Боль была отрезвляющей и... безопасной.
Знакомой.
Чертовы ребра...
- Осторожнее, Као, осторожнее.
Лба коснулась знакомая рука - маленькая сухая ладонь, приносящая успокоение одним движением, болел ли зуб, душа или же, как сейчас, ребра.
А еще скула.
Запястья и, кажется, почки.
Вдохнув воздух резче необходимого, Макао зажмурился, хоть глаза у него и так были закрыты: перетянутые эластичным бинтом ребра отозвались глухой болью. Все тело, словно пропущенное через мясорубку, ныло и жаловалось на повреждения в разных своих частях, словно бы и не было подключено к капельнице с обезболивающим.
Что же будет, когда она закончится?...
- Лежи, дыши мелко, не спеши.
Голос Пита - тихий, увещевающий, и Макао так чертовски хочется слушать его все больше и больше.
- Вот так, спокойно. Открывай глаза, все в порядке.
Да нихрена не в порядке. Больно.
- Знаю, - вот теперь в голосе слышится улыбка. - Ты говоришь вслух.
Он неожиданности Макао едва не захлебнулся воздухом, но медленно открыл глаза, в которые словно кто песок насыпал. В один. Второй заходился нытьем и страданием.
- У тебя было смещение глазного яблока, но его уже благополучно вправили обратно, - тихо сказал Пит, все еще продолжая гладить Макао, словно маленького ребенка, по кромке волос на лбу. - Тебя здорово избили, но теперь ты дома, все хорошо.
Комплекс Кинна - не наш дом, хотел возразить Макао, но тут же передумал. Рядом с Питом и братом дом был там, где они. Хоть под последним лачужным забором.
- Хотя бы один глоток воды постарайся сделать...
Губ Макао коснулась трубочка, и затем - о, чистое блаженство, в горло потекла прохладная вода.
- Всё-всё, больше нельзя. Прости. А теперь отдыхай, спи. Теперь можно.
Повинуясь теплому голосу, Макао закрыл глаза.
Он уже не слышал, как Пит, посидев рядом с ним еще немного и убедившись, что он точно уснул, тихо вышел из палаты, аккуратно прикрыв за собой дверь, и вернулся к Вегасу - ненадолго, прижаться горящим лбом к чужому плечу.
