770 калорий минус килограмм

3

Он уже не помнит, когда последний раз чувствовал себя хорошо на тренировке, и каково это вообще – танцевать в полную силу. Джисон не старается экономить энергию или жалеть себя, но у него ровным счётом никакого ресурса, чтобы полноценно выполнять движения. Он чувствует, что делает всё из последних сил, что вкладывает в каждую связку тот максимум, что у него есть – но руки и ноги всё равно ощущаются слабыми и вялыми, как будто он едва-едва напрягает мышцы. Тренер орёт. На всех, конечно, но на Джисона особенно. Джисон ничего не отвечает, потому что вот такой вот он – спорт высоких достижений, даже если спорт этот – современная хореография; и только хмурится и плотнее сжимает губы. Тренера этот его мрачный Джисонов вид устраивает ещё меньше, так что он принимается цепляться к нему с новой силой, а Джисон только мысленно пересчитывает ноги вымышленной мухоловке. Если совсем честно – правда тяжело. Джисон чувствует, как выдыхается всё быстрее, и с каждым новым прогоном ему требуется больше времени на восстановление. В любой паузе он старается присесть или хотя бы упереться ладонями в колени, согнувшись в три погибели – что угодно, чтобы стало немного легче. У него чуть сводит судорогой мышцы, и слабо дрожат ноги; плохой знак вкупе с тем, как потихоньку нарастает гул в ушах. Надо бы взять перерыв. Надо бы подойти к тренеру, извиниться и взять перерыв. Надо сказать, что он себя неважно чувствует, и вообще, можно он немного посидит, у него кружится голова. Он ведь не так часто просит об отдыхе, он уже года два ни разу не пропускал тренировок по болезни, а без болезни не пропускал вообще никогда. Ему ведь можно... один раз? Ему же, наверное, можно? Тренер снова прихлопывает, и музыка постепенно становится громче. Та же связка – ещё раз по кругу, пока не дочистят до идеала. Джисон выпрямляется, чувствуя, как остро не хватает в груди кислорода. Вдыхает поглубже и вытирает запястьем пот со лба. Всё, после этого прогона – точно попросится посидеть. Что за детский сад, в конце-то концов. Они танцуют на счёт, громкий голос тренера перекрывает даже музыку из колонок, и звук бьющихся о пол нескольких десятков ног создаёт ритмичный грохот. Джисон поспевает, как может, но чувствует, как постепенно отливает от лица кровь, и его правда начинает подташнивать. Ладони тоже становятся холодными и немеют, так что кисти едва удаётся правильно проворачивать. Господи, да когда оно уже закончится? — Стоп! — кричит тренер. — Отдыхаем. Пять минут – попить воду, потом всё целиком с самого начала. Начинаем с ноль-пять. Танцоры облегчённо выдыхают и разбредаются по углам зала за бутылками. Кто-то, Джисон в их числе, остаётся на месте и просто присаживается на корточки, чтобы перевести дух. Это, вообще-то, не очень разрешено, но под конец тренировки все как-то смотрят сквозь пальцы. Джисон присаживается тоже, прижимает пальцы к шее, прощупывая пульс. Сердце колотится, как сумасшедшее – сто шестьдесят ударов в минуту. В принципе, не так плохо, да и тошнота вроде отступает. Джисон смахивает капельки пота с кончика носа, утирает краем футболки лоб и глаза, встряхивает головой – нормально. Нормально и, в принципе, можно попробовать ещё блок продержаться. До следующей паузы. Там будет видно. Если снова станет плохо – ну тогда ладно, тогда отпросится. Но может же и не станет. Пять минут пролетают, как один миг, и Джисон вообще почти не ощущает поток времени. Он сидит на корточках, упершись одной рукой в пол, и пытается восстановить дыхание. Новый хлопок тренера призывает всех занять свои позиции. Джисон встаёт – и тут же чувствует, как тихий гул в голове набатом бьёт по затылку. Гул этот сначала нарастает, затмевая собой пространство черепа, а потом поглощает в себя все звуки, словно проглатывает их целиком, оставляя в итоге одну только глухую непроницаемую пустоту, с каждой секундой облепляющую Джисона всё плотнее. Он упирается ладонями в колени – сейчас главное, чтобы подотпустило. В глазах темнеет, и тоже постепенно. Сначала в центре картинки появляется яркое насыщенное пятно, переливающееся, как наполненный бензином стеклянный шар, а потом это пятно расползается, закрывая всё остальное, и по контуру Джисонова зрения ползёт чёрная непроглядная полоска темноты. Джисону кажется, что его отключают, как старый ламповый телевизор – и он гаснет постепенно, очень медленно, вязким сознанием наблюдая исчезающее электричество. И чувствительность из рук пропадает так же неторопливо и последовательно. Вот это, конечно, дерьмово, рассеянно думает Джисон, стараясь удержать равновесие. Вот сейчас хорошо бы не вырубиться. Он старается дышать медленно и глубоко, но воздух больно режет по лёгким. Темно и абсолютно глухо – Джисон ощущает себя в космическом вакууме, отрезанный вообще от всего своего тела разом. Он концентрируется только на вязкой тяжести ног и на том, чтобы балансировать на своих двоих над землёй. Ладно, реально надо попросить тренера дать ему паузу. Джисон пытается потереть друг о друга пальцы, понимая, что вообще слабо осознаёт, где они у него, а где он – у них. И первое, что он чувствует – чьи-то руки, касающиеся его лопаток. Джисон открывает глаза и искренне удивляется: он сидит на полу, и даже не сидит, а скорее полулежит, опираясь кому-то спиной на подставленные руки, хотя был абсолютно уверен, что не падал. Он сидит, и лицо у него покрывается мелкими мурашками, холодное и нечувствительное, а звуки и краски потихоньку, очень медленно возвращаются тем же путём, что и пропадали. Как будто в аквариуме, честное слово. — Джи, — взволнованно маячит перед ним Феликс. — Эй, слышишь меня? Джисон морщится, встряхивает головой, хотя это не особенно помогает. Сознание возвращается уже само собой, и Джисон из лампочного телевизора превращается в старый ноутбук на Windows XP, на котором страшно долго, но поразительно упорно растягивается строка загрузки. Он чувствует руки, ноги и вообще всё своё тело. Единственное, что остаётся за гранью его понимания – глухой и абсолютный провал в памяти в тот момент, когда он падал. — Всё нормально, — сипит Джисон, отлипая от рук за своей спиной. Феликс обеспокоенно на него смотрит, но даже не прикасается; боится, наверное, что Джисон совсем рассыплется, хрустальный. — Ты в обморок упал, — говорит Феликс, и Джисон чуть не ёрничает в ответ что-то типа «да что ты говоришь»; но вовремя прикусывает себе язык. — Да всё в порядке. Голова закружилась просто. — Ну нихрена себе... — на выдохе тихо произносит Феликс. Фигура тренера появляется прямо за спиной Феликса, и на краткое мгновение Джисон боится, что вот сейчас ему влетит за сорванную тренировку. Но тренер только хмурит брови и окидывает его внимательным взглядом. — С утра как себя чувствовал? — спрашивает он. — Да нормально я себя чувствовал, — нехотя отвечает Джисон. — Не болеешь ничем? — Да нет... Кто-то из группы бурчит обеспокоенное «не, ну а я говорил, что всё так закончится! У него же одни кости остались», и толпа согласно подхватывает. Джисон морщится и старается не слушать – вот сейчас пойдут эти тупые рассуждения о том, какой он худой, и как ему нужно есть и обязательно набрать немного веса. Жаль только, что Джисона в очередной раз забыли спросить. А Джисон не хочет. Ни есть, ни набирать вес. Джисон хочет, чтобы от него отъебались и не мешали ему дотянуться до своей мечты, до которой осталось битых килограммов пять. — Давай-ка ты в медпункт сходишь, померяешь давление, — говорит тренер, и кто-то аккуратно помогает Джисону подняться. — Проводите его кто-нибудь, чтобы он опять не свалился. Джисон недовольно втягивает голову в плечи, испытывая дискомфорт от такого всеобщего внимания. — Давайте я! — резко вызывается Феликс. — Ну нет, ты остаёшься. — отрезает тренер. — Тебе ещё репетировать и репетировать. Кто-нибудь из основного состава пойдёт. — Я могу, — неожиданно раздаётся голос откуда-то сбоку, и Джисон чувствует, как вся кровь, отхлынувшая до этого от его лица, окрашивает щёки и уши в ярко-красный цвет. Ну потрясающе, ему для полной картины не хватало только опозориться перед предметом тайного воздыхания. Какой чудесный день, в рот оно ебись. Джисона всё продолжают аккуратно поддерживать под локоть, хотя он и сам неплохо стоит на своих двоих. Он отдёргивает руку и даже несильно проезжается кому-то по рёбрам. От Минхо он демонстративно делает шаг в сторону – я, мол, не кисейная барышня, подумаешь, поплохело один раз. Сам дойду. Группа разбредается по своим позициям, а они с Минхо отходят к двери в раздевалку, оставляя за собой пустые пространства на оставленных местах. Минхо не пытается с ним сюсюкаться, дверь там ему открывать или ловить чуть что – просто приглядывает очень внимательно, так, что Джисон его взгляд чувствует кожей. Они выходят в коридор, абсолютно пустой и тихий, и Джисон ощущает на лице приятную прохладу свежего воздуха. — Ты точно нормально себя чувствовал перед тренировкой? — спрашивает вдруг Минхо, и Джисон едва не подскакивает от звука его голоса. Каждый раз такое дерьмо. — Да... В смысле, нет, но я думал, это ничего страшного. Бывает иногда, накатывает. Ну там, переводные экзамены в этом году, соревнования. Всё такое. Он чувствует себя невероятно глупо. В смысле, он вообще не знает, как ещё можно чувствовать себя рядом с Минхо. Минхо – это же... ну, Минхо! Ебучее совершенство с выкрученной на сотню харизмой. — Я ещё перед началом подумал, что ты как-то неважно выглядишь. Совсем бледный был. — Ты меня видел? — Джисон почти давится вдохом. Минхо небрежно пожимает плечами, идя вровень с Джисоном. — Ну да. Вообще, я искал Хёнджина, но когда понял, что рядом с тобой нет Феликса, сообразил, что и его, наверное, пока тоже нет. Он мне про Феликса все уши прожужжал, носится вокруг него, как пчела вокруг цветка. Джисон, правда – чувствует себя дураком. Минхо знает о нём... невероятно много. Значительно больше, чем сам Джисон думал. В смысле, сам факт, что Минхо знает о его существовании – это уже за пределом его понимания. — Феликс мне тоже – про Хёнджина, — отчего-то хихикает Джисон. — Если честно, мне кажется, скоро я буду знать всё про детство хёна и насколько именно они с Феликсом совместимы по гороскопу. — О, серьёзно? — Минхо удивлённо приподнимает брови и на его губах расцветает хитроватая ухмылка. — Ну слава богу, можно будет сказать Джину, чтобы он оккупировал твоего Феликса, потому что он меня уже заебал, честное слово. Пусть потрахаются уже. — Мне кажется, ты торопишь события. Если они потрахаются сейчас – Феликс на радостях не выпустит Хёнджин-хёна из квартиры ближайшую неделю. Минхо смеётся, и Джисон смеётся вслед за ним. Это так странно, но как-то удивительно приятно – Джисону кажется, что они с Минхо правда сто лет знакомы и легко могут перетирать за школьные парочки и сплетни про то, кто, где, с кем и когда. И в то же время – Джисону кажется, что у него сейчас остановится сердце. Хотя, возможно, это просто давление. — Не думаю, что он будет сильно против. Я даже не буду пересказывать тебе Хёнджиново нытьё о беспросветной влюблённости в Феликса, иначе он мне не простит разрушения его образа недоступной цацы. Да и вообще, можешь мне поверить, удовольствие это на троечку с минусом. Джисон хихикает. — А я думал, это у тебя образ недоступной цацы, хён. Минхо поворачивает к нему лицо и приподнимает брови. — Погоди, серьёзно? Они останавливаются, и Джисон смотрит Минхо глаза в глаза, и ему даже становится немножко неудобно, но в основном – дико кайфово. Минхо глядит на него внимательно, без стеснения и неловкости, и что-то в лёгком наклоне его головы заставляет раз за разом очерчивать взглядом контуры его идеального лица. — Ну да, — пожимает плечами Джисон, пытаясь делать вид, что не умирает внутри, как ёбаная пятиклассница. — Ну знаешь, ты весь такой холодный, сосредоточенный, ухмылочки эти твои, на подкаты не реагируешь. На тренировки приходишь всегда вовремя, одежда у тебя всегда аккуратная. На тебя половина группы слюнями исходится, а ты знай себе хреначишь хореографии и всех динамишь – ну прямо натурально айсберг в океане. Идеально обтёсанный. Джисон говорит, говорит, говорит, не затыкаясь, и с каждым новым словом ему становится в два раза кошмарнее, но он не может закрыть себе рот, потому что ему срочно нужно сделать вид, что ему-то на самом деле пофиг, он и сам на пафосе и на дзене. Отличная стратегия, Хан Джисон, но больше не думай, у тебя не получается. — О, вот как, — задумчиво тянет Минхо, но при этом отчего-то непохоже, чтобы его это действительно волновало. — Понятно. А ты? Джисон чуть не икает от неожиданности. — А что я? Минхо снова смотрит ему в глаза, и Джисон вообще-то не привык к такому количеству внимания к себе на минуту времени. У него сердце слабое, так же можно и богу душу отдать. — Ну, ты тоже на меня слюнями исходишься? Так, ладно, отбой, всё предыдущее не было пиздецом. Вот сейчас – пиздец. — А что, похоже? — выдаёт Джисон единственную адекватную мысль, которая приходит ему в голову. Все остальные варианты, варьирующиеся в диапазоне между «Да! Да, конечно, да, да, конечно!» и «Выходи за меня? В смысле, бери меня в... э, взамуж?» он торопливо отбрасывает. Минхо снова хмыкает. Господиблять, какой он красивый. — Да нет, вообще-то, — он неопределённо качает головой. — Я поэтому и спросил. Мне вообще казалось, ты меня недолюбливаешь. — Я? — Джисону кажется, что ему пора ингалятор, а то он так скоро точно заглохнет. — Ну да. Ты так... ну знаешь, так поглядываешь на меня иногда, как будто кувалдой хочешь прибить. Я подумал, может тебя бесит, что я в основном составе, а ты – нет. Ой, ну спасибо, по больному проехался. В смысле нет, ты дурак, какое кувалдой? — Нет, — Джисон мотает головой. — Нет, конечно. Просто я... На самом деле, я хотел спросить, не мог бы ты со мной немного позаниматься, чтобы подтянуть мне кое-что из базы? Минхо смотрит на него и впервые – действительно удивлённо. Вот так с какой-то искренней, детской растерянностью, проскользнувшей на его лице буквально на секунду или две; а затем он снова делается невозмутимо-спокойным, с этими горьковатыми нотками чувства собственной идеальности. Минхо прикрывает глаза и едва слышно хмыкает. А затем говорит. — Да. С радостью. И Джисону кажется, что он сейчас умрёт. — Но сначала ты сходишь в медпункт, — уже прохладнее добавляет Минхо и кивает головой на дверь около них. — Нужно быть уверенными, что с тобой всё в порядке. С Джисоном всё в порядке. С Джисоном всё настолько охуенно, что он готов взлететь на луну. — Ага, — сдавленно выдаёт Джисон, искренне надеясь, что на его лице не пропечатывается жирным шрифтом ярко-красное «Я ЛЮБЛЮ ЛИ МИНХО». Из медпункта Джисон выходит минут пятнадцать спустя, уже чуть более бодрый и отдохнувший. Не то чтобы медпункт – такое одухотворяющее место, но любая возможность посидеть для Джисона – дар божий. Минхо ждёт его на скамейке напротив двери, упершись в телефон. Джисон пытается понять, когда тот его взял, но не может. Он был с Минхо ещё в зале? Или Минхо успел сходить за ним и вернуться обратно? Ебучая сплошная дыра в памяти Джисона. Минхо поднимает голову, слыша щелчок дверной ручки. Взгляд у него всё такой же спокойный, но странно-внимательный, как будто он каждое Джисоново движение мимоходом анализирует. И даже не затрачивает на это ни капли усилия. — Я же говорил, просто давление, — произносит Джисон, останавливаясь возле Минхо. — Пониженное. Скоро пройдёт. Минхо понимающе кивает и встаёт со скамейки. — Лучше бы тебе домой и отдохнуть денёк. Проводить тебя? Слушай, хочет сказать Джисон, а может ну его, этот дом? Давай сразу к тебе? — Да нет, спасибо, хён, правда. Я сам. Тем более, нехорошо у тебя столько времени отнимать, ты и так из-за меня половину тренировки пропустил. Минхо неопределённо покачивает головой, мол, фигня, забей. А затем протягивает Джисону свой смартфон. — Добавь свой номер. Я напишу тебе вечером, узнаю, всё ли нормально. И говорит это так буднично, мол, ну ты же мой младшенький, как же я тебя так оставлю. Непорядок. Джисон хмыкает, берёт из рук Минхо телефон и принимается забивать номер, вкладывая максимум усилий в то, чтобы внутренний ураган не прописался сейчас у него на лице. Минхо спокойно ждёт и вертит что-то в руках. — Держи, — Джисон возвращает телефон владельцу. — Можешь мне в телеграме написать или в вотсапе. Ну или в инсте, к инсте у меня номер тоже привязан. Вообще-то, можешь написать мне сразу в свидетельстве о браке. Минхо принимает телефон из рук и кивает. — Окей, отлично, — а затем протягивает Джисону что-то в ответ. — Держи, съешь. Поможет с давлением. Джисон смотрит на шоколадку и хочет сказать, что ну ёб твою мать, Ли Минхо, это же надо было всё так испортить. А сам только с усилием натягивает привычную вежливую улыбку, уже напоминающую ему вторую кожу, и мягко качает головой. — Нет, спасибо. Я не голодный. Поем дома. Минхо щурит свои кошачьи глаза и чуть наклоняет голову набок, не убирая руки. — Да ладно, это просто шоколад. Горький. Съешь кусочек, станет полегче. И Джисону правда хочется втащить ему кувалдой или чем там говорил Минхо. У него внутри всё как-то странно сжимается. Вид красивой яркой обёртки не вызывает никакого желания – только страх. Только страх, напряжение, сгустком собирающееся внутри, и потребность сейчас же отскочить подальше. Отстаньте от него? Просто отстаньте от него? Не надо ему есть, он сам разберётся. Отстаньте просто. — Правда, не надо. Аппетита совсем нет. Наверное, из-за обморока. Минхо опускает руку и задумчиво смотрит куда-то себе под ноги. — И давно у тебя аппетита нет? Джисону это всё смутно напоминает ту сцену из «Сумерек», и приходится усиленно бороться с желанием сказать в ответ «уже да». Он сглатывает какой-то сухой ком в горле и максимально нейтральным тоном отвечает: — Да с утра. Наверное, поэтому и почувствовал себя неважно. Минхо поднимает на него взгляд – очень, очень внимательный, и задумчиво тянет многозначительное «м-м-м». Джисон отчего-то чувствует себя разоблачённым мошенником. — Ну ладно. Я тогда наберу тебя ближе к вечеру. Скажи, если что-то будет нужно. Из глаз Минхо пропадает прежняя подозрительность, и Джисон даже как-то выдыхает. Он только теперь понимает, как вспотели его ладони; от всего этого – и от усталости, и от того, что Минхо с ним разговаривает, и от того, как Минхо с ним разговаривает. И Минхо как будто бы... не плевать? Да это всё не на самом деле. Ну так в реальной жизни не бывает. Джисон только и может, что согласно кивнуть, и чуть было даже не кланяется уважительно перед сонбэ, но вовремя себя одёргивает, потому что это было бы ну как-то совсем странно в нынешней ситуации. А по коже у него всё ещё мурашки от того, с каким непонятным беспокойством смотрит на него Минхо. А может, это давление; чёрт его знает. И им бы сейчас разойтись, картинно так, красиво, чтобы как в фильмах, и удар хлопушки – дубль. Но Джисон неловко кусает губу от нервов (Минхо за этим...смотрит?) и чуть смущённо выдаёт: — Да, хорошо. Ну... мне тогда в раздевалку за вещами надо, наверное. Минхо кивает. — Я передам тренеру, что тебя освободили. Точно до дома тебя не надо проводить? Надо! — Нет, не стоит. Спасибо, хён, правда. Минхо чуть улыбается, и в глазах у него светится что-то чертовски тёплое, но чертовски упрятанное. — Можно просто Минхо, — говорит он, а потом зачем-то кладёт ладонь Джисону на лоб, отводя чёлку. — Холодный ты какой-то, конечно. У тебя точно нет истощения? Джисон выдавливает кривую улыбку и только дёргано жмёт плечами: — Это от нервов. Стресс. Пиздец, думает Джисон, конечно от нервов. Как тут не нервничать – когда главный краш твоей жизни стоит с тобой в коридоре, один на один, и вы щебечете друг другу, как глупые младшеклассники. И он предлагает тебя проводить, а ты, дурак стоеросовый, ещё и упираешься. Го-о-осподи, ну Джисон... Кожа в том месте, где прикасается Минхо – электризуется. Прям натурально, Джисон аж чувствует, как у него там что-то потрескивает и хлопает фейерверками. И ладонь у Минхо очень тёплая и совсем сухая; не то, что у Джисона. Мягкая такая, и пальцы длинные. А ещё Джисон слышит дыхание Минхо в полуметре от себя, и он поклясться готов, что тот вообще почти не дышит. Вдыхает, так, раз секунд в десять – но очень громко, глубоко, как будто ему только и хватает усилия, чтобы сделать один большой выдох, а потом снова вдох. Вау. Вау. Минхо отнимает ладонь, прячет её в карман – туда, где лежат телефон и шоколадка. Джисону хочется закричать «Верни на место!» (как будто пальцам Минхо самое место у него на лбу, конечно), и он вообще-то себя еле сдерживает. Сдерживает только потому, что так реально можно в обморок хлопнуться. Второй раз за день – это совсем уже перевыполнение плана. На месяц. — Я... — и голос у Джисона немного даёт петуха; ну ещё бы. — Я это. Зайду, наверное, ещё раз к медсестре, попрошу водички и кофе, может. Слышал, кофе помогает. Воздухом ему сейчас подышать поможет. И, видимо, таблетки от сердца. Минхо чуть заметно поджимает губы (недоволен?..), но всё же не отводит взгляд и смотрит Джисону прямо в глаза, совсем без стеснения и даже с какой-то безобидной наглостью. Джисон от этого взгляда чувствует себя загнанной антилопой – у него так же трясутся тонкие ноги и округляются огромные тёмные глаза. — Хорошо, — он кивает пару раз, и что-то такое слегка грустное проскакивает у него во взгляде. — Тогда... ещё увидимся? У Джисона сердце подскакивает куда-то в горло, стукается там о гортань и застревает в глотке – вот так он это всё чувствует. Погодите, так а что... так правда можно? Он улыбается – искренне – и делает шаг обратно к двери в медкабинет. — Конечно.