Плесень

Глава 3. Без откровений.

Вторник прошёл паршиво. Николь признали виновной в произошедшем, и никто даже не задался вопросом, как такая хрупкая, маленькая девочка сумела сотворить такое со шкафчиком. Сваливать ушибы на руке на занятие боевыми искусствами даже не пришлось. Алиби Еве Винник не пригодилось. Всё сложилось для рыжей самым худшим образом: как будущий полицейский страха она не вселяла, физическим превосходством она совсем не обладала, так теперь ещё и вся школа считает её нарушительницей порядка, преступницей. И всё-таки, было в её взгляде что-то такое неуловимое и неописуемое каждый раз, когда она глядела из под лба, снизу вверх на светловолосую хулиганку. В её глазах никогда нельзя было разглядеть страх, неуверенность или нестойкость. "Совсем как баран на новые ворота", и этими воротами всегда была Ева. Но не в тот день. Стоило всем увидеть отвертку, как Николь замолчала, больше ни разу не взглянув на блондинку. Безусловно, Еву удивила её реакция, она ожидала, что та начнёт оправдываться, или хотябы попытается нарыть что-то против, улики, доказательства, она ведь будущий полицейский, отличный детектив, который каким-то чудом всегда умудрялся поймать Винник на горячем, но она не сделала ни того, ни другого. Ева смотрела в след уходящим в кабинет декану и Николь, ощущая себя наглой кошкой, что разбила хрупкую вазу. И этой хрупкой вазой была Николь. Желание поиграть в полицейского и преступника зашло слишком далеко. Она пыталась доказать своё превосходство, показать, что в её дела любопытным лезть не стоит, но  не ожидала, что конкурентка откажется играть в эту глупую игру на преосходсвто, где так и не окажется победителя. Николь сдалась, но вкуса победы Ева не ощущала. Стоило ли это всё такой победы, такого превосходства? Горечь от осознания того, что испортила чью-то мечту тупым соревнованием, снова сводила скулы, когда та в очерендой раз обойдя целый кампус, на рыжую так и не наткнулась, ни сегодня, ни завтра, и ни послезавтра.

Все эти мысли застелили густым туманом целую неделю. Чувство вины лилось через край, а как выходить из этой ситуации - идей не было. Мысли судорожно метались от собственных успокоений до собственного осуждения. "Она сама нарвалась, я ведь говорила ей не лезть"; "Неужели я не могла просто сделать всё аккуратно? Никто даже не узнал бы о том, что я там рылась, никто бы не пострадал", и к её несчастью, в борьбе всегда выигрывала вторая мысль. На столько сокрушительно, что на целых три дня Ева попросту забыла обо всём. О том, что в сумке её лежит флешка с информацией, которая может помочь приблизиться к цели, о том, что сообщение с извинениями она подруге так и не отправила. Каждый перерыв она проводила в другой части кампуса, рассматривая будущих офицеров и детективов, которые наверняка станут таким же продажным мусором в будущем, как и все остальные. И снова в этих мыслях всплывал образ рыжей, и снова её мысли перебивали новые: "а что, если Николь стала бы действительно достойным полицейским? Ведь такими назойливыми они должны быть? - на лице девушки вытянулась рассеянная улыбка - "Прямо как мой отец. Хотя, ей это точно не выдержать". Последняя мысль эхом отозвалась в её голове, мигом стерев улыбку. Вырвавшись из раздумий она в который раз, разочаровавшись вернулась обратно в аудиторию, с каждым днём всё сильнее убеждаясь в своих догадках о том, что рыжую отчислили, и мотивом всех её похождений было лишь желание убедиться в том, что её глупое самодовольство не испортило ей жизнь. В эти раздумья совсем не вписывались извинения перед Настей, что так же не собиралась идти на примирение. Её каштановый  затылок мозолил глаза. Демонстративно она пересела на парту вперёд, к девушке, которую Ева всегда недолюбливала из-за её попыток привлечь внимание каждого парня в университете. Складывалось такое впечатление, что она пошла в программирование лишь потому, что его изучают приоритетно парни. От того, что Настя променяла её на такую собеседницу, становилось ещё более тошно, но сейчас силы на извинения и оправдания найти в себе Винник не могла. Пришлось смириться и просто стараться не пересекаться с ней лишний раз, чтобы в очередной раз не ловить на себе осуждающие взгляды.

Субботнее утро наконец слегка рассеяло туман в голове девушки. Хороший сон помог привести мысли в порядок, однако разбросанная по квартире обувь, гора грязной посуды и расставленные по всей квартире стаканы с недопитым кофе напоминали о том, как однотонно и мрачно прошла целая неделя. Лишь пятница принесла с собой что-то новое: Ева набралась решимости выловить одного парня из группы Николь, но даже этот распрос ничего не дал. Никто не знает, что произошло, она просто перестала появляться на занятиях, а декан приказал прекратить распространять слухи о произошедшем. Дениса успокоили, сказав, что его просто хотели проучить, а тот, убедившись, что его "статусу" ничего не угрожает - успокоился. В любом случае, ни до кого не дошли слухи о том, что её отчислили, так что есть шанс, что этого всё-таки не произошло. Возможно эти новости помогли девушке вырубиться в семь вечера, как только та пришла с тренеровки, возможно копившаяся всю неделю усталость, а может быть мучительные выяснения с тренером, который увидел руку. Ева никогда не пропускала тренировки, и в этот раз тоже не собиралась, поэтому решила наплевать на синяки и прийти, заранее намотав на руки бинты. Хоть за три дня рука спухла, мощные удары всё ещё заставляли её кривиться от боли, и как не странно, тренер это заметил практически сразу, вынудив её выкладывать, что произошло. Ясное дело, даже человеку столь родному она не могла рассказать правду, поэтому послушно сняв бинты в ответ на приказ тренера, выдумала историю о том, что разозлившись ударила кулаком стену. Лицо тренера казалось спокойным, словно он вовсе не был удивлён тому, что Ева сорвала свою злость таким оразом, но так же в его взгляде читалось еле заметное недоверие. Прозвучал вполне очевидный, но очень нежеланный вопрос от тренера: