Собор Парижской Богоматери

* КНИГА ДЕСЯТАЯ *

I. На улице Бернардинцев у Гренгуара одна за другой рождаются блестящие мысли

     С той самой минуты, как Гренгуар понял, какой оборот приняло  все дело,

и  убедился, что  для  главных  действующих лиц  этой драмы оно, несомненно,

пахнет веревкой,  виселицей и прочими неприятностями, он решил ни во  что не

вмешиваться. Бродяги  же, среди которых он остался, рассудив, что в конечном

счете  это  самое  приятное общество  в  Париже,  продолжали  интересоваться

судьбой цыганки. Поэт  находил это вполне  естественным  со стороны людей, у

которых, как и у нее, не было впереди ничего, кроме Шармолю  либо Тортерю, и

которые не уносились, подобно  ему, в заоблачные выси на крыльях  Пегаса. Из

их  разговоров  он узнал,  что  его супруга,  обвенчанная  с  ним  по обряду

разбитой кружки,  нашла убежище в Соборе  Парижской Богоматери,  и был этому

весьма  рад. Но  он  даже и не помышлял о том, чтобы  ее проведать. Порой он

вспоминал  о  козочке,   но  этим  все  и   ограничивалось.  Днем  он  давал

акробатические представления, чтобы  прокормить себя, а по  ночам корпел над

запиской, направленной против  епископа Парижского, ибо не забыл, как колеса

епископских  мельниц когда-то окатили  его водой,  и  затаил на него  обиду.

Одновременно он составлял комментарий к  великолепному произведению епископа

Нойонского и Турнейского  Бодри-ле-Руж. De сира petrarum [138] что вызвало у

него  сильнейшее  влечение к архитектуре.  Эта  склонность вытеснила  из его

сердца  страсть к герметике,  естественным  завершением которой  и  являлось

зодчество,  ибо  между  герметикой  и  зодчеством   есть  внутренняя  связь.

Гренгуар, ранее любивший идею, ныне любил внешнюю форму этой идеи.

     Однажды он остановился около церкви Сен-Жермен-д'Оксеруа, у самого угла

здания,  которое называлось Епископской тюрьмой и стояло  напротив  другого,