Не отпускаю...

Глава 9

Лиса

Только после того как я расплачиваюсь с таксистом и вхожу в холл ресторана, меня накрывает осознанием неправильности моего поступка. Что я здесь делаю? Зачем? Все это неправильно и нечестно по отношению к Юнги. Этим свиданием я даю ему повод думать, что между нами может быть что-то большее. А я пока совсем не готова к отношениям, и вряд ли буду готова, пока не разлюблю Чонгука. В какой-то момент мне хочется развернуться и бежать из ресторана пока не поздно, но потом я вспоминаю сегодняшнее утро и упреки Гука, и назло ему с гордо поднятой головой и ровной спиной вхожу в большой зал ресторана. Глупо это все, учитывая, что Чонгук и не узнает, что я здесь, но во мне просыпается какая-то жажда мести и желание самоутвердиться.
Юнги сидит возле окна за небольшим столиком на двоих. Он как всегда идеален, возможно, он еще и аккуратист, поскольку на его костюме и рубашке нет ни одной складки и пылинки. Он будто мужчина с обложки модного журнала, олицетворяющий собой классический стиль. Как только мужчина замечает меня, он сбрасывает звонок, поднимается с места и тепло улыбается. Как бы Юнги ни старался смотреть мне в глаза, его взгляд, кажется, опускается ниже на мои открытые плечи, кружевные прозрачные рукава, ниже на ноги в капроне и туфли на шпильке. Мое платье не короткое, чуть ниже колен, но под пристальным взглядом Юнги, я чувствую себя неловко, испытывая желание одернуть узкую юбку платья. Юнги предлагает мне руку в знак приветствия, сжимает мою ладонь, неожиданно подносит к губам и целует. Я спешу отнять руку и сесть на место, не дожидаясь, пока мужчина отодвинет для меня стул.
— Лалиса, — улыбаясь протяжно, произносит мое имя Юнги, смотря мне в глаза. — Ты прекрасна.
— Спасибо, ты тоже неотразим.
— Давно мне говорили, что я неотразим, — усмехается мужчина. — Вино, шампанское?
— Вино, — сжимаю белую салфетку, лежащую на столе, осматриваю красивые приборы, бежевую скатерть и чертову свечу на столе, все это так похоже на романтическое свидание, что мне становится тошно от себя. Неважно, что Гук грязно мне изменял. Я так не могу. И как назло к нашему столику подходит девушка администратор, и мило улыбаясь, передает Юнги букет, композицию из белых и розовых роз. Юнги передает мне букет, со словами «красивые цветы для обворожительной женщины». Я принимаю цветы, не зная куда их деть, и просто оставляю букет на широком подоконнике.
— Тебе не понравились цветы, не любишь розы? — спрашивает мужчина, наверное, замечая, как я хмурюсь.
— Нет, букет красивый и я люблю все цветы. Просто это все лишнее, для дружеской встречи, — говорю я, а сама думаю, что мое платье, чулки и туфли на шпильке тоже лишние, однако это все на мне.
— Расслабься, ты слишком скованная. Не думай об этом, мне просто захотелось подарить тебе цветы, это все ни к чему тебя не обязывает. Давай просто поговорим, — он замолкает, поскольку к нам подходит официант и наполняет наши бокалы красным вином, предлагая меню. Юнги заказывает себе рыбу с овощами, а я просто салат с морепродуктами. Нет, я не держу диету или стесняюсь есть много при мужчине, я просто ничего не хочу.
— Ты всегда так мало ешь?
— Я предпочитаю съесть после большой и калорийный десерт, — оправдываюсь я.
— Любишь сладкое?
— Да, — отпиваю глоток вина, пытаясь расслабиться.
— Если честно я очень давно вот так не сидел в ресторане, в обществе такой приятной девушки, с которой мне приятно общаться, — немного подаваясь ко мне, понижая тон, произносит Юнги.
— Не поверю, что мужчина в твоем возрасте давно не общался с женщинами.
— Нет, ты меня не поняла, — усмехается мужчина. — Ну да ладно, как твой сын? — вдруг спрашивает он меня. Я рассказываю ему о Чимине , поражаясь, что Юнги это очень интересно, потом он говорит о своей дочери, которая находится в трудном возрасте и ему сейчас с ней нелегко. Мы медленно ужинаем, пьем вино и беседуем о работе, путешествиях, о мечтах и увлечениях и я окончательно расслабляюсь. Юнги приятный собеседник, который умеет увлекать человека разговорами. Иногда он шутит, или выдает забавные истории о своей дочери или знакомых, и я смеюсь. За последний месяц я впервые забыла о всех своих проблемах и действительно расслабилась. А главное мы тонко обходим упоминания о Чонгуке и погибшей жене Мина, словно сейчас их не существует в наших жизнях. Я знаю о его горе со слов Маей, и видимо он тоже в курсе, что я развожусь. Но я благодарна ему, что он не лезет мне в душу.
Ужин подходит к концу, вино приятно кружит голову, разливаясь по телу теплом и раскованностью. Я доедаю свой шоколадный десерт с орехами, поглядывая на часы и понимаю, что даже не заметила, как пролетели почти три часа. Юнги все понимает и предлагает подвести меня домой. Не знаю, почему я соглашаюсь, наверное, просто не нахожу в этом ничего плохого. Мы выходим из ресторана, мужчина учтиво помогает мне сесть в свой высокий внедорожник, спрашивает адрес, и мчит нас по ночному городу в сторону моего дома. По дороге мы обсуждаем песню, звучащую по радио, а потом и музыкальные предпочтения в целом. За очередной беседой поездка проходит незаметно. Юнги паркуется возле моих ворот, глушит двигатель и в салоне машины повисает неловкая пауза.
— Спасибо за приятный вечер. Но мне, наверное, пора. Поздно уже.
      — Лалиса, — глубоко вдыхая, произносит Юнги, разворачиваясь ко мне. — Завтра я улетаю со своей дочерью на острова. Давно обещал ей совместный отдых. Меня не будет десять дней, и я надеюсь на общение с тобой по телефону. Можно я буду звонить тебе хотя бы по вечерам?
— Ммм, — тяну я, не зная, что сказать. — Зачем?
— Просто так, узнать, как ты провела день, услышать твой приятный голос.
— Юнги, незачем это все. Ты приятный мужчина, но...
— Не надо продолжать, — говорит он, и тянется ко мне, прикладывая палец к моим губам, а я застываю от неожиданности. — Я все понимаю, ещё не время. И готов ждать такую женщину как ты, сколько угодно. — Он берет меня за руку и вновь целует ладонь. Я закрываю глаза, потому что совершенно не понимаю, как на это все реагировать. Я так не могу. Он все же принял наш ужин за нечто большее. Подбираю слова, чтобы все это немедленно остановить, и как-то мягко донести это до Юнги. Видимо он принимает мои закрытые глаза как-то иначе, и я чувствую легкое прикосновение к своим губам. Сначала я испытываю желание оттолкнуть его, упираясь руками в грудь, но потом в моей голове совсем некстати возникает образ мужа с Амелии. Я не видела их вместе, но у меня оказалась настолько богатая фантазия, что я только по звукам из телефона дорисовываю себе полную картину сама. И этот чертов протяжный стон «Вадииим» стоит у меня в ушах. Он мог быть с другими! Юнги немного медлит, но когда я его не отталкиваю, а просто стискиваю пиджак в руках, скорее от злости на Чонгука, он принимает это как призыв к действию. Ласкает мои губы языком, всасывает, вынуждая приоткрыть рот, обхватывает мою шею и тянет на себя....
Все не то! Руки не те, голос не тот, запах слишком резкий, губы не такие. И тут же себя жестко обрываю. А твое «то» трахает сейчас другую, и она для него сейчас та самая! Он делал это всегда и даже не задумывался, какого сейчас мне. Обида зашкаливает, но это тоже не выход. Я даже ответить на поцелуй не могу из жажды мести. Мне же самой от себя противно будет. Не могу я вот так как он. Для меня сих пор не существует никаких мужчин кроме Чонгука. Только я хочу оттолкнуть Юнги от себя, разжимаю руки, которыми до сих пор стискиваю ткань его пиджака, как со стороны Юнги, слышится грохот, будто кто-то кинул камень в стекло. Он резко отрывается от меня, оборачивается, и я понимаю, что это не камень. Это Чонгук ударил со всей силы в стекло автомобиля, так, что по нему пошли трещины. Не успеваю среагировать, как Юнги резко открывает дверь и выходит на улицу. Дергаю ручку двери, выхожу из машины, чувствую, что голова уже кружится не от опьянения, а от страха. Боже! Он что все видел? И я тоже хороша, сидела и позволяла себя целовать, когда не хотела всего этого.
— Какого хрена! — кричит Юнги и смело идет на Чонгука, который спокойно прикуривает сигарету и смотрит не на Мина, а на меня. Но я слишком хорошо его знаю, чтобы понять, что его спокойствие напускное. Он слишком сильно затягивается, сжимая сигарету между большим и указательным пальцем. Смотрит исподлобья, так сжимает кулак второй руки, что из разбитых костяшек начинает стекать струйка крови. Я видела его точные и сильные удары, которые он наносит на тренировках. Хотя он с Мином примерно одного роста, но Чонгук сильнее, мощнее и натренированнее.
— Аналогичный вопрос, какого хрена ты лапаешь мою жену, — сквозь зубы произносит Чонгук, зажимая зубами сигарету, совершенно не обращая внимания на пораненную руку. А я настолько сумасшедшая, что мне хочется кинуться к Чонгуку, увести домой и обработать его рану. Ведь ему больно, он просто пока этого не осознает.
— Насколько мне известно, вы разводитесь, — насмешливо кидает ему Юнги, подходя вплотную. А вот это он зря, я даже глаза на мгновение зажмуриваю от того, что представляю, что сейчас будет. Чонгук, он как океан, может показаться, что он тихий, спокойный и завораживающий, но на самом деле он несет за собой черную бездну и опасность, одно неловкое движение и он вас поглотит. — И ты не имеешь права на эту прекрасную женщину, — Чонгук усмехается, но злобно, скорее оскаливается. Он отшвыривает окурок на пол и тушит его своим ботинком.
— Я имею все права на свою жену, а вот ты, мудак, зря ее тронул, — он немного повышает тон и не давая возможности Юнги ответить, неожиданно наносит ему мощный удар в челюсть. Вскрикиваю, от того что Юнги падает на землю, а Гук резко наклоняется к нему хватая за грудки.
— Чонгук, пожалуйста, не надо! — подбегаю к ним, спотыкаясь на каблуках. Но Гук не реагирует на меня, он словно ничего не видит, кроме Юнги, который сплевывает кровь в сторону, и все равно ухмыляется. Господи, он что самоубийца?! Зачем он это делает, провоцируя Чонгука?
— В тебе слишком много агрессии, Чон, может, поэтому Лалиса не хочет быть с тобой? Давай, продолжай, я даже сопротивляться не буду. Покажи ей, какой ты на самом деле. — И Чонгук продолжает, замахивается и наносит Юнги очередной удар, но уже в живот.
— Еще раз прикоснешься к ней, я сломаю тебе руки. Приблизишься на десять метров, сломаю ноги. Даже если ты, мудак, просто посмотришь в ее сторону, я с большим удовольствие выколю твои шакальи глаза! — громко, выделяя слова проговаривает ему в лицо Чонгук. А Юнги начинает смеяться, словно умалишенный.
— Она уже не твоя, смирись с этим. Ты ее потерял, когда променял на шлюх, — произносит он с надменной ухмылкой, а я ничего не понимаю. Откуда Юнги знает такие подробности о нас с Чонгуком. Я ему ничего не рассказывала даже о том, что развожусь.
— Ублюдок, думаешь покопался в моей жизни и можешь себе позволить трогать то, что принадлежит мне?! — выкрикивает ему в лицо Гук. А мой страх и ступор сменяется гневом. Он говорит так, словно я его вещь. Дорогая и любимая вещь, которую он никогда и никому не позволит трогать. Чонгук вновь замахивается, но я ловлю его за предплечье, не позволяя ударить. Но Чонгук естественно сильнее меня, он отпихивает меня с такой силой, что я почти падаю на землю, но врезаюсь во внедорожник. Одно резкое движение, и он вновь со всей силы наносит Юнги удар. В этот раз мужчина пытается вырваться, поставить блок, но все бесполезно, Гук разбивает Бнги нос. Больше не могу смотреть как он убивает Юнги. Вновь подбегаю к Гуку, хватаю за руку и тяну, пытаясь остановить.
— Боже, Чонгук, прекрати немедленно! Ты его убьешь! — кричу во весь голос, чтобы он, наконец, пришел в себя и услышал меня.
— Быстро пошла домой! — приказывает он мне, кидая взгляд полный ненависти. Гук резко отталкивает от себя Юнги, хватает меня за плечо, сильно сжимает и подталкивает меня в сторону дома. Даже не думаю его слушать. Юнги прав, я не принадлежу ему и могу делать все что захочу. Дергаюсь, пытаясь вырваться из его захвата, но он сильно сжимает мое плечо, наклоняется и вкрадчиво шепчет мне на ухо.
      — Лучше по-хорошему зайди в дом. Не зли меня больше, чем есть, иначе пожалеешь, любимая, — слово любимая он произносит так, словно люто меня ненавидит. Я не знаю, что в меня в этот момент вселяется. Я всегда старалась избегать конфликтов, но сейчас во мне поднимается волна гнева. Да как он смеет бить Юнги, показывая свою ревность?! Как он смеет считать меня своей вещью, и указывать что делать, после того, что сделал сам?!
— Опусти меня. Я тебе не принадлежу. Ты потерял право указывать мне, что делать ровно тогда, когда завел себе первую шлюху! — кричу ему в лицо в какой-то истерике, совершенно не узнавая себя.
— Вот твоя главная проблема, Чон, — произносит Юнги. — Ты не способен разглядеть в этой женщине личность и способен на предательство из-за своих амбиций, — Юнги зря все это говорит, поскольку Гук может его покалечить ещё больше, но его слова правдивы. Я с ним согласна.
— Пошел на хрен отсюда. Я тебя предупредил урод!
— Ты пожалеешь, Чон, я тебе это обещаю, — кидает ему Юнги, смотрит на меня с каким-то сожалением и идет к своей машине.
— Конечно, пожалею. Пожалею о том, что не убил тебя сегодня, — уже с холодным спокойствием отвечает он, пристально смотря Юнги вслед, продолжая впивать пальцы в мое плечо. Как только мужчина садится в машину, Гук хватает меня за руку, сжимая запястье до синяков, настолько сильно, что пока он тащит меня за собой, у меня немеет рука.
— Отпусти меня! Ты чудовище! — кричу я, пока он волочет меня за собой, но Чонгук вообще не обращает на меня внимания, открывает дверь и буквально вталкивает меня в прихожую, закрывая дверь.
— Ты не имеешь право!
— Заткнись! — он идет на меня и его темный, пугающий взгляд, вынуждает меня отступать от него, я разворачиваюсь и бегу к лестнице, проклиная чертовы каблуки. Хочу закрыться от него в спальне и не разговаривать, потому что понимаю, что он вообще не способен на диалог. Но он догоняет меня на пороге комнаты, не позволяя закрыть дверь, распахивает ее с такой силой, что она с грохотом ударяется об стену.
      — Убирайся! — кричу скорее от страха, поскольку вижу, что он сейчас невменяем. Он молчит, осматривает меня с ног до головы и злобно, жутко ухмыляется. Кажется, он способен сейчас меня убить. Только вот за что? Если он не дает развод, то это не значит, что мы вместе и он имеет право что-то мне предъявлять. Отступаю от него назад, натыкаясь на большую зеркальную дверцу шкафа. Смотрю на него, и мне кажется, что он совершенно чужой, и я не знаю его. А может я только думала, что за годы брака я его изучила, а он не такой, как я себе нарисовала.
— Тебе понравилось, как он тебя лапал и целовал? — вдруг с тем же пугающим, холодным спокойствием спрашивает он, подходя ко мне вплотную. — Ваши отношения только начались или ты уже раздвигала перед этим ублюдком ноги? — хочется крикнуть, что он убил для меня всех мужчин. Я бы и рада переключиться на кого-то другого, но не могу. Он медленно протягивает руки и так же медленно снимает с меня пальто, кидая его на кровать. А мне кажется, что это какое-то затишье перед бурей, штормом, который вот-вот начнется.
— Отвечай! — в приказном тоне требует он, осматривая мои плечи, платье, а потом хватает за шею и немного сжимает, фиксируя меня на месте, вынуждая смотреть в его пугающие, темные глаза. А я и слова сказать не могу от проходящего по телу холодного страха. Понимаю, что лучше сейчас его не злить, рассказать все как есть, но я словно язык проглотила.
— Солнце. Не доводи до греха, лучше отвечай! — сквозь зубы проговаривает он мне в лицо.
— Что ты хочешь от меня услышать?
— Я хочу, чтобы ты мне объяснила, какого хрена ты вырядилась в это платье и позволяла прикасаться к себе?! — он не ждет моего ответа, сжимает мою шею сильнее и мне становится труднее дышать. — Меня нет всего месяц, а ты уже, сука, ведешь себя как шлюха. Может, я тебя не знаю совсем и только думал, что ты чистая, солнечная девочка, а ты не такая? — пытаюсь вырваться, впивая ногти в его запястья, но все бесполезно, он еще сильнее сжимает мою шею, вжимая в стеклянную поверхность шкафа. Чонгук прикасается пальцами другой руки к моим губам, водит по ним, размазывая помаду.
— Ты позволяла ему целовать эти губы, — уже вкрадчиво шепчет он. — Ты позволяла ему трогать себя. Тебе все это нравилось? — резко отпускает мою шею, и я делаю глубокий вдох.
— Да мне нравилось, так же как тебе нравилось трахать других! — кидаю ему в лицо. Я лгу, мне хочется сделать ему больно так же как было больно мне. И лучше бы я молчала, но брошенных слов уже не вернешь. Его взгляд леденеет. Секундная пауза и он хватает меня за вырез платья, дергает и разрывает верх. Я пытаюсь сопротивляться, но потом понимаю, что это бесполезно, он сильнее меня и все равно сделает со мной что хочет.
— Думал ты моя маленькая девочка, а ты такая же шлюха. Ты хотела знать, что я делаю с ними? Сейчас я тебе покажу! — Чонгук спускает чашечки бюстгальтера вниз, высвобождая мою грудь.
— Не трогай меня, мне противно, когда ты прикасаешься ко мне после других!
— Но не противно, когда к тебе прикасаются другие! — сквозь зубы проговаривает он, и впивается в мои губы. Он не целует меня, он обхватывает мои скулы и буквально вгрызается в мои губы, больно их кусая. Всасывает, немного зализывая свои укусы языком, но потом вновь кусает. Губы настолько чувствительны, что мне больно и на глазах наворачиваются слезы, которые я глотаю, не желая показывать свою слабость.
— Ну что же ты мне не отвечаешь, любимая? Не нравится? — рычит мне в рот, накрывает рукой мою грудь, сильно сжимая. Он не ласков и осторожен, как раньше. Он груб и жесток, каждое его прикосновение несет боль и одновременно волну жара. Наверное, это шок или испуг. Тело сотрясает дрожью от того, что он гладит соски, обманчиво ласкает ладонями грудь, а потом сжимает, резко задирает мое платье вверх, оставляя обрывки болтаться на поясе. Обхватывает бедра, и вновь больно кусает меня за губу, впивая пальцы в бедра, оставляя синяки.
— Ты даже, сука, чулки для него надела, надеялась, что он тебя сегодня трахнет?! — проговаривает мне в губы. Сжимает мою талию, и резко разворачивает лицом к зеркалу, вжимая грудью в холодное стекло. Чонгук собирает мои волосы в кулак, натягивает и дергает.
— Посмотри на себя. Вот такой ты хотела предстать перед этим мудаком?! — кричит он, смотря на меня через зеркало. И я смотрю, но только на него, и сейчас окончательно понимаю, что не знаю его. Таким жестким я вижу его впервые. Он никогда не причинял мне боль. Чонгук хватается за резинку моих трусиков, дергает, больно натягивая кружевную ткань, которая впивается в промежность. Один рывок, и он рвет на мне трусики, грубо раздвигает коленом ноги, и тянет за волосы к своему лицу.
— Прогнись! — тянет меня за бедра, вынуждая вжаться попкой в его пах. И я понимаю, что его возбуждает все происходящее. А я не знаю, что чувствую в этот момент. Точнее я чувствую очень много и, кажется, меня сейчас разорвет от диссонанса. Я ощущаю боль и обиду, злость и ярость, но одновременно и дикую, ненормальную радость от того, что он прикасается ко мне, и я чувствую его тело. И ненавижу за это себя и его. Но кажется моему телу все равно, оно реагирует даже на боль, которую он причиняет. Чонгук кусает меня за мочку уха, и вновь вжимает в зеркало, которое уже запотело от моего частого, сбивчивого дыхания. Слышу звук расстегивающейся ширинки, шуршание его брюк и в мою попу вжимается твердый, возбуждённый член. Он дергает меня на себя, немного отстраняя от зеркала, позволяя видеть нас в отражении. Мое платье разорвано, соски бесстыдно торчат. Помада размазана, а тушь потекла от слез, которые я даже не замечаю. Сама уже не понимаю от чего плачу. От его грубости, или от понимания того, что мне все это нравится. Я настолько соскучилась по нему, что готова все стерпеть, лишь бы он касался меня. Все это выглядит унизительно от того, что мне даже не противно, что он делает это со мной после других женщин. Одной рукой он держит меня за волосы, а другой вжимает в себя, впивая пальцы в ребра. Его глаза горят, в них пугающая темнота и обжигающая, ненормальная, животная страсть. Мне страшно и одновременно хочется узнать всю его темную сторону, о которой он мне говорил.
— Смотри на себя, солнце. Ты заслуживаешь наказания, — шепчет он мне на ухо, поворачивая мою голову к себе, снова впивается в губы, проталкивая язык, вынуждая меня открыть рот и отвечать ему. Он вертит мной словно безвольной марионеткой, вновь поворачивая за волосы к зеркалу.
— Вот то что мне нравится, Лалиса, и мне уже плевать понравится тебе это или нет, я сделаю с тобой все что захочу, — мне бы оттолкнуть его, закричать и вцепиться в лицо, не позволяя меня трогать, но я словно одержимая, с замиранием сердца жду что будет дальше, ощущая как по телу идет волна возбуждения от того, что он потирается об мою попу каменным членом. Я бесстыдно увлажняюсь, чувствуя, как тянет низ живота и пульсирует между ног. Его рука сжимает мою грудь, мнёт ее и покручивает соски, оттягивая их. Да, это все больно, но это иная боль, сладкая и возбуждающая, которую хочется получать еще и еще. Понимаю, что после, меня это уничтожит, мне будет противно от себя и от него, но сейчас мне на все плевать, я безумно его хочу, как никогда раньше не хотела. Гук проводит членом по моим складкам, но не входит, водит туда- сюда, начиная дышать тяжелее, постоянно ловя мою реакцию в зеркало. Ведет по животу, ниже, находит мой клитор, и обманчиво нежно ласкает, распределяя влагу, а потом сжимает его между пальцев, и мое тело будто простреливает разрядом тока.
— А ты течешь, моя девочка, тебе нравится, хоть ты и плачешь. Плачь, моя хорошая, это возбуждает еще больше, — выворачивает мою голову к себе и слизывает слезинку с моей щеки, продолжая массировать и сжимать клитор. Я настолько слабая перед ним, что у меня подкашиваются ноги, но он хватает меня за талию и опять вжимает меня щекой в зеркало, по которому размазываются мои слезы вместе с косметикой. Грудь прикасается к холодной поверхности стекла, и я содрогаюсь от контраста холода и его горячего тела. Мне холодно и жарко одновременно. Между ног разливается жар, меня трясет от возбуждения, и кружится голова. Я словно теряю себя, позволяя ему вертеть мной и «рвать на куски. Вадим фиксирует мои бедра и резким толчком входит в меня до упора.
— Аааа, — не сдерживаюсь, кричу в голос от столь грубого вторжения. Оказывается, страх с примесью дикого возбуждения делает из меня голодную, скулящую самку. Он не останавливается, как раньше, не позволяет мне привыкнуть к своему размеру. Он начинает вдалбливаться в меня, словно умалишенный, вжимая за волосы в зеркало, тяжело дыша в затылок, всасывая и кусая кожу на шее. Мое тело напрягается как струна, меня бьет озноб. Я покрываюсь мелкими капельками пота от того, что возбуждение граничит с болью. Он входит в меня настолько глубоко и сильно, что кажется разорвет меня. А мне хорошо. Это невыносимо, но очень хорошо. Я схожу с ума вместе с ним и стону в голос. Трусь щекой об зеркало и плачу уже от невероятно новых ощущений, о которых даже не подозревала.
Это длится мучительно долго, до полной потери сил и жжения между ног. Он дразнит меня, играет со мной, не позволяя кончить. То отстранят от зеркала, замедляя темп, лаская грудь, играя с возбужденными, истерзанными им сосками, то совсем останавливается глубоко во мне, и целует. Я уже сама со всей силы впиваюсь в его губы, намеренно прокусывая их в кровь, причиняя боль, ощущая вкус его крови. А он рычит, вновь вжимая меня лицом в зеркало, и снова вдалбливается в меня, набирая бешеный темп. А я бесстыдно наслаждаюсь, находясь на грани, через которую он не позволяет мне перешагнуть. Злюсь на него, заводя руки за спину, расцарапываю его бедра ногтями. Кажется, я сошла с ума, мне так хорошо в этой сладкой боли и безумии. Нервы на пределе, все чувства настолько обострены, что я уже вою в голос.
— Хочешь кончить? Проси! Иначе я могу продолжать это всю ночь, — угрожающе рычит он, и обжигает мою попу хлестким ударом. Он останавливается, поглаживает мои бедра и вновь шлепает, ещё и еще, пока все тело не начинает гореть в агонии. Это не больно, это бесстыдно и сладко, до такой степени, что я сама подставляю бедра его ударам.
— Проси. Скажи — Гук, позволь мне кончить, — хрипло, задыхаясь, шепчет он, находит мой клитор и обводит его по кругу. А я уже не хочу ласки, я хочу грубо, глубже и сильнее. Слезы стекают по щекам, мне не хватает воздуха от этой мучительной пытки и от того, что я действительно собираюсь его просить.
     — Гууууук... позволь... мне кончи..., — задыхаясь, произношу я.
— Нет, не так, — издевательски усмехается он. — Громче и четче! — он вообще ничего не делает, хотя хочет кончить не меньше моего, я чувствую, как его напряженное тело трясет, насколько промокла его рубашка и прилипла к груди, я ощущаю пульсацию его члена глубоко внутри меня.
— Позволь мне кончить! — с каким-то остервенением кричу я, виляя бедрами.
— Вот так, — удовлетворенно хмыкает он. Обхватывает мои руки, заводит их за спину, вынуждая прогнуться, держит их за запястья. Полностью выходит из меня и вновь входит на всю длину, до основания, создавая характерный шлепок об мои горящие от ударов бедра. И все, я окончательно теряюсь. В глазах темнеет, разум затуманен. Адреналин в крови разливается по телу, и я уже не кричу, я вою и задыхаюсь от грязного наслаждения. Замираю, выгибаюсь в его руках, закатывая глаза от острого оргазма, который накрывает меня судорогами, ноги подкашиваются. Это так дико хорошо, что даже страшно. Чонгук подхватывает меня, делает ещё несколько сокрушительных толчков и тоже кончает, утыкаясь в мою мокрую шею, обжигая горячим дыханием. Несколько минут мы так и стоим, полностью потерянные, в другой реальности, где нет измен, лжи и фальши. Нет обид и упреков, а есть только мы и наше общее безумие. Он прижимает меня к зеркалу, и сам подрагивает, уже нежно целуя мою шею, лаская кожу языком. Аккуратно зарывается в мои волосы, как раньше поглаживает, хрипло шепча о том, какая я вкусная и сладкая. И это отрезвляет меня, вся реальность обрушивается, окатывая ледяной водой. Мне вдруг становится мерзко от себя и противно от осознания того, что он делал то же самое с другими, возможно совсем недавно, и они также получали от этого удовольствие. Ярость и обида зашкаливают и придают силы. Резко отталкиваюсь от зеркала, пытаясь вырваться.
— Отпусти меня, — шиплю как кошка, не желая больше находиться в его объятиях. Но он хватает меня за плечи и разворачивает лицом к себе, внимательно осматривает меня, сжимая челюсть.
— Убирайся отсюда, не трогай меня! — впадая в истерику, кричу я, потому что никак не могу избавиться от навязчивых картинок его измен. — Ты мне противен! — после этих слов, он застывает, смотря пронзительно темным взглядом, а потом швыряет меня на кровать.
     — Запомни, Лалиса, ты моя. Хочешь ты этого или нет. Я дал тебе слишком много свободы! Позволил думать, что ты можешь делать все что угодно. Но это не так! Еще раз к тебе кто-нибудь прикоснется, убью! — он не кричит, но произносит это настолько холодно и пугающе, что меня начинает морозить. Чонгук осматривает меня растрепанную и истерзанную им, надевает брюки, застегивает ремень и выходит из комнаты, оглушительно громко хлопнув дверью, сотрясая стены. А я чувствую себя растерзанной, жалкой и униженной. А главное я ненавижу уже не его, а себя за то, что вела себя как голодная самка, получая от всего этого удовольствие...