«Золотая Лилия»

Упокой душу мою..

«...Месть - это блюдо, которое подают холодным. Порой в буквальном смысле..
И не всегда смерть значит, что не придётся платить за содеянное..»

Гулко лязгнула дверь, и вместе с ней задрожали на фетилях тусклые огоньки восковых свечей, тут же потухнув. Кэйя мог даже не пытаться биться в неё, долбить всем, что только под руку попадётся, ведь как только в церкви повисла тишина, за дверями послышался лязг чугунного замка.

—Твари,—шипя, он шарахнул по двери больше от жгучей обиды, даже не обратив внимание, как боль заныла в стопе. Деваться было некуда.—Побойтесь, сука, бога!

И ведь люди знали. Всё прекрасно знали, но оставили его один на один с этим "нечто". Хтонь, нёх.. Да какая уже разница, когда спасения нет даже в храме господа?

Потому что нечисть не приходит без приглашения, какой бы святой не была земля. Ей без разницы, пока человек сам не совершит глупость, и не протянет ей руку, завлекая за порог. А они мало того, что "пригласили", так ещё и сами втащили гроб с покойным колдуном.

Каблуки гулко стучали о старые половицы, пока Кэйя вновь разносил святое пламя по свечам. Загорая звёзды у икон святых, что грозно смотрели прямо в душу, и будто зная. То, о чём мать панского сына догадалась сразу, стоило только Альбериху увидеть его лицо.

Черты приятны глазу: ровные, без изъянов, и ныне застывшие в умиротворении. Кажется лишь, что Альбедо просто уснул, пока собранные в венок из ромашек волосы обрамляли бледное лицо, а сам он покоился в самом настоящем чёрном гробу, укрытым полевыми цветами.

Кэйя подойти боится. Его пугает каждый шорох, каждый скрип, пока в кадиле тихо потрескивает ладан. «Не спасёт»,—хмыкает голос на задворках сознания, а Кэйя шлёт его трехэтажным матом, окуривая пространство. На войне все средства хороши, и сейчас для него это особенно важно.

—Убереги Господь душу твою,—в очередной раз слетает с уст Альбериха, и стоя рядом с гробом взгляд кидает неосторожный на Альбедо.

Настолько случайный, что явно не ожидает, что мальчишка будет смотреть на него в ответ двумя мёртвыми, потухшими омутами.

Внутри что-то ёкнуло, заставив нелепо отступить к трибуне, чуть было не опрокинув её с грохотом. А из гроба тихо что-то похрустывает, ни то сухоцветы, ни то суставы коченевшего покойного. И от вида того, как вздымаются над ним бледные ладони, и как Альбедо пытается подняться, Кэйя судорожно хватается за мел в кармане.