Крёстный отец

4. Гвоздь, Грек и Шастун, который не умеет драться

Утро. Антон, за нежеланием снова оказаться на лестничной клетке в трусах, встал раньше и сидел на кухне, в компании Попова, надеясь, что ему что-то да перепадёт. И перепало бы, если бы было чему падать. Арсений выбрасывал всю еду, которая не доедалась сразу. Такой себе протест тому, что видел в детстве. Протест всем «доедай, больше не получишь». Просто протест. Смысл Арсения в том, чтобы выбиваться из общих правил.

Попов ждал, когда заварится кофе, Антон болтал под столом ногами.

— Арсений, — получив в ответ глухое «а?», Антон продолжил, — а почему у меня в комнате ничё нет?

— Диван есть, — сказал, как отрезал.

И ведь не поспоришь.

— Ну я же не псина какая, чтобы перебиться одним диваном.

— Кто тебе сказал? — изогнул бровь Арсений, — Не верь ему. Пиздит много, — поставил чашку перед мальчишкой на стол.

Антон нахмурился и поджал губы, отодвинул кофе и встал из-за стола.

— Не буду.

Попов пожал плечами и отпил из своей чашки половину одним глотком.

— Дай от машины ключи, я внизу тебя дождусь, — Антон протянул раскрытую ручонку в сторону Арсения.

— Сядь. Ещё рано.

Шастун вскипел.

— Да чё сядь-то? — занервничал Антон, — То стой, то спи, то сиди, то тридцать секунд на штаны. Я не собака. Я – человек.

В пару секунд Арсений тенью навис сверху. Антон всем видом старался показать, что не боится его нисколько, но выдавали трясущиеся колени и общий мандраж.

Поразительно, в нем теплилось желание жить и какое-то глупое бесстрашие, которые вдвоём никак не могли ужиться с Арсением в одном поле.

Попов молча смотрел на Антона из-под опущенных ресниц, лицо его не выражало ни малейшей эмоции, а глаза, казалось, пожирали. Антон ежемгновенно пытался спрятать голову в плечи, надеясь стать черепахой, и плющился, как будто его жал многотонный пресс. Наверное, это даже хуже. Шастун отвернулся, прошёлся глазами по всем стенам, и в конце концов остановился на полу.

Так меньше шансов увидеть снова этот выжигающий изнутри взгляд.

— Да всё, всё, пусть диван. Перебьюсь, — затараторил Антон, не поднимая головы, — Не надо эти твои пистолеты и кишки..