зная, что Питер всё ещё не спит, и мальчик не мог поддаться сну, который ускользнул от него. Питер так устал. Он был уставшим. Он был совершенно измотан, но не мог заснуть.  Часть его боялась спать, потому что он не знал, проснётся ли.  Что Тони имел в виду под этими словами? Неужели он действительно думает, что Питер умрёт? Он уже прошёл через изматывающие эмоции, связанные со смертью, и Питеру нравилось думать, что теперь он полностью отошёл от всего этого, и всё же... И всё же...  И всё же он был здесь, бодрствуя, с бешено колотящимся сердцем при мысли о том, что его сын умрёт. Когда это закончится? Когда он примет то, что грядёт, и просто насладится тем, сколько времени у него осталось? Примет ли он когда-нибудь это?  Питер перевернулся на бок, глубже зарывшись лицом в подушку.  Он просто хотел спать. Он слишком устал, чтобы ломать голову над ответами на эти вопросы.  И кто-то, казалось, услышал его молитву, потому что несколько мгновений спустя он был в блаженном неведении, погружаясь в сон.  — Отвергнуть его. — холодный голос вызвал дрожь в его маленьком теле.  Он не хотел этого... Пожалуйста... Он знал... Он знал, чем это закончится...  — Держать его. — приказ был едким, и он закричал от боли, когда хватка на его шее сжалась слишком сильно и заставила его сесть в кресло.  — Нет, нет, нет, нет... Нет, нет! — воскликнул Питер, пытаясь отбиться ногами. Он не хотел инъекцию... Пожалуйста...  — Молчать. — рявкнул всё тот же холодный голос. Рот Питера закрыли слишком неожиданно для него, и его руки напряглись, пока разум боролся с приказом.  Игла резко блеснула на фоне яркого света, и он посмотрел на неё со страхом. Слеза скатилась по его лицу.  — Не отвергай этого, — сказал доктор с маниакальной ухмылкой.  Питер закричал.  Питер резко вскочил, его дыхание стало прерывистым, когда он пытался успокоиться и взять себя в руки. Он судорожно вдохнул, борясь с нарастающей истерикой, и свернулся в клубок.  — Почему? — прошептал он себе. — Почему это всё ещё происходит?  Питер вдохнул через нос только для того, чтобы снова задохнуться. Он выкашлял жидкость, хлынувшую в лёгкие, и поморщился от испачканных простыней.  — Проклятье. — пробормотал он, поднеся руку к носу, останавливая кровотечение.  Питер поднялся на ноги, не обращая внимания на дрожь в ногах, и побрёл в ванную. Он схватил комок туалетной бумаги и скомкал его в небольшой шарик, прежде чем засунуть его себе в нос. Затем он посмотрел на пятно крови на простынях и с сожалением вздохнул.  Он ничего не мог сделать, чтобы помешать родителям найти его.  Они не собирались быть счастливыми.  Питер с раздражённым фырканьем провёл руками по волосам, перед тем как подошёл к стулу у кровати. Так много для сна на некоторое время. Даже если из его носа не потечёт фонтан крови, Питер сомневался, что сможет заснуть после этого кошмара.  Питер вздрогнул, несмотря на то, что ему было жарко.  Он нервно постучал пальцами по подлокотнику, прежде чем решил, что это только усугубляет его тревогу. Вместо этого Питер наклонился и вытащил рюкзак из-под больничной койки. Потребовалось некоторое время, чтобы убедить Тони оставить его здесь, но Питер был благодарен, потому что, по крайней мере, теперь у него было чем заняться.  Пока он рылся в нём в поисках, чем бы заняться, его пальцы задели твёрдый переплёт блокнота, который он получил от доктора Стейси. После недолгих раздумий Питер вытащил красный блокнот и положил его на колени.  Он вынул карандаш и открыл блокнот на первой странице. Затем он посмотрел.  Что он должен был написать?  Он остановился на описании яркого кошмара, который ему приснился. Его руки тряслись всё время, пока он писал, и вскоре его карандаш сделал глубокие борозды на бумаге. Питер прикусил губу, слёзы выступили у него на глазах, когда вспышки ослепили его.  Что происходило в этом кошмаре?  Был ли это вообще кошмар?  Это казалось почти воспоминанием. Чувства, которые он испытывал в них, были слишком яркими, чтобы их можно было придумать. Игла выглядела такой знакомой, что чем дольше Питер думал об этом, тем больше в его мозгу дёргалось дежавю.