Свой выбор

13 Дом

 Гарри не знал, чего ожидать от настоящего волшебного поместья. Но после переноса несколько мгновений ему оказалось совсем не до наследия и дома предков — если эльф перенес мальчика легко и незаметно, то перемещение портключом принесло волну неприятных ощущений. Гарри будто пропустили через какую-то узкую трубу, закрутили, а после выплюнули. Да так, что Поттер банально свалился на брусчатку перед высокими коваными воротами.       Прошло не меньше минуты, прежде чем мальчик смог отдышаться и собрать в кучку глаза. А встал он, цепляясь за холодные прутья.       — Какой отвратительный способ транспортировки, — прошипел мальчик. — Так каждый раз или только с теми, кто делает это впервые? А каминная сеть? Аппарация? При этих способах тоже едва не выворачивает? Или я особенный? Надо разобраться.       Покачав головой и отложив мысли об этом на потом, Гарри отыскал в чемодане нож и осторожно надрезал ладонь, чтобы тут же прижать ее закровившей раной к гербу на стыке кованых створок.       С секунду ничего не происходило, а потом по гербу прошла трещина, и створки скрипнули, отворяясь вовнутрь. Мальчик огляделся, прежде чем переступить границу и ощутить на себе мягкое, но решительное давление защитной магии мэнора.       Гоблин ничего не говорил о том, где именно находится поместье, но мальчик не увидел ни других домов, ни даже огоньков вдалеке, лишь скрытые сумерками холмы и поля. Видимо, владения Поттеров располагались в каком-то уединенном местечке.       Пусть сумрак и не таил в себе ничего опасного, Гарри предпочел углубиться в странноватый прохладный туман, скрывавшийся до этого за коваными воротами. Туман явно был магическим, потому как не вытекал за пределы поместья, покачиваясь рядом с границей, и тяжелым покрывалом опустился на плечи Гарри, обнимая со всех сторон, а не рассеиваясь. Тяжесть была неприятной, тягучей, как покрывающая с головой вода, но мальчик не испугался, а устремился вперед, кое-как волоча за собой чемодан.       «Разве магия не должна была пропустить меня? — лишь через минуту задался вопросом Поттер, слыша, как за спиной глухо захлопнулись ворота. — Я что-то сделал не так?»       Но испугаться Гарри так и не успел, туман, покрутившись рядом еще немного, мягко отступил, возвращаясь к воротам, как огромный сторожевой пес. На миг болью кольнуло шрам, будто магия поместья тоже заметила странный сгусток на лбу мальчика и обшарила его, придирчиво подергав за нити магии, блокировавшие кусочек тьмы.       — Надо все же как-то избавиться от этой гадости, — с трудом просипел Гарри, пережидая боль и ощущая сильнейшую усталость. Только тут он вспомнил, что перенес сегодня сложный ритуал, который обычно происходит лишь после совершеннолетия, а теперь ринулся в поместье, окруженное многослойной защитой. Не удивительно, что после такого он почувствовал себя выжатым, как лимон. Колени тряслись, в желудке подсасывало от голода, хоть Гарри и ел всего час назад. — Не простое это занятие — быть волшебником.       Очень хотелось сесть на чемодан и немного отдохнуть, но мальчик исключительно на силе воли поплелся вперед, понимая, что останется ночевать в доме даже в том случае, если расположиться придется на полу среди пыли и грязи.       — Я просто не переживу еще одно перемещение сегодня, — признал Гарри, давно научившийся определять пределы своих возможностей.       К дому вела выложенная неровными камнями дорожка, вдоль которой из сумрака постепенно выступал чуть заброшенный, но изумительно красивый сад. Даже в темноте Гарри мог представить себе, как это место выглядело в лучшие свои дни.       Даже не закрывая глаза, мальчик видел этот сад летним утром, когда яркое солнце проникает между кронами, почти вызолачивая траву, которой никогда не касалось лезвие, густые заросли рододендрона, малины и ежевики. Деревья тут хоть и старые, но крепкие и полные жизни. И из здешних яблок волшебницы-аристократки из поколения в поколение варят джем, а то и вовсе — чатни, соус, проникший в кулинарные пристрастия даже магической Англии. Эльфы заготавливают сидр, чтобы все любители этого напитка, а особенно гости, могли ощутить вкус этого места, его радость и свет, напоивший плоды за недолгие солнечные дни.       Откуда-то Гарри знал, что его родные были не черствыми и чопорными аристократами, хватало в них и эксцентричности, и веселья, и характера, и рачительности, и умения жить в мире с природой. Мальчик даже хихикнул, представив, что среди бабушек с множественными приставками «пра» в семье Поттер затесалось немало деловитых представительниц барсучьего факультета.       И пусть сад и оказался без присмотра в последние десять лет, Гарри все равно ощущал его силу и готовность принять единственного оставшегося Поттера, показав ему самое лучшее. Предки не выкашивали траву, не ровняли деревья, они позволяли здешней природе во многом самой определять рамки, границы и формы. А потому и место это стало будто даже лучше без постороннего внимания.       В этом мальчик убедился, когда заметил среди деревьев заросли (грядками это и прежде наверняка не было!) лаванды и наперстянки, а ближе к дому вдоль дорожки самодовольно замерли кусты белых, кремовых, лимонно-желтых и темных до черноты роз. Огромные бутоны изумительной идеальной формы без единого испорченного ветром или дождем лепестка смотрели на мальчика, всем своим видом давая понять, что тете Петунье и до конца жизни не вырастить подобную красоту, что смогла переждать годы и дождаться возвращения хозяина.       — И как-то стыдно говорить, что садовник из меня аховый, — шепнул Гарри едва слышно, оставив розы позади, но вдыхая их богатый аромат. — Еще услышат и обидятся!       Дом, издали казавшийся старинным и мрачным, вблизи оказался не таким массивным и серым. Высокие окна и искусная резьба будто впускали в сам камень воздух, приподнимали строение над фундаментом, а башенки с острыми шпилями лишь усиливали это ощущение.       Гарри поднялся по дюжине ступенек, и двери дома сами распахнулись перед ним, впуская в холл. Сами собой чуть тускло зажглись лампы-бра по бокам, позволяя рассмотреть просторное помещение: выложенный серой плиткой пол, оклеенные бежево-золотистыми тканевыми обоями стены, светильники с плафонами из белого стекла с вкраплением золотых нитей, белый потолок. Двери со вставками-витражами вели в какие-то помещения на первом этаже, а двойная лестница, разделенная узкой стенкой, — на второй и последующие этажи. Лампы на лестнице не загорелись, как и в комнатах за витражными дверями. Дом казался холодным и пустым, недовольным, как разбуженный среди ночи ворчливый старик.       Гарри вздохнул и опустил на пол чемодан. Он не знал, что нужно сделать. Ринготт заверил, что мальчик и сам разберется. Но теперь Поттер не был в этом уверен. Ему совершенно не хотелось подниматься по темной лестнице и искать себе место для ночевки в этом нелюдимом доме.       — Здравствуйте, — решив, что вежливость никогда и никому не мешала в жизни, сказал Гарри и кашлянул. — Меня зовут Гарри. Вообще… эм… Гарольд Джеймс Поттер. Есть тут кто-нибудь?       Не успел он закончить свой короткий спич, как перед ним, заворожено тараща глаза, возникло три существа в желтых наволочках с гербом Поттеров на уголке. Пусть Гарри уже сталкивался с эльфами прежде, но невольно отступил, опасливо рассматривая троицу. Все они оказались ниже Келти и выглядели бледнее. В огромных же глазах читалось недоверие.       — Здравствуйте, вы домовые эльфы Поттеров? — присев на корточки, так что теперь все три эльфа оказались выше Гарри, спросил мальчик. — Я Гарри. Гарри Поттер.       — Молодой хозяин пришел домой? — недоверчиво спросил тот эльф, что стоял слева.       — Да, я пришел домой, — чувствуя, что вот-вот расплачется, тихо ответил Гарри. — Простите, еще месяц назад я не знал, что у меня есть свой дом. Как не знал, что меня здесь ждут.       Эльфы недоверчиво слушали мальчика, но в их огромных глазах он тоже видел слезы. И когда один из домовиков протянул к Гарри руку, мальчик не отпрянул, а подался вперед, сграбастывая всех троих в объятия. Слезы сами собой хлынули из глаз, из горла вырвался всхлип. Гарри хотел сдержаться, но не смог. Он всю жизнь учился не плакать, учился выдерживать побои дяди, вопли тети и преследование Дадли. А если и плакал, то беззвучно, уткнувшись лицом в свое детское одеялко.       Теперь же Гарри плакал громко, почти подвывая от горечи и обиды. От боли, что рвала на части сердце. От пустоты, которая никогда не заполнялась в душе, и теперь тянула, кровила. Дома, места, которое должно было дать безопасность, защищенность, он не чувствовал, лишь то, что очутился в пустом здании, где нет ни родителей, ни бабушек, ни дедушек. Лишь эльфы, обнимающие его горячими мягкими лапками и нашептывающие что-то на три голоска, как младенцу. Но не было никого большого, взрослого и сильного, способного обнять, закрыть от всего мира, укрыть от всех невзгод и всех врагов. Теплого, родного, любимого человека. Гарри впервые в полной мере осознал, что такое быть одному во всем мире.