Прекрасный цветок для девочки-весны

Глава вторая: Вишня в «Праздник жизни»

Сакура заперлась в своей комнате, отправив Эйко к бабушке. Пятый месяц – срок критический, на котором может случиться выкидишь или замереть плод. И Харуно этого боится, как огня – потерять дитя, единую надежду, и, в одночасье – всё. Она понимает – до статуса Госпожи Узумаки ей не возвысится, но сын укрепит её позицию возле Наруто. Без него она – лишь боевой товарищ Господина Хокагэ, бывшая сокомандница и хорошая подруга его семьи.

Этот фестиваль – очередной праздник деревни – Сакура ненавидит всеми фибрами души. Каждый год она проводит взаперти четырёх стен, поедая любимое лакомство – аммицу. Её любимый десерт – аммицу – желе на основе красных и бурых водорослей агар-агар, поданное вместе с кусочками сладкой дыни и политое «мицуи» – сладким чёрным сиропом. За долгое время она почти возненавидела и тот холодный десерт жаркого летнего дня, также, как и вареную фасоль, и бобы азуки. Это всё приелось, и вызывает лишь воспоминания о том, что каждый праздник она проводит одна – в объятьях горького одиночества, что почти сводит её с ума.
Будучи лишь любовницей, она не имеет права появляться вместе с Узумаки на официальные мероприятие – жители деревни этого не одобрят. А ведь Кагэ – это пример, эталон поведения. А если придёт – на неё обязательно бросят косые, неодобрительные взгляды старушки и местные сплетницы – мол, пришла разлучница. Пускай в остальные дни она и остаётся «второй Цунаде» и непревзойдённым медиком, но в праздники все вспоминают и о том, что она мать двух дочерей Наруто, его любовница.

И сейчас, точь в точь, как и каждый год, она сидит на деревянном полу, опираясь спиною о стену, и поедает желе. На сей раз её алое фурисодэ, расшитое цветами сакуры, прикрывает не тонкую женскую фигурку – появившийся живот, в котором развивается её малыш. Короткие волосы нежных красок цветов вишни касаются плеч, а чёлка, что во время войны отросла – заколота золотистой заколкой – подарком Наруто. На высоком лбе временно нет синеватого ромба – величайшей печати химэ клана Сенжу, а тонкие губы не украшает алая помада. Сейчас в ней есть лишь некая, данная только беременным женщинам, мудрость, и взволнованность. Ей хочется плакать, но нельзя, чтоб взор её зелёных – почти изумрудных – глаз затмевался прозрачными слезами.

Она всё ещё отлично помнит его мягкие, нежные прикосновения к её коже и поцелуи – страстные, увлекающие в водоворот эмоций. Помнит и напряжение, и возбуждение, что испытывала с ним, без стеснения прижимаясь к его телу сильнее. Помнит, отлично помнит и момент кульминации – сладкую негу во всём теле. Это всё она испытала с ним, благодаря нему – и злиться не на что.

Но её память подставляет и момент жаркой ночи в тесной комнатушке больницы – на столе, покрытом слоем пыли – среди кипы бумаг, что она разбирала. Тогда Наруто впервые не пришёл ночевать домой – к Хинате и детям – остался с ней, лаская и вознося на вершины удовольствия. Для неё это было за счастье – сладкое, томительное счастье, от которого так приятно сжимало сердце и волновало всё тело.
Потом – маленькая рука Хинаты на плече и чашка чая в руках, когда она, непоколебимая вторая Цунаде, плачет и шепчет о том, что виновата. Лишь эта хрупкая женщина, что некогда была химэ известного рода, поддержала её – не судила, не просила избавиться от ребёнка – нежеланного для всех, но единственного тогда. И Харуно была ей благодарна за понимание – искреннее, не притворное. Тогда, сидя на кухне особняка Узумаки и держа в руках чашку с горячим чаем, Сакура впервые понимает, за что Наруто полюбил Хинату, и впервые жалеет, что сама согласилась провести с ним ночь.
Потом – крепкие объятия малыша Боруто, что почти повис на её шее, весело лопоча, что Сакура – крёстная мама Сакура – так давно к нему не приходила, и заинтересованный взгляд малышки Химавари, которой едва исполнилось два месяца. Ей было стыдно, мучительно стыдно смотреть в их детские, невинные и полные доверия глаза, и понимать, что именно она, Сакура Харуно, понемногу отбирает их отца – вносит разлад в их семью, их размеренную жизнь.

Но она помнит также хорошо и разгневанное лицо сестры Хинаты – Ханаби, и недовольный взгляд Хаиши – отца обоих химэ. И тот тихий голос Хинаты, которым она говорит, что всё хорошо – так нужно и она не против, ведь верит, что Наруто не обманывал и не обманывает её, говоря о любви. И уверенный голос самого Узумаки, которым он говорит двум старшим детям о том, что «тётушка Сакура» теперь – тоже их мать, вторая и не родная для них, но родная для их маленькой будущей сестрёнки. И искренняя радость двухлетнего Боруто, что лучиться в его солнечной, совсем как у отца, улыбке.
Ещё тогда, почти девять лет назад, она сама себя заклеймила «порочной женщиной», решив остаться рядом с Наруто и украсив половину своих нарядов моном его клана – оранжевой спиралью.

Яиои слышала, как мать тихо плачет, и осмелилась зайти в её комнату. Она сжалась, видя, что мать смотрит на неё сквозь пелену слёз, и впервые услышала «Подойди ко мне, Яиои» произнесённое без привычной строгости в голосе, произнесённое тихо и почти нежно. Оказавшись рядом, она не ожидала угодить в объятия матери – крепкие и сильные, и не знала, как на них реагировать, лишь обняла в ответ тонкими ручками, прижимаясь ближе и слыша сбивчивый, неразборчивый шёпот Сакуры, которым она изливала душу комнате, миру и нежеланной дочери.