Sinister

Двенадцатая часть

  Луи проснулся под щебет птиц и задался вопросом: а хорошее ли это предзнаменование? И пришел к выводу, что, да, определенно хорошее, – и с этим открыл глаза.

Как всегда, Гарри все еще спал; его лицо в большей степени вжалось в подушку, отчего поморщился нос, и, наклонившись, можно было разглядеть открытый от небольших вздохов рот парня и один мирно-закрытый глаз. Луи любил думать, что его пациент – самое красивое живое существо, которое он когда-либо видел; единственный и неповторимый с темными ресницами, слегка касающимися гладкой кожи цвета молока, розовыми губами, и грязными кудрями, отблескивающими пылающе-золотым оттенком из-за света из окна.

Тихий всхлип застрял в горле Томлинсона, когда он так осознал, как сильно хочет остаться здесь и изучить каждый прекрасный миллиметр своего мальчика, когда тот такой умиротворенный, но мужчина вынужден работать.

Плюя на работу, он остался в постели еще на чуть-чуть, поднял руку, дабы поласкать щеку Стайлса, и мягко запустить пальцы в копну растрепанных кудрей. Гарри поерзал во сне, совсем немного, и с тихим стоном.

Луи улыбнулся сквозь слезы, уже успевшими потечь по обеим его щекам, и воссоединиться на подбородке. Он не знал, почему плачет – он лишь знал, что должен.

– Я люблю тебя, Гарри, – прошептал он так тихо, будто бы рассказывал секрет.

И затем осознает: это на самом деле секрет. Он хочет рассказать целому миру, как сильно любит этого мальчика, но не может. Правда, не может.

Покидать удобство прижиматься к теплому телу Гарри, лежащему на шелковых простынях, было труднее, чем Луи ожидал. Когда, стоя в ванной, холодный воздух окутывал голую кожу врача, того бил легкий озноб и стучали зубы.

Он принял душ, настолько горячий, что казалось, вода сожжет его кожу, – а этого он и хотел. Казалось, жара может избавить вас от любого неприятного чувства.

Это даже работало некоторое время.

Томлинсон сделал завтрак, хотя Гарри все еще не проснулся, а у Луи вовсе не было сил разбудить его, такого расслабленного.

Взглянув на яйца, которые сварил, шатен не мог не отметить, каким дерьмом они выглядели по сравнению с теми, что когда-то приготовил ему Стайлс. И он даже не смог съесть их, а просто сделал себе чашку чая.

Когда Луи прошагал мимо своей комнаты, застегивая последнюю пуговицу на пальто, поднялся Гарри, и холодным взглядом начал смотреть в окно рядом с роялем.

Мужчина начал идти к нему, чтобы сказать доброе утро, но был прерван фразой своего сожителя:

– Сыграй для меня.

Томлинсон понимал, что до начала работы оставались считанные тридцать минут, и, тем не менее, сел за рояль, положив пальцы на клавиши.

Луи глубоко вздохнул, пытаясь стряхнуть с себя жуткое чувство того, насколько тих был Гарри, и надавил на инструмент, извлекающий теперь драматичные звуки.

Почувствовав заметную легкость, поселившуюся в комнате, он убрал руки с клавиш и перевел взгляд на Гарри, все еще следящим за окном.

– Гарри, – произнес он тихо, задумываясь над тем, чтобы протянуть свою руку к руке кудрявого; но, к удивлению, парень уже держал ее. Он переплел их пальцы, сжал руку своего доктора и посмотрел на него сверху вниз со слабой улыбкой. Его глаза слезились, и он наклонился, чтобы прижаться к губам Луи.

Поцелуй получился таким заботливым и медленным, что мужчина просто не смог сдержать своих слез. Он отстранился; его сердце, казалось, увеличилось от невероятно большого размера любви к кому-то.

– Я люблю тебя, – прошептал он в губы партнера, чувствуя, как тот улыбнулся.

– Я тоже люблю тебя, Луи, – ответил Гарри и после небольшой паузы бодро поцеловал Луи в нос, – и буду сильно по тебе скучать.

Томлинсон улыбнулся, щекоча носом щеку брюнета:

– Я тоже буду по тебе скучать, Хазз, – и встал, идя к двери. Оглянувшись и положив руку на ручку, сказал предпоследнюю фразу: – Держись подальше от проблем, кудрявый.

Гарри покорно кивнул с торжественной улыбкой на губах.

Луи опустил мысль о Гарри-убийце, и начал открывать дверь, но остановился снова – что-то тянуло его назад.

Удивительно, что, когда он снова посмотрел через плечо на Гарри, тот глядел на врача большими детскими глазами.

– Луи, я люблю тебя. Я люблю тебя, навсегда, ладно? – голосок парня дрожал от волнения.

Луи не смог не улыбнуться до такой степени, чтобы не заболели скулы.

– И я люблю тебя, и тоже навсегда. Увидимся вечером.

С этими словами он вышел из дома.

хХх


В Violet Quarters Луи пытался оставаться сосредоточенным на первых двух пациентах, которых, признаться, было достаточно легко направить на путь к выздоровлению.

Во время перерыва доктор валялся в кресле и из-за одной не дающей покоя мысли вытащил мобильный телефон. Старый друг Томлинсона, Зейн Малик, уже одиннадцать лет работал частным детективом, – единственное, что он хотел делать в жизни.

Луи напечатал ему смс.

«Эй, приятель, мне нужно, чтобы ты проверил информацию кое о ком для меня...»

хХх


Врач освободился с работы пораньше, отложив все свои послеобеденные встречи. В последнее время он проделывал так слишком часто, но за многие годы работы в центре у начальства и прочего рабочего персонала выработалось нескрываемое доверие к Луи, поэтому никто и пальцем не пошевельнул проверить ту информацию, что ему «нужно к дантисту».

Он встретился с Зейном в небольшом пабе, за углом старого университета. Оба были рады встретиться здесь; Луи даже не осознавал, что так сильно жаждал пива.

Смотря на Зейна, к нему вернулось довольно большое количество приятных воспоминаний, наполненных подростковыми вечеринками и открытием своей истиной сексуальной ориентации. Смотреть на Зейна просто приятно.

Он смиренно помахал мужчине, после вовлекшим того в крепкие объятия, на которые Луи с упоением ответил. Томлинсон не видел ни одного своего друга с тех пор как взял к себе Гарри.

Любопытство Зейна никогда не было его лучшим качеством, до сегодняшнего ланча. Он подпер голову кулаком под подбородок, и приподнял брови, чем выразил немного нестандартный вид частичной растерянности.

Луи посмотрел на него так, будто бы и не догадывался, почему тот принял такое загадочное выражение.

– Да, Зейн?

– Ты ведешь себя по-другому, – Малик вздохнул, – и зачем ты попросил меня проверить эту... Миранду?

Луи опустил глаза к миске чипсов, и протянул руку, чтобы взять парочку, с целью лишь оттянуть время.

– Это длинная история, друг, – со вздохом мужчина сделал паузу.

– У меня есть время, – плавно произнес Зейн, аккуратно сложив руки на столе.

Томлинсон неловко заерзал на месте, тоска разлилась по его телу при мысли о том мирно-спящем лице Гарри.

– Я не... Я просто, – его голос ломается, и он сам нервно проводит рукой по волосам. – Ты помнишь Гарри Стайлса? Подросток, который несколько лет назад был обвинен в изнасиловании и убийстве семерых человек? – здесь он замолкает, осторожно оглядываясь на окружающих людей. Никто, кажется, не подслушивал.

Зейн снова вскинул брови:

– Разве он не был в Violet Quarters? – спросил он между тем, как глотал пиво. Если у мужчины и был малейший злой помысл по отношению к парню, то он чертовски хорошо его скрывал.

Луи застыл немного, думая, как бы рассказать такую невероятно длинную историю в нескольких предложениях. Глубоко вздохнув, он кивнул.

– Его перевели в Kedron... вскоре после этого. Потом выпустили досрочно под медицинский испытательный срок... и, э-эм, я взял его к себе, – он остановился, потому что ощущал скорый взрыв Зейна, но мужчина держал самообладание, хотя пиво пить перестал, и Луи робко продолжил: – Я знаю, что звучит это безумно, но он действительно не такой, и я понятия не имею, как описать его; понимаешь, за все те годы, что я был психиатром, я ни разу не сталкивался с такой глубокой и затяжной шизофренией, и я не могу сказать, что...

– Ты влюблен в него, не так ли? – внезапно прервал его Зейн, из-за чего Луи мгновенно залился румянцем.

– Да... Да, но, – он колеблется, – я не знаю, как объяснить это, Зейн, он привел меня к месту, где лежали десять трупов, говоря, что это он убил их всех, но чем больше я думаю об этом... – врач качает головой снова и снова. – Я-я видел их своими глазами, и один из трупов точно не мог быть мертвым более года... а Гарри в течение последних двух лет находился под усиленной охраной.

Лицо Зейна выражало пару эмоций, но затем все равно стало нейтральным.

– Так ты не думаешь, что он на самом деле убил всех тех людей? Но кто тогда это мог быть, если на месте убийства нашли только его ДНК?

Луи повернулся к окну, смотря, как какая-то молодая девушка наблюдает за раскатом грома. Она хмурилась, и по некоторым причинам, Томлинсон ей сочувствовал.

Луи покачал головой:

– Именно поэтому я попросил тебя проверить Миранду ака доктора Сазерленд.

Зейн кивнул, но он все еще кое-чего не понимал:

– Но почему она?

– На одном... можно сказать, сеансе, который я проводил с Гарри, он произнес ее имя и сказал, что она в основном издевалась над ним, когда он приходил к ней на терапию, но больше ничего вспомнить не смог.

И вдруг он кое-что осознал.

Кое-что настолько огромное, что все его тело напряглось, и он захотел закричать. Но преодолел свое желание, делая вздох.

Зейн останавливается, но снова кивает, прежде чем взять с пола свою сумку, положить ее к себе на колени и достать из нее манильскую папку.

Луи удивился, действительно ли они должны делать это при всех, но он слишком близко к чему-то великому, чтобы отвлечься.

Зейн посмотрел на мужчину, наклонился над столом и спросил:

– Что ты хочешь знать?

Минуту он думал; гонка мыслей в его голове слишком быстрая, отвлекающая.

– Вообще-то, – говорит он невзначай, – мне нужен только ее адрес.

Зейн сощурил глаза и, медленно кивая, протянул ему бумагу из папки. Луи смотрел на нее несколько секунд.

На листе было написано не только ее настоящее место жительства, но и все предыдущие до 1988 года. Томлинсон недоверчиво взглянул на своего друга, который сейчас с опаской глядел на него.

– Спасибо, Зейн, – но поблагодарил он на самом деле искренно, даже отчаянно. – Я отплачу тебе за это в ближайшее время, ладно? А сейчас я должен выяснить все, пока не стало слишком поздно.

Зейн, будучи Зейном, не возражал, а просто спокойно кивнул. Луи спастически ударил рукой об стол, положив тем самым на поверхность двадцать фунтов, прежде чем выпрыгнуть из-за стола, натянуть пальто и взглянуть на часы.

1:13.

Он живо обнял Зейна, снова поблагодарил его, и проделал путь к двери, где отдаленно услышал:

– Будь осторожен.

хХх


За полчаса Луи удалось добраться до дорогого дома Миранды; в ту ночь шел дождь, облака сохранили свой дневной оттенок серого, пробуждая впечатление тумана.

Томлинсон копошился между выбором выйти из машины и пойти к Миранде или не выходить, а развернуться и уехать домой к Гарри.

Задержав взгляд на бумажке с адресом, он все же вышел из машины под дождь и подбежал к крыльцу. Капли мгновенно пропитали его одежду, кожу, и кости, и он задрожал. С другой стороны, не водой ли мы тушим огонь?

Он надавил на дверной звонок, а уже после подумал, но продолжал стоять и ждать.

Стоять и ждать пришлось дольше, чем он ожидал, но, в конце концов, дверь открыла Миранда в жестком сером костюме. Ее бледное лицо исказилось от шока до самодовольства.

Луи же, по меньшей мере, было приятно, что она хотя бы дома.

– Доктор Томлинсон, какой... сюрприз, – беззаботно говорит она, сохраняя на лице плотную улыбку. – Что привело вас ко мне домой? Новости по поводу моего места в Violet Quarters? – она засмеялась: пронзительно, высокомерно.

Луи не старался казаться более прямым или холодным:

– Еще вопросы о Гарри.

Ее брови на мгновение приподнялись:

– Но я уже рассказала вам все, что могла.

Луи язвительно улыбнулся:

– Ну тогда расскажите еще раз, потому что я подзабыл некоторые части.

Она напрягла челюсть, снова вскинула брови, и отошла в сторону от дверного проема, пропуская Томлинсона.

– Ну, тогда, пожалуйста, входите, – Миранда ухмыльнулась, и Луи по иронии судьбы зашел в ее фойе под закат грома на заднем плане.

От женщины пахло тем властным цитрусовым парфюмом, который Луи запомнил еще с прошлой встречи неделю назад. Он рефлекторно сморщил нос, и остановился, прежде чем пройти в огромную гостиную с черными шторами, и таким же огромным диваном для двенадцати человек.

– Вина? – предложила она со скользкой улыбкой и подошла к шкафу с вином в углу комнаты. Луи со вздохом присел на краю темного дивана. Он точно не был уверен, мог ли он доверять этой женщине, но все равно кивнул. Она налила два полных бокала красного вина.

Изящно протянув незваному гостю бокал, она села на противоположную сторону дивана рядом с кофейным столиком. И приняла более интимную позицию, чем хотелось бы Томлинсону. С остротой блондинка сделала глоток вина, и по-волчьи улыбнулась.

– Что бы вы хотели знать, Луи? – голос низок, на уровне соблазна, к чему у Луи уже определенно выработался иммунитет.

Он молчал несколько секунд, глядя вниз, на свой бокал, на комнату, которую резко заполнил свет от молнии. А ведь синоптики обещали хорошую погоду.

– Так вы никогда не курили? Точно? – начал врач, переводя взгляд на женщину, чье лицо выразило путаницу.

– Я думала, вы здесь по поводу Гарри, – смеется она, вдыхая запах из бокала, – да, но не сильно.

Луи злобно выдохнул, постукивая пальцами о бедро и морща нос:

– Потому что это не то, что сказал мне Гарри, – пауза, глоток вина, изучение выражения лица Миранды (сухожилия на ее шее напряглись), – он сказал мне, что вы садились и курили возле него, в то время как проводили свои «сеансы терапии», – в его голосе было отвращение, он не скрывал этого, но побаивался.

Миранда отвела взгляд с очередной улыбкой, но этот спектакль был сыгран только чтобы скрыть что-то. Она выдохнула, качнула головой, при этом грубо посмеиваясь.

– И вы поверили ему? – снова прозвучал ее недоверчивый голос, будто бы она услышала самую удивительную вещь в мире.

Луи безучастно продолжал сверлить ее взглядом:

– Да, вообще-то, да.

Ее шипящий смех, пустая улыбка, сверкающие глаза, выражали что-то гораздо более опасное, чем должны были.

Луи напрягся, чувствуя, как добрался до чего-то большого.

Теперь она выглядела совершенно иначе: омерзительные тени под бровями, неестественно белые зубы, глаза, как две темных ямы, бледные волосы, – он ощутил, как смотрел на труп.

Но затем она гибко пожала плечами, смеясь дрожащим смехом, который вмиг пронзил Луи прямиком в душу, вызывая легкую встряску. Блондинка прищурилась, продолжая смеяться до тех пор, пока не решила поставить бокал с выпивкой на стол. Потом шмыгнула, окончательно закончив смеяться, как после чудовищно смешной шутки.

Миранда наклонилась вперед, так близко к Луи, что запах ее парфюма забился в его ноздри, – ему многого стоило не отклониться от него в сторону, а смотреть прямо ей в лицо.

– Думаю, нет смысла что-либо скрывать сейчас, – снова смех и она откидывается на спинку дивана, – они не смогут отменить приговор, даже если вы соберете все доказательства в мире, подтверждающие то, что Гарри не убивал этих людей; они не смогут вернуться во времени и посадить в тюрьму меня.

Луи задержал дыхание, пока не понял, что его легкие сейчас высохнут от нехватки воздуха. Он ничего не ответил.

Она поморщила нос, и снова последовала усмешка; ее как будто возбуждало это:

– Не волнуйся, я все тебе расскажу.

Мужчина тихо вдохнул побольше воздуха, не в состоянии больше держать рот на замке:

– Я знаю, что тиопентал натрия является чуть ли не самым эффективным средством, но с ужасающими последствиями: человек с фантастической скоростью становится управляемым, им можно манипулировать, как только захотите, и заставить поверить в то, чего на самом деле никогда не было, – его голос повысился, слезы жгли углы глаз, и хотелось плюнуть в нее этим самым вином. – Вы вводили это в вены Гарри, и заполняли его голову ложью, – яд, он будто бы проглотил яд.

Миранда горделиво кивала:

– Очень хорошо, Луи. Просто в яблочко, – и скрестила ноги.

Рот Луи подрагивал, не мог закрыться; по щекам покатились слезы; он подавлял в себе ярость, адски беспредельное желание встать и отобрать у нее ее жизнь точно так же, как она отобрала жизнь у Гарри.

– Почему? – голос дрожал.

– О, я не работала в одиночку, дорогой. И я расскажу, почему, – она снова наклонилась к Луи; поток железного вкуса крови пробежался по внутренней стороне его щеки, притупляя острое желание зверя вырваться наружу. – Его отец.

Усмешка.

– Джо Милворд и я работали вместе в течение трех месяцев, как раз когда он решил, что не хочет больше оставаться с Энн, – вздох, – Гарри было десять, когда его отец убил его мать. Он был свидетелем этого всего, Джо об этом не знал, конечно. Мальчик наблюдал за ним через щель в двери и видел, как он... расправился с женщиной. Джо вышел к мальчику и понял, что тот все видел, – снова ее сухой смех, снова его всхлип, застрявший в горле. – И, ты же понимаешь, мы не могли все так оставить. Мы не могли позволить Гарри доложить на нас.

Она встала из-за стола, залпом опустошая бокал, и подошла к шкафу с алкоголем, наливая себе еще порцию. Луи поерзал на сидении; каждый его мускул горел; он чувствовал себя плохо, очень плохо.

– Поэтому Джо привел мальчика ко мне, попросил, чтобы я помогла ему убедить Гарри в том, что он ничего не видел, и я, конечно, не отказала, – она закатила глаза, медленно проделывая свой путь к окну, чтобы всмотреться в дождь и ветер, играющий с деревьями. – Я ввела препарат и начала внушать ему, что его отец ушел, а сестры никогда не существовало. Потребовалось провести несколько сеансов, и мне частенько приходилось запирать его в подвале, потому что у мальчика тот еще тираний характер.

– Прошло несколько месяцев и, как ожидалось, Гарри стал очень отдаленным. Ему было даже трудно говорить, пока он находился под воздействием препарата, поэтому мы остановились на некоторое время, до тех пор, пока Джемма не съехала.

– Затем Джо пошел на, – она подавила смешок, через плечо глядя на Луи, словно бы желая развлечь его, – некоторые буйства несколько лет спустя. Он убивал и насиловал всех тех людей. И тогда мы поняли, как можем избавиться от бремени в виде Гарри... отправив его в тюрьму.

– К настоящему времени, Гарри страдает тяжелой клинической депрессией, биполярным расстройством, и зачатками шизофрении, – с этим, правда, очень трудно справиться. В любом случае, Джо отвез его «в гости» ко всем трупам, и заставил снять рубашку – в качестве вещественного доказательства. Что же до меня, то я вколола ему в ногу тиопентал и убедила в том, что это он и только он убил и изнасиловал всех тех людей. Я вдалбливала это в его малолетний мозг до тех пор, пока он уже не мог думать иначе. Когда тела нашли, догадайся, кто анонимно сообщил в полицию, что все они принадлежат Гарри? ДНК на рубашке совпало, и его посадили, – закончив, она улыбнулась, и повернулась к Луи, всем своим видом говоря: «Ну, как тебе это?»

Луи делал короткие вдохи и такие же выдохи, сгорая от бесконечного количества палящих слез. Он весь дрожал. Частично от ярости. Теперь понятно, почему Гарри был таким растерянным, таким... сломанным.

Затем он осознает еще кое-что.

Слезы мгновенно остановились, он резко вздохнул и выпрямил спину. Сжал зубы.

– Миранда, мне не нравится информировать тебя об этом, но Гарри вспомнил еще кое-что, – эти слова задержались на его языке, но вовсе ненадолго. – Понимаешь, он вспомнил не только твое имя, но и то место, где ты и его отец спрятали еще десять убитых людей.

Улыбка с ее лица мигом исчезла.

– И полиция обнаружила их; все они сейчас находятся в морге, где вскоре обнаружат, что Гарри в действительности не убивал никого из них, потому что ваша последняя жертва была убита около года назад, как раз в то время, когда Гарри находился в психиатрической лечебнице.

Он глубоко вздохнул, с такой знающей, насмешливой улыбкой на губах.

– И тогда все, что ты рассказала мне здесь, будет рассматриваться в суде, и никто не посмеет даже оспорить это; Ты будешь сидеть в тюрьме за соучастие в сокрытии не одного, не двоих, а десятерых трупов; Джо же сядет по десяти пунктам обвинения в убийстве, изнасиловании, и издевательстве над несовершеннолетними.

Он встал на ноги, даже не осознавая этого, и через всю комнату ясно видел, как дрожит от ярости Миранда.

– И затем Гарри, ну, ему понадобятся годы терапии, чтобы оправиться от травмы, но он будет со мной. Он не будет заперт в клетке на всю оставшуюся жизнь.

Сказав это, Луи поспешил к двери, так быстро, что едва мог чувствовать собственные ноги.

– Луи, – кричит она одержимо, – Луи, вернись, я... я убью тебя, – он услышал стук каблуков по деревянному паркету, но уже был за дверью, под дождем, снова пропитывающим его насквозь.

Мужчина успел забраться в машину, перед тем как женщина выскочила из дома. Когда он уезжал, то хорошо слышал ее разъяренные крики, но новый раскат грома заглушил противный голос.

Он дрожал так сильно, что стучали зубы, и адреналин бил из него ключом. Он не плакал, но и не кричал от радости из-за того, что оказался прав. Он зашел в эмоциональный тупик, и от безысходности начал нащупывать свой мобильный телефон.

Луи должен был позвонить Гарри.

Томлинсон опрометчиво повернул на оживленную улицу, начиная слушать уже противные гудки в трубке. Внезапно телефон отключился. Он пытался включить его снова, и снова, и снова, но безрезультатно. Луи проклял себя тысячу раз за то, что не зарядил его.

Томлинсон вел насколько мог быстро, с целью добраться до Гарри и убедиться, что это все реальность. Посмотрел на время. 4:35.

Луи давил на педали изо всей дури, летя по дороге, как самолеты летают по небу; на улице лил сильный дождь; он едва мог чувствовать пальцы ног.

хХх


Врач прибыл домой ровно в пять утра, минута в минуту; сердце готово было вырваться из груди; мотор заглушен, барабанящие капли дождя по крыше автомобиля затихли.

Луи глубоко вздохнул, открыл дверь и вылез из машины, прыгая в лужу. Затем проделал весь чертов путь к своей квартире, и шум в ней заставил его стать, как вкопанный.

Поначалу он не разобрал, что это, – он просто знал, что это было громко, резко, оглушающе, и затем последовала тишина.

И это вдруг ударило его.

Он побежал, крича от ужаса, почти выламывая дверь:

– ГАРРИ! – Луи орал так, что из коридора его голос разнесся эхом по квартире. Замок открылся, и мокрые подошвы обуви оставили следы на ковре в гостиной.

Дверь Гарри заперта.

– ГАРРИ! – вопит он сквозь слезы. Он не заметил записку, пока не стал дергать ручку двери.

Я не могу жить с собой больше.


– ГАРРИ, ПОЖАЛУЙСТА! – врач надрывал голос, толкаясь в дверь плечом один, два, три раза, прежде чем, наконец, выломал ее.

Он споткнулся.

Упал на колени, прикрыл рот, беспредельные рыдания – единственное, что он смог издать. Луи едва смог что-либо увидеть сквозь чертову пелену слез.

Запах порохового дыма ужалил его ноздри.

А Гарри, о, Гарри.

Луи просто видел кровь, брызнувшую на заднюю стенку и потолок. Парень, его парень, безвольно прислонился к спинке кровати с откинутой назад головой, мирно-закрытыми глазами. И пистолетом Луи в руке.

– Г-Гарри, нет... нет, малыш... мой малыш, – рыдал он, ползя к краю кровати, всем своим телом дрожа.

Если бы ты был тут лишь минутой раньше, этого бы не случилось.


Луи кричал, мучительно всхлипывая, что разносилось эхом по дому, пока он снова не прикрыл рот. Он почувствовал, как в нем просверлили огромную дыру, которая засосала в себя не только сердце – но и душу.

Мужчина прополз на кровати, и взял своего мальчика к себе на руки, вмиг пачкаясь кровью:

– Малыш, ох... Гарри... Зачем? Зачем, Гарри, зачем? – неаккуратно повторял он, упираясь подбородком в кудри парня, кудри, испачканные кровью.

Луи качался с ним вперед и назад; рыдания начали вызывать рвотные позывы, такие болезненные для сердца. Он погладил гладкую, но уже холодную кожу Гарри, оставляя на его лбу влажный поцелуй.

– Пожалуйста, пожалуйста... нет, этого не может быть, – вопил он, откидывая голову назад, и проклиная Бога, и продолжая качаться вперед и назад, опираясь головой о плечо парня. – Что я буду делать без тебя, ты оставил меня... ты оставил меня, вернись ко мне... – его голос был хриплый; эти слова звучали от неверия, от человека, потерявшим волю к жизни.

Все его тело дрожало. Завернутое в плащ костной, глубокой депрессии. Из носа текло, губы распухли, глаза и губы сжались при новом потоке слез.

Он вспоминал о последней ночи; о всей любви, что выразил своему Гарри; о всей любви, на которую Гарри ответил.

Это был его способ сказать пока, окончательно попрощаться.

Луи рыдал так сильно, что давление на глаза стало просто невыносимым. Он повернул голову, чтобы взглянуть на навечно-мирное лицо своего мальчика.

То, как его ресницы касались щеки; то, как посинели его розовые губы; то, как его растрепанные кудри спутались от засыхающей крови, струящейся из задней части черепа.

Луи хотел так сильно вернуться в это утро, к сладким, хриплым вздохам своего парнишки.

– Я мог бы спа-спасти тебя... о, милый... нет, нет, нет, Гарри, тебя загнали в угол. Вернись, пожалуйста, о Боже, почему.

Он, не думая, выхватил из руки парня пистолет, свой собственный пистолет, который он ни разу не использовал, и даже забыл о нем. Он даже не подумал, прежде засунуть ствол себе в рот.

– Ты не можешь оставить меня вот так.

Он нажал на курок, и затем забормотал.

Не осталось ни одной пули.

Он затащил его к себе в рот снова, и опять нажал на курок. И опять, и опять. Он рыдал все сильнее и сильнее, бросая оружие через всю комнату, и крепче прижимая к себе Гарри.

Тогда наступил гнев, неконтролируемое полномасштабное отвращение, что заставило его дрожать еще хуже, а рыдать еще болезненней.

Собственный отец парня сделал это с ним.

– Я заставлю их заплатить, Гарри, я сделаю все, чтобы они поплатились за все, что сделали с т-тобой.

Рыдание мужчины утихло до хриплых всхлипов, и раскачиваний взад-вперед. Он начинает усыпать холодное лицо парня поцелуями, но на этот раз, они остаются без ответа.