Картина на запястье

Яркая звезда

Ночь и сверчки украшали атмосферу спокойствия. Маленькие жучки создавали своими лапками у темных уголках ночного города мелодию, луна освещала голубым светом дорогу для машин, звёзды светили так ярко, что можно было бы разглядывать созвездия и читать про совместимость знаков зодиака на изумрудной траве. Парочки и компании возвращались по домам, как и Тарталья, сказал что ему надо помочь отцу с документами, Венти поняв, что ему придётся прожить одному, решил поехать в студию поправлять неаккуратные строки от рукописи Чайлда. Сяо поставил свои условия, что они с Итэром его проведут, на что тот согласился.

В автобусе намного спокойней чем было утром. Много свободных мест, тишина, но эту тишину нарушает умиротворенная мелодия народной китайской музыки, которая блондину казалась очень красивой и мечтательной. Под неё он вспоминал воспоминания с сестрой и приёмной мамой, которую так и не нашли.

Его начал волновать один факт, что он и вправду не помнит ничего до семи-восьми лет. Абсолютно, и сестра молчала. Попытаться скинуть всё на удар амнезии, не гуманно ведь тогда сестра бы всё рассказала, а так молчит как партизан. Второй вариант- у Люмин тоже амнезия, но тогда бы она тоже говорила, что не помнит, а в итоге меняла тему, причём профессионально.

Выкинув из головы раздумья о прошлом, он решил всё-таки насладится настоящим. Рядом после прогулки отдыхал Сяо, а напротив него сидел Венти в наушниках, читающий книгу в телефоне.

Облокотившись головой об окно автобуса, он прикрывал веки от всей спокойной атмосферы. Итэр улышав, как по окнам начал стучать осенний дождь. Он любил такую погоду, нежная и убаюкивающая, он и не заметил как уснул.

***

— Итэр! Итэр! Ты в порядке? Что он с тобой сделал?!

— Я не помню…

— Что он колол?! Итэр, прошу скажи хотя бы цвет!

— Не помню…

— Прошу! Скажи хоть что-то кроме «Не помню»!

Темные пятна проявлялись в поле зрения, резкий треск и удар стекла. И в следующую секунду огромное пламя и разбитые осколки стёкла в ладонях окутанные полностью в крови. Крики, мольбы, удары и разрушения, всё остальное он не мог слышать. Только мягкий, как ангельский голосок сестры, но столько в нём отчаяния, был услышан