Это, на самом деле, должно было случиться, и на самом деле странно, что могли возникнуть сомнения. Когда Феликс увязывался за Хёнджином, то в первую очередь из соображений безопасности последнего, но это было даже смешно. Чем бы Феликс смог его защитить? Он сам, по крайней мере, надеялся, что защищать не придётся, разве что образумить, оттащить может быть или дотащить, если уж совсем дела дрянь. Но получить пулю он никак не рассчитывал. Не рассчитывал, что увернуться не сможет. Что занятый в перестрелке Хван не сразу даже заметит сползающего по стене Феликса. А что, когда заметит, будет холодно так, что посиневшими губами едва ли сможет что-то сказать толком.
Хёнджин в крови весь сам, в своей, дареновой, чьей-то ещё, хаотично пытается соображать, зажимая рану и, насколько это возможно, Феликса успокаивать. - Хёнджин~а, я что, умру? Я не хочу, чёрт, я вообще не хочу... - Замолкни, дурень, силы не трать на болтовню. Всё путём будет, сейчас вот зажмёшь так и дотащим тебя до больницы какой, или там че есть ещё ближе. Ты не кипишуй только, что ты, я ж тебя не брошу. Верить в это очень хотелось. Феликс кивнул пару раз, прикрывая глаза, цепляясь пальцами за лёшин пиджак. - Холодно очень, Хён. - Сейчас-сейчас, родной, согрею. Сейчас, только потерпи немного... Лёша болтал ещё какое-то время, что-то совсем глупое и неуместное шутил, пока Феликса нёс к выходу. И не сразу даже понял, что тот ему не отвечает. - Феликс? Хёнджин, в самом деле, ничего не боится. Ни выстрелов, ни крови, ни смерти. Ничьей, даже своей, но сейчас он... И это даже не «напуган». Он ничего не чувствует, кроме глухого звона в ушах и ледянящего душу отчаяния. - Феликс? Родной, скажи хоть что? Феликс, хоть вздохни, прошу тебя, не пугай меня так. Феликс? Феликс! Ответа не следует, и это хуже, чем хоть что-то, что Хёнджин себе представлял. Хвану казалось, что хоронить его будет Феликс - это было бы справедливо и честно, уж Хёнджин то со своей жизнью только такой конец и заслуживает. Но держать Феликса сейчас, понимая, но отказываясь признавать, что он мёртв... Что это всё вина Хёнджина,от начала и до конца, невыносимо физически. И что делать дальше - он не знает. Сжимает в объятьях Феликса крепче, садится прямо так на землю, утыкается в плечо и плачет сдавлено, говорит что-то сбито, извиняется, в любви признаётся в первый раз вслух. А всё бестолку. Кто его услышит то?
