Украденные прикосновения

глава 17

Милен

Я просыпаюсь от покалывания в основании черепа и мгновенно осознаю, что кто-то наблюдает за мной. Мне даже не нужно открывать глаза, чтобы понять, что это Сальваторе.
"Который час?" бормочу я.
"Три часа дня".
Боже, его голос оказывает еще более разрушительное воздействие на мой полусонный мозг. Глубокий и сексуальный, он вызывает у меня желание зарыться под одеяло и просто впитывать звук его баритона. Не слова, а тембр. Интересно, опускается ли его тембр еще ниже, когда он занимается сексом? Нет, я не пойду в эту кроличью нору.
Я несколько раз моргаю, прежде чем полностью открыть глаза, и вижу, что Сальваторе прислонился плечом к дверной раме, рукава его черной рубашки закатаны до локтей, а две верхние пуговицы расстегнуты.
"Ты проверил ребят?"
"Да. Они в порядке". Он смотрит на Курта, который свернулся калачиком на подушке над моей головой. "Ты в курсе, что твой кот спит, прикрыв хвостом лицо?"
"Он делал это с самого начала. Я пыталась заставить его спать у изножья кровати, но это не помогло".
"Тебе стоит попробовать еще раз".
"Почему?"
"Потому что когда ты переедешь в мою комнату, я не хочу, чтобы кот был на моей кровати".
"Я не планирую переезжать в твою комнату".
"А я планирую, Милен".
Он уходит, а я сжимаю свои бедра вместе, презирая себя за то, что хочу проводить каждую ночь в его постели.
Я вспоминаю эпизод в лифте и то, как приятно было прижиматься к его телу, его член прижимался к моей киске. От одной мысли о стоне, который мне пришлось подавить, меня выворачивает наизнанку. Я изо всех сил стараюсь не поддаваться желанию побежать за ним и прыгнуть в его объятия. Вместо этого я иду в ванную, чтобы вымыть волосы.
Подняв душевую лейку, я опускаю ее вниз, пока струя воды не упирается в мою киску, и ввожу палец свободной руки внутрь моей ноющей сердцевины. Я позволяю волнам наслаждения захлестнуть меня, дрожа от восторга, представляя перед собой Сальваторе, его палец во мне вместо моего собственного. Я кончаю со стоном.
* * *
Во время позднего обеда я отправляю сообщение Бьянке, спрашивая, что у нее нового. Я также пытаюсь позвонить Андреа, но она не отвечает. Сальваторе нигде не видно. Вероятно, он либо спит, либо сидит в своем кабинете, замышляя месть ирландцам. Покончив с едой, я отправляюсь в лазарет, чтобы проверить раненых.
Кивнув дежурной медсестре, убирающей в шкафчик лекарства, я подхожу к Алессандро, который лежит на кровати в самой дальней части палаты. Он листает свой телефон, но когда я подхожу, он опускает устройство.
То, как его глаза впиваются в мои, крайне тревожно. Как будто он анализирует каждое мое действие и реакцию. Взгляд его глаз говорит о том, что он готов ко всему, и я заметила, что он так поступает со всеми. То, как он наблюдает за людьми с таким пристальным вниманием, нервирует.
Однажды я встретила другого мужчину, ветерана войны, который вернулся из своей пятой командировки в Афганистан, с почти таким же взглядом в глазах. Он вел себя так, словно все еще находился на вражеской территории, готовый сражаться с повстанцами, прячущимися за каждым углом.
"Как себя чувствуете?" спрашиваю я, проверяя его капельницу. Он не отвечает, а просто смотрит, как я заменяю пакет с физраствором и делаю запись в карте у изножья кровати.
"Хорошо", — наконец говорит он.
"О." Я театрально хмурюсь. "Он разговаривает".
Алессандро одаривает меня еще одним из своих мрачных взглядов, а затем берет свой телефон и продолжает листать. Я закатываю глаза и направляюсь к соседней кровати.
Я как раз меняю повязку на бедре Паскаля, когда телефон в моем заднем кармане вибрирует. Вероятно, это Андреа, поэтому я оставляю его звонить и продолжаю перевязывать рану. Однако как только звонок прекращается, он начинается снова. Я закрепляю повязку и достаю телефон. На экране высвечивается имя Сальваторе.
"Где. Ты?" — выкрикивает он, как только я отвечаю на звонок, его голос смертельно тих.
"На одиннадцатом этаже. Что?"
Он повесил трубку. Что-то случилось? Я собираю медицинские принадлежности и несу их в другой конец комнаты. Когда я возвращаю неиспользованные бинты в шкаф, дверь справа от меня с грохотом открывается, и внутрь заходит Сальваторе. Я никогда не видела, чтобы он выходил из пентхауса в чем-либо, кроме безупречного костюма или без протеза, но сейчас на нем только треники и он опирается на костыли. Судя по удивленному выражению лица Паскаля, это не совсем обычное явление. Как только глаза Сальваторе находят меня, он направляется в мою сторону. Он не останавливается, даже когда оказывается почти передо мной, и я отступаю назад, пока не врезаюсь в стену.
"Сальваторе?" Я смотрю ему в лицо.
Его глаза сужены, дыхание учащенное, а ноздри раздуваются.
"Я искал тебя, но тебя там не было", — говорит он сквозь зубы. "Ты не покидаешь пентхаус, не поставив меня в известность".
"Но я нахожусь этажом ниже тебя".
"Это не имеет значения".
"Я здесь пленница?"
"Нет". В его глазах — контролируемое безумие. "Мне нужно знать, где ты находишься в любое время".
Это глупо. Он ожидает, что я буду сообщать ему, когда захочу выйти из квартиры? На мгновение я думаю, что он издевается надо мной, но потом вижу его выражение лица. Он смертельно серьезен.
"Почему?" спрашиваю я.
"Я так хочу. Ты закончила?"
"Я хочу проверить, как там Кармело".
"Илария придет позже. Она убедится, что с ним все в порядке. Пойдем."
Я качаю головой и следую за ним к лифту. Когда мы поднимаемся в пентхаус, он ничего не говорит. Его странному поведению нет объяснения. Я иду за ним, когда он направляется в свою спальню, и останавливаюсь в дверях.
Сальваторе садится на кровать и развязывает узел на левой штанине своего свитера. Он натягивает материал и тянется к протезу, прислоненному к стене. Ему требуется много времени, чтобы надеть его. Намного дольше, чем следовало бы. Закатать рукав на подкладке — довольно сложное дело, когда у него только одна рука функционирует, потому что ткань постоянно выскальзывает из пальцев. Я удивлялась, почему он не надевает протез вечером, после душа. Наверное, слишком хлопотно делать это дважды в день.
"Что-то происходит?" спрашиваю я.
"Что ты имеешь в виду?"
"Ты настаиваешь, чтобы я давала тебе знать каждый раз, когда выхожу из пентхауса. Ты боишься, что ирландцы могут попытаются проникнуть в это здание?"
"Ирландцы тут ни при чем". Он выругался, когда лайнер снова выскользнул из его пальцев. "И никто не может проникнуть в это здание".
"Тогда почему? Ты думаетшь, я сбегу или что-то в этом роде?"
Он не отвечает, но продолжает возиться с протезом. Когда он надевает его, он встает и подходит ко мне, поднимая руку к моей шее.
"Ты можешь попробовать убежать", — говорит он и наклоняет мою голову вверх, — "но я поймаю тебя каждый раз, Милен".
Он все еще без рубашки, и то, что он так близко, путает мои и без того спутанные мысли. У этого парня чертовы восемь кубиков. Как я могу продолжать притворяться безразличной, когда моим глазам хочется опуститься на его живот и еще раз сосчитать каждый дюйм, чтобы убедиться? Я думала, что это дерьмо — миф.
"Надень, пожалуйста, рубашку".
"Нет". Он делает еще один шаг вперед, заставляя меня отступить назад. Рука, сжимающая мою шею, скользит вниз, пока не останавливается на небольшой части моей спины. Крошечные волоски на моей коже поднимаются, и мурашки покрывают все тело.
"Торе?"
"Да?" Еще один шаг, за ним еще один, пока я не упираюсь спиной в стену коридора.
"Почему ты всегда загоняешь меня в угол?" спрашиваю я, пытаясь отвлечься от мыслей о том, чтобы прижать ладони к его груди. "Тебя это заводит или что?".
"Может быть. Почему бы тебе самой не проверить?" Он берет мою руку и прижимает ее к своей промежности, и я втягиваю воздух. Он твердый как камень.
"Прекрати, это сексуальное запугивание, Сальваторе", — задыхаюсь я.
"Я не вижу, чтобы ты пыталась убежать". Он наклоняет голову, наблюдая за мной, затем проводит пальцем по моей щеке. "Или отпустила мой член, если уж на то пошло".
Я задыхаюсь и быстро убираю руку.
"Скажи мне, Милен, если бы я сейчас запустил руку в твои трусики", — он скользит правой рукой по моему бедру спереди, проводя пальцем по линии от пупка до пояса шорт, — "насколько влажной я бы тебя нашел?".
Я должна сказать ему, что я сухая, или повернуться и уйти. Или попросить его остановиться. Вместо этого я прикусываю нижнюю губу и держу его взгляд, не моргая.
Медленно, я расстегиваю первую пуговицу своих джинсовых брюк. Сальваторе наклоняет голову и прижимается своими губами к моим, но это длится всего секунду.
"Следующий, cara", — говорит он мне в губы, и я расстегиваю еще одну пуговицу. На этот раз он берет мою нижнюю губу между зубами и нежно посасывает ее, сводя меня с ума от желания.
"Следующий".
Я расстегиваю последние две пуговицы и делаю глубокий вдох, ожидая, что он будет делать. Его палец пробирается ниже, под оборку на верхней части моих трусиков, и прижимается к влажной коже.
"Промокла насквозь. Ты должна была сказать мне, что все так плохо, Милен". Он быстро проводит пальцами по моему клитору, и мое дыхание учащается. "Почему ты такая чертовски упрямая?"
"Я не упрямая", — шепчу я. "Я злюсь на тебя".
"Ты можешь продолжать злиться на меня. Я не возражаю". Он сжимает свою левую руку рядом с моей головой. "Повернись и прижми ладони к стене".
Нет! Убери его руку и уходи, — кричит мой мозг. К сожалению, способность моего разума контролировать мое тело была нарушена, потому что я делаю то, что он приказывает. Как только я поворачиваюсь, он прижимается своим телом к моему, его рука снова скользит в мои трусики, и мне едва удается сдержать стон. А может быть, и нет, так как крошечное хныканье все же вырывается через мои едва раздвинутые губы.
"Мне очень нравится эта маленькая игра, в которую мы играем". Его палец толкается, и придавливает, и кружит, заставляя мой и без того влажный вход еще больше промокать.
Когда он оказывает дополнительное давление, я скрежещу зубами, поддаваясь, даже пытаясь удержать последние остатки сопротивления, прежде чем оно исчезнет. Я немного вскрикнула? Возможно, но ощущения вне тела, которые я испытываю благодаря его ловким пальцам, мешают мне думать. На этот раз он медленно обводит мой клитор, оказывая давление во всех нужных местах, я словно марионетка на его ниточках. Мое дыхание учащается, сердце бешено колотится в груди.
"Но, как и в любой подобной игре, в конце концов, победителем выйдет только один". Он прижимается к моему клитору чуть сильнее, его движения становятся быстрее, и под его контролируемыми и методичными прикосновениями последние остатки моего сопротивления быстро просачиваются наружу.
"Думаешь, что победишь ты?". Я снова прикусываю губу и прижимаюсь лбом к стене. Еще. Мне нужно больше, но я скорее умру, чем признаюсь ему в этом. Демону. Да, он демон, посланный мучить меня и играть на мне, как на инструменте, своими адскими пальцами. С каждым нажатием его пальцев я теряю еще один кусочек своего разума.
"В том-то и дело, Милен", — шепчет он мне на ухо и медленно двигает пальцем к моему входу. "Я уже победил. Осталось только, чтобы ты приняла это".
"Ты ничего не выиграл, Сальваторе".
"Ты уверена в этом, cara?" — спрашивает он и вводит в меня два пальца.
Я втягиваю воздух и стону, закатывая глаза. Он проталкивает пальцы еще глубже, а другой рукой быстро трет мой клитор. Его пальцы изгибаются, массируя мою внутреннюю стенку, нащупывая точку G. На этот раз очень громкий стон наполняет воздух, так как удовольствие переполняет мою систему.
Когда Сальваторе ущипнул мой клитор чуть сильнее и стал быстрее тереть его обеими руками, я достигла такого оргазма, какого не испытывала никогда прежде. Волна за волной спазмы сотрясают мое тело, заглушая все рациональные мысли. Кажется, что в этот момент мой разум полностью распадается.
Его губы касаются моей шеи. Легкие поцелуи пронизывают горло до самой мочки уха. Он тихо шепчет: "Это было сделано моими пальцами, Милен. Сегодня ночью, когда ты будешь пытаться заснуть, представь, каково было бы чувствовать мой член внутри себя вместо этого".
Он осторожно вынимает пальцы, его рука исчезает, и между вдохами он тоже уходит, оставляя меня задыхающейся посреди коридора, прижатой лбом и руками к стене.
* * *
”Черт бы его побрал", — бормочу я и беру телефон с тумбочки, проверяя время. Четыре утра. Застонав, я кладу телефон обратно и зарываюсь лицом в подушку, пытаясь выкинуть из головы воспоминания о том, как меня прижимали к стене. Никакая гимнастика ума не помогает.
Я встаю с кровати и иду на кухню. Может, мне стоит напиться и вырубиться на диване? Это не займет много времени, поскольку я редко пью. Трех бокалов вина будет достаточно.
Я достаю из холодильника открытую бутылку белого вина и иду к шкафу рядом с раковиной, чтобы взять бокал. Пока я тянусь за ним, я слышу, как Сальваторе входит в кухню, и моя рука замирает на пути к моему священному Граалю. Несколько мгновений спустя я чувствую легкое прикосновение к своей спине.
"Не можешь заснуть?" — шепчут мне за ухом, а затем следует легкий поцелуй, от которого тонкие волоски на моей шее мгновенно становятся дыбом.
"Нет".
"Я тоже". Еще один легкий поцелуй в шею. "Возьми два бокала. И принеси вино".
"Куда принести?" произношу я.
"В мою спальню", — говорит он и перемещает свои губы на мое плечо, слегка покусывая. "Я буду вести себя хорошо".
"О? Как ты ведешь себя сейчас?"
"Такая упрямая". Он целует кожу на моей шее. "Мы можем поговорить. Если ты этого хочешь".
"Да." Я сжимаю ножки двух бокалов между пальцами и поднимаю охлажденную бутылку со своего места. Когда я поворачиваюсь, он смотрит на меня с любопытным блеском в глазах. "Просто поговорить, Торе".
"Просто поговорить, Милен".
Я киваю и прохожу мимо него в коридор, который приобрел новый облик после предыдущих событий. Я замечаю, что он смотрит на меня, когда он следует на несколько шагов позади. Дверь в его спальню закрыта, поэтому я наклоняюсь, чтобы нажать локтем на ручку, и чувствую, как поднимается моя футболка. Я поворачиваюсь и вижу, что Сальваторе стоит прямо за мной, засунув палец под подол моей футболки и разглядывая мою задницу.
"Торе! Мы же договорились".
"Но я и пальцем тебя не тронул, Милен", — говорит он, не отрывая взгляда от моего затылка. "Красный цвет тебе очень идет, cara.".
"Я рада, что ты одобряешь мой выбор нижнего белья. А сейчас прекращай".
Я открываю дверь и прохожу в его спальню, прекрасно понимая, что пришла сюда не для разговоров. В какой-то момент в течение ночи, между метаниями и ворочаниями, когда я пыталась заснуть, я наконец призналась себе — я больше не могу сопротивляться. К черту мою честность. Я не могу продолжать в том же духе, потому что, если не сделаю этого, то сойду с ума.