Брусничное солнце

Глава 8

Неделя подходила к концу, с каждым днем Брусилов становился все напряженнее. Искал этому причину, но та ускользала из-под цепких пальцев, раздражение царапало глотку. Разве не происходящего ныне он жаждал?

Что же так тяготило, сводило сума?

Всему виной была она. Варвара Глинка.

Сиреневоглазая проклятая ведьма, при взгляде на которую начинала бурлить кровь. Жажда была настолько ощутимой, настолько глубокой, что он едва не поверил ее словам – это безумие.

Словно безродный вшивый пес, преданный равнодушной холодной хозяйке, он опускался на край кровати каждый раз, когда Варвара прикрывала глаза и прекращала сыпать ядовитыми проклятиями. Оставался на ночь, игнорируя осуждение отца и перешептывание слуг. Потому что чувствовать тепло ее тела стало безумной манией. Чем-то на грани. Физически больно, не касаясь ее больше суток, не находя пронзительный ненавидящий взгляд.

Она создана для него самим господом. И смотреть она должна только на него.

Плевать, что за гибель художника он поплатится – осуждающие взгляды императорской семьи ныне снова ему гарантированы. Ради нее не страшно потерять их расположение.

Не будь он Брусиловым, отправили бы его за смертельные дуэли в ссылку или сразу лишили головы? Сколько же дверей открывает перед человеком родовитая, сулящая богатства и власть фамилия? Будь ты трижды одаренным родившись в крестьянской семье – сдохнешь за косой или выгребая отстойники.

Так почему ныне великие предки беспомощны? Почему она сурово отбрасывает крупные аметисты в золотой оправе, безучастно пропускает между пальцев ожерелья с изумрудами?

Проклятая женщина. Временами он не знал, чего жаждет больше: обладать ею или убить.

И вдруг в один момент все переменилось. Глинка перестала его чураться, прекратила вскакивать с постели, передергиваясь в омерзении. Свыклась с судьбой?

С каждым днем он все более задумывался о том, чтобы пролистать страницы книжицы, за которой она коротала досуг. Должно быть та была личным дневником. Иначе отчего Варвара так старательно ее прятала, а писать уходила с чернильницей в ванную комнату, прихватив со стола свечу? Каждый раз он делал вид, что спит, а сам пристально наблюдал за ней из-под полуопущенных ресниц. Как же она прекрасна, Господи. Тусклый свет свечи отражался холодными бликами на глади черных волос, спускающихся до талии. Самуил помнил, какие они на ощупь, когда пропускаешь их сквозь пальцы. Следующий раз он непременно скользнет по ним уверенной рукой во время страсти, а не ярости. Когда Глинка будет выстанывать его имя прямо в открытые для поцелуя губы.