Я прижала сильные свои руки к мокрым глазам, из которых прозрачной дорожкой бежали крупные слёзы. Слёзы эти сами решили покинуть глаза, как будто даже они узнали в этой девочке моего давнего идола...
Схожи они были даже именем:что ученица была Ариной, так и идеал мой давний тоже.
Называть свой идеал я буду Риной, как в те времена, а ученицу- Ариной, или, более грубо, Юрчеренко (её фамилия звучит именно так)
Рину я узнала будучи ещё совсем глупым ребёнком, мне было всего 8. Сидя на деревянной скамейке среди школьных, долгих коридоров увидела высокую девочку, которая своими цепкими,истощёнными руками быстро рылась в кожаном портфеле. На весу это делать было, скорее всего, не очень удобно, поэтому уже тогда в моих глазах идеальная девочка присела на ту же лавку, что и я. Как бы я не пыталась выговорить что-то, мою челюсть не отпускало чувство страха, а сердце не хотело сбавить бешеный ритм.
Найдя то, что должна была, Рина подняла на меня свой внимательный и прожигающий изнутри взгляд. Глаза её разноцветные были глубокие, словно Байкал, а зрачки были похожи на чёрную дыру.
Левая зеница Рины была малахитовая, и малахит этот будто грели лучи весеннего солнца. Солнце это окружило большой, круглый зрачок, который становился то меньше, то огромнее.
Правая зеница- точно летнее тёплое озеро, на котором, словно на зеркале, отражались ослепительные лучи солнышка. Зрачок уже не менял своих размеров, а постоянно был большим, и таким же чёрным, как летнее чистое небо ночью.
Что-то меня зацепило в её хрупком, как хрусталь, голосе, но в то же время таком монотонном и громком... С того самого школьного дня мы стали дружить, и Рину ничуть не смущала разница в возрасте.
Повторюсь, мне было 8, а ей- 13.
Я помню очень отчётливо, как мы с Риной сидели на нагретом солнцем большом камне, смотрели на цветы и солнце, а Рина писала что-то в своём старом блокноте, листы которого уже пропитаны старостью и такой же древней печалью. Помню и то, как чётко и аккуратно она писала чернилами на коричневых толстых страницах, выводя каждую букву, каждую запятую и каждый восклицательный знак.
Я помню наши прогулки перед сном, утренние встречи под завесой сильного тумана, блеск тонких, идеально начищенных линз её очков, которые она брала у своей мамы.
Однажды я встретила Рину в школьном дворе, она одиноко сидела на лавке.
-почему ты сидишь тут одна?- спросила я, присев рядом с ней.
-я ждала тебя, чтобы пойти кое-куда с тобой,-начинала Рина с улыбкой. -это место тебе очень понравится!
Я не любила ходить в незнакомые места, но с Риной ходить я могла хоть в другой город, ведь именно с ней мне было уютно и нестрашно. Но она никогда не водила меня в какие-то дальние, утаённые от всех места, но этот раз стал исключением. Мы шли около полутора часа. Путь был странным: мы зашли за школу(а за ней не было домов, только деревья, между которых распологались узкие тропинки), а после пошли по самой узкой, крайней тропинке, уходящей в самую глубь этого неизвестного мне места.
Моё платье цеплялось за длинные ветки, листья хлестали меня по лицу, я падала об гнилые брёвна, которые встречались на каждом шагу. Рина была удивительно молчалива и бесчуственна, не останавливалась, когда я падала, не держала ветви с листьями, чтобы они не хлестали меня по лицу. Тогда она казалась мне очень пустой и грубой, точно каменной.
Через полтора часа такого болезненного и неудобного пути, мы пришли на место назначения. Рина вдруг раздвинула длинные, худые ветви большой ивы, и свет яркого апрельского солнца хлынул мне в лицо. Зажмурив глаза, подойдя ближе к Рине, я увидела реку. Это была обычная река, но она была невероятно чиста, вода была чуть ли не прозрачной, течение юркое и быстрое; прохладная водичка блестела серебром на солнце, переливалась, от солнца на воде появлялись словно серебряные водяные звёздочки, меняющие своё место положение.
Я стояла между ветвей, держа их руками, рассматривала чистую реку, слушала мелодию птиц, а подруга моя в это время присела на колени у самого края берега, где уже кончалась молоденькая травка, и набирала в согнутые ладони прозрачную воду.
Вода журчала, капала крупными каплями на рубашку Рины, и умывала её симпатичное лицо. Вокруг неё раскиданы были маленькие солнышки на зелёных стебельках- одуванчики. Они словно питались апрельским солнцем, охлаждались прохладным, но умеренным ветерком.
-подойди сюда...- позвала меня Рина, вновь намочив лицо водой.
Я подошла ближе. Ариша(так часто называла Рину её мама, поэтому такая формулировка очень уместна) похлопала рукой по траве, дабы приглашая меня сесть рядом, что я и сделала. Трава была тёплая, хорошо нагретая солнцем.
Рина вытерла руки об свои брюки, положила подбородок на колени, и тихо сказала:
-знаешь, почему эта река не течёт в городе, а течёт здесь?
Я отрицательно помахала головой.
-потому что она не хочет видеть людей. Ей хорошо здесь, наедине с природой. Она чувствует, что люди будут её обижать, а здесь никто её и не тронет.
Просидев минуту в тишине, она продолжала:
-Эта речка похожа на Южный Буг. Южный Буг- моя любимая речка. Отдам многое, чтобы вновь искупаться в ней, попить воды из неё.
«Южный Буг?Что-то знакомое...»- подумала я, и, чтобы не продолжать игнорировать слова подруги, сказала:
-мы на географии проходили эту реку. Она... Она течёт под Москвой?
Рина усмехнулась, но улыбка быстро исчезла с её лица.
-москвичи и реки такой не знают. Южный Буг течёт в Николаеве, да и не только. Хорошо ты географию знаешь, Лен.
Я смутилась, посмотрев на речку. Рина в это время достала из своей сумки, висящей у неё на плече, свой старый блокнот, начала что-то писать в нём.
Ох, как же меня злил, но как же меня интересовал этот чёртов блокнот! Что же скрывала от меня Рина, что не скрывала от этого блокнота, какие её секреты не знала я, но знал этот блокнот. Ариша постоянно что-то писала в нём, никогда не показывая мне. Этот блокнот постоянно лежал у неё в сумке, и мне не было дозволено трогать его. Почему? Признаться честно, я до сих пор об этом не узнала.
После этой прогулки Рина стала очень грубой и закрытой, а открывалась она только блокноту. Писала в нём что-то, зачёркивала, рисовала, обводила, ставила знаки.
Помню, что удалось мне открыть только первую страничку блокнота, на которой были нарисованы звёздочки, а вокруг такого хоровода звёзд нарисована река, на берегу которой таблички с такими надписями, как: «Одеса», «Миколаїв». В самом верху листа было аккуратно обведена надпись:«Південний Буг». А в самом внизу страницы, аккуратным, но очень мелким почерком, было написано:«скоро я увижу тебя, моя любимая река. Мне осталось...»
С того момента я старалась хоть мельком заглянуть в этот блокнот, но ничего не получалось. Рина с каждым днём становилась всё бледнее и грустнее.
Когда Рина заканчивала свой последний год в школе, она как бы нехотя сказала мне, что собирается стать учителем русского и литературы.
«А почему именно эти предметы? Ты же понимаешь и другие... Ну... Биологию какую-нибудь...»
На мой нечёткий вопрос и испуганный, всё ещё наивный и детский взгляд она ответила лишь одно скупое предложение:
«моё сердце лежит только к этим предметам, Лена.»
Закончив утверждение, она молча ушла, проведя длинным своим пальцем по глазу, из которого потекла большая слезинка. Шла Рина так быстро, что даже тёмные её волосы сумели гордо развиваться.
Как сейчас помню, это случилось в субботу. Так получилось, что в воскресенье Риночка с семьёй должна была уезжать по "личным" делам. Я верила только её словам, а не лжи окружающих, которые гласили, что моя лучшая подруга смертельно и неизлечимо больна.
Маленькая я лишь думала, что всё моё с Риной окружение - задиры и жалкие лгуны, которые стремились сделать нам больно.
Но думать иначе я стала только держа в руке алую гвоздику.
Погибла Рина, значит, с такой же сильной болью, погибло моё детское сердце. Оно уже не билось с такой смелостью и надеждой того, что мы сможем погулять с Риной, глаза мои совсем потухли, ведь горели они только тогда, когда видели перед собой её облик.
Это чёрное пятно навсегда засело в моём сердце. Росла душа, росло и пятно. Оттереть сердце от него я не могла, да и делать это мне было стыдно. Стыдно было перед живущей теперь на облаках Риной.
После гибели Рины всё тепло её объятий совсем остыло, а звонкий смех мой с её шуток навсегда замолчал.
«если ты хотела быть учительницей, то я тоже ей стану. Лишь из-за тебя, Рина, лишь из-за тебя...»
Я помню наши прогулки перед сном, утренние встречи под завесой сильного тумана, блеск тонких, идеально начищенных линз твоих очков, которые ты брала у своей мамы.
С этими словами, теребя в руках маленькую старую фотографию моего самого первого идола,я закончила педагогический.
«Теперь я строгая учительница русского и литературы, почти такая же, какой хотела бы быть ты, Риночка...»
С этими словами я получала грамоту с надписью «Учитель года», и даже тогда, будучи уже совсем не маленькой девочкой, я верила, что ты смотришь на меня с небес и наблюдаешь за мной.
«Сегодня я выпустила свой 11 класс. Они твои ровесники, Рина. И вот печаль, никто из них не такой искренний и добрый человек, какой была ты, Риночка»
Вытирая такие же большие слёзы, которые я вытираю сейчас, я выпустила свой класс.
На тот момент я стала ещё более взрослой, но душа моя утверждала, что Рина на небесах сохранила свой юный облик и возраст, и уже никогда не перешагнёт на год вперёд.
И вот, прошло с момента нашего знакомства уже 48 лет, а я только сейчас встретила твою маленькую копию.
«Вот она, всё та же Рина, стоит в моём кабинете, говорит с другими, весело смеясь, взглядом бегая до до меня, то до своих друзей. Это точно её копия, её зеркальное отражение. Такая же милая, высокая, чернявенькая девочка...»
Юрчеренко стояла возле доски, вокруг неё столпилось около 5-ти человек, с которыми она вела уверенный диалог, сопровождающейся громким смехом как и Арины, так и её собеседников.
Одета она была в чёрные брюки, длина которых достигала её выпирающих косточек на ногах, белую рубашку, которая весела на ней, словно на колу; обута была в чёрные, туго завязанные кеды.
Короткие, тёмные и слегка кудрявые волосы, локоны которых падали на её плечи, были невероятно густые и благолепные.
Чернявенькая украинка (я поняла её национальность по окончанию фамилии и по её одесскому говору) нередко смотрела на меня пристальным взглядом, а после-заливалась смехом.
Было ясно, что смеётся она лишь из-за моего внешнего вида, но её пленительная красота и сходство с моим давним идеалом не позволяло мне совершить ни единого действия, назначенного против неё...
Стоило лишь прозвенеть громкому, раздражающему звонку, как Арина кинулась на своё место, ловко обойдя мимо меня.
Юрчеренко сидела на третьем ряду, на второй парте, рядом с ней сидел высокий кудрявый мальчик. Было видно, что они дружат:с ним Арина больше всего проводит времени на переменах, и заметно было то, что у них общие интересы.
Два раза тихо хлопнув в ладоши, адские дети, казалось, стали райскими. Нужно было начать знакомство с новым классом, представиться, узнать их имена, а уже потом начинать очередной урок.Но эти правила я не соблюдала никогда, поэтому сразу начала нужный урок русского языка.
Я заслуженный учитель, долго работающий в школе, никогда не испытывающий дискомфорта и стыда во время проведения урока. Но этот урок- самое первое моё исключение по этому поводу.
Сильно дрожали мои руки, часто моргали испуганные непонятно чего глаза, ноги казались ватными. Куда только мне стоило посмотреть, лучше всё равно не становилось.
Но чёрт меня дёрнул посмотреть на третий ряд, и этот же демон дёрнул посмотреть на вторую парту.
Не могла я оторвать глаза от внимательно слушавшей меня Юрчеренко... Сидела совсем без движения, внимательно смотря мне прямо в глаза, положив ладонь на свою слегка румяную щёку. Локоны густых волос свалились на её плечи, а глаза часто моргали, рассматривая меня с ног до головы. Украинка рачительно меня слушала, и всё также рачительно разглядывала.
Мальчишка, сидевший с ней рядом, слушал совсем не так чутко, стараясь отвлечь подругу, но все его действия были безуспешны.
40 минут урока пролетели словно 40 секунд. Уж слишком я увлечена была разноцветными очами, так заинтересованно слушающими меня.
Дети быстро повставали со своих мест, повесив тяжёлые портфели на свои ещё детские плечи.Но моя Арина было совсем не такой: аккуратно и бережно она сложила книжки в портфель, а после быстро застегнула его. Её друг, которого, как выяснилось, звать Денисом, терпеливо её ждал, чтобы они вместе вышли из класса. Закончив маленькое дело, девочка негромко сказала Денису «Пошли скорее, а то географ орать будет!». Было видно, что украинка полюбила далеко не всех учителей уже во время линейки, где мы все старались натянуть улыбки. Мне даже казалось, что Арина обладает отличной интуицией, которая её не подводила ещё не одного раза.
Друг лишь кивнул головой, бормоча что-то на ухо Арине, на что не получил никакой ответной реакции, а лишь лёгкий удар по своему сильному плечу.
«я не могу её вот так отпустить, ничего даже не сказав...»- с этой нелепой мыслю я начала недолгий диалог:
-Юрчеренко, останься на минутку, пожалуйста,
Реакция Арины была точно такой же, какую я и ожидала:девочка поручила своему товарищу идти, под предлогом, что вскоре его догонит, а сама задержится.
Мальчик вяло вышел вон.
Ученица излишне дрожала, словно очень боялась замечания от меня в её сторону.
-Арина, всё хорошо, я не хочу сделать тебе замечания!
После моих слов ей заметно стало легче:украинка переслала дрожать, стараясь больше не отводить от меня свой благолепный и чуткий взгляд.
-наоборот, хочу тебя похвалить, ты так внимательно меня слушала... Меня очень радует твоя чуткость к предмету, Арина.
-да бросьте, просто меня очень достал мой класс, не дают слушать внимательно. А вы, на самом деле, не такая строгая и скучная, как мне казалось до урока...- неуверенно, но в тоже время так чётко ответила Арина, время от времени отводя взор прочь от меня.
Положив руку ей на плечо, я почувствовала холод её плеч, которые всё ещё слегка тряслись.
Чувство, будто передо мной чёрненький котёнок, который дрожит вовсе не от холода, а от страха к людям. Ему кажется, что все люди вокруг- обманщики и безжалостные садисты, и думает он так лишь из-за своего неудачного опыта.
Подарив ученице чувство воли, я проводила её взором. Мне хотелось наблюдать за ней вечно, видеть каждое её действие и слышать каждое её слово...
.
