Выпивать с Хенджином чаще всего очень занимательно. Первое — у него начинают разбегаться глаза. Он вроде бы смотрит на тебя, но все равно куда-то мимо, а еще всегда начинает ясно осознавать присутствие у себя на лице носа и иногда отвлекается и смотрит вместо собеседника на него. Второе — с него слезает тот налет нормальности, за которым он любит прятаться обычно. И хотя, протрезвев, Хенджин все отрицает, именно он больше всех распаляется и азартно предлагает все новые варианты в их простой игре “выбери то или это”. Например:
—До конца жизни говорить только шепотом или всегда петь, рифмуя слова?
— Петь, — спокойно отвечает Сынмин, поднося к губам стакан со своим коктейлем. — Если это означает, что возможность повышать голос останется при мне. В этом мире нельзя позволить себе всегда говорить только шепотом.
— Петь, — соглашается Минхо. Но не по каким-то там рациональным причинам, которые уже успели сформироваться и упорядоченным списком выстроиться в голове Сынмина, а потому что всегда говорить в рифму — это забавно. Особенно, если это будет происходить автоматически. Он мог бы стать гениальным сонграйтером. Стать королем фристайла. Открыть новую форму читки рэпа, если бы постарался петь достаточно быстро.
Хенджин торжественно кивает:
— Я бы тоже выбрал петь. Может, наконец-то набрал бы сотню в караоке.
Не набрал бы, считает Минхо. В этих адских запрограммированных машинах невозможно набрать сотню. Они просто так устроены, он в этом уверен. Автоматы с игрушками не хотят отдавать тебе игрушки, караоке не хочет отдавать тебе заслуженный максимум баллов. Такова жизнь.
— До конца жизни ходить с торчащим изо лба, словно рог, микрофоном или с растущей из задней части шеи клешней-хваталкой, как в этих автоматах-скамерах? — спрашивает Минхо.
— Какого хрена, — говорит Сынмин. Не слишком эмоционально или удивленно. Так, по-привыкшему. Ради галочки.
— А их функциональность сохраняется? В смысле, микрофон что, служит усилением моего голоса? Голосов других? А клешней можно управлять и что-то захватить? — В этот раз математические формулы, как следствие усердных размышлений, начинают почти осязаемо летать уже вокруг головы Хенджина. Того самого, кто в обычное время лишь страшно вытаращил глаза и сделал бы вид, что к подобному разговору никакого отношения не имеет. Минхо считает, что люди были бы намного счастливее, если бы с готовностью принимали свои странности. Потому что они есть и будут. Если человек абсолютно нормальный — это странно. На самом деле он точно какой-нибудь фрик.
