Sinister

Пятнадцатая часть

  Луи думает: как бы сложилась его жизнь, если бы он никогда не встретил Гарри. Или же встретил, но при других обстоятельствах, например, увидев парнишку через окно пекарни. Было бы у него достаточно мужества подойти и поговорить с кудрявым, пригласить его на чашку кофе в уютное кафе за углом, а потом, не медля поцеловать и предложить жить вместе? Они бы жили обычной жизнью, кутались бы в одеяло, крепко прижимаясь друг к дружке за просмотром фильмов ужаса семидесятых. Самая простая жизнь, невинная любовь, никаких вопросов.

Эти мысли втерлись в его голову, как раз когда он был слишком слаб – ночью, не давая сомкнуть глаз. Они пронзали его до мозга костей, пока врач не ощутил, как начинает гнить изнутри.

Он скучал по нему слишком сильно, гораздо больше, чем мог принять.

хХх


Зейн ушел на весь день, а Луи просто не мог возвращаться к работе, не мог снова слушать вопли людей об их ужасной жизни, когда его собственная канула во тьму.

Он пригласил Джемму составить ему компанию, и не сразу обнаружил, что все время цепляется за нее, прося, чтобы она просто его держала. Где-то глубоко над ним смеется его же совесть, но чувства этой девушки – единственного, что осталось от его мальчика – достаточно, чтобы удерживать мужчину на плаву.

Луи проснулся под мягкий воркующий голос, и открыл мутные ото сна глаза. Он прочистил сухое горло и присел рядом с Джеммой, держащей чашку чая в руках. Радостная улыбка растянулась на ее лице, заставляющая девушку в этом тусклом помещении выглядеть ровным счетом как он. Луи застыл, отводя взгляд, чтобы снова не сломаться.

– Эй, – вздыхает она, похлопывая его по бедру, – обед готов...

Грубый стук в дверь раздается из коридора квартиры, и Луи подскакивает, от напряга вытягивая шею, чтобы взглянуть на дверь, словно ожидая, что она распахнется сама. Джемма вздыхает, хмуря брови, подходит к входу в апартаменты и отпирает замок.

Луи весь сжался при виде офицера, чье выражение лица было уж явно не радостным.

– Здесь проживает Луи Томлинсон? – спрашивает он, показывая ей свой значок. – Полиция. Мы бы хотели задать ему несколько вопросов в участке.

Джемма посмотрела через плечо и с недовольством отошла в сторону от офицера. Он, в свою очередь, медленно вошел, издали начиная сверлить взглядом лежащего на диване человека.

– Вы Луи, да? Мне нужно, чтобы вы прошли со мной, – его голос был низким, а глаза – строго-серого цвета.

Луи прочищает горло, неловко ерзая в одеяле, думая, сможет ли он сказать что-нибудь с такой болью в горле.

– Зачем?

– Есть вопросы по поводу... Стайлса.

Оттенка неприязни, отвращения в голосе мужчины достаточно для Луи, дабы начать рвано дышать.

– Он не виновен, вы знаете.

Офицер просто смотрел на него, прежде чем жестом показать шатену следовать за ним. И очень медленно, он встает, так же медленно переводя взгляд на Джемму, которая кивает, ободряюще, как только может.

хХх


Луи привык «допрашивать» людей, но терпеть не мог, когда допрашивали его самого. Он сидел в холодной комнате с одним двухсторонним окном и люминесцентной лампой, освещающей все помещение. Он ненавидел это, так же как и одиночество этой комнаты, как и то, что ему приходилось барабанить пальцами по металлическому столу, чтобы не разрыдаться.

Он чувствовал себя таким онемевшим, чувствовал, как его пустая оболочка растягивается из-за страха, образующегося где-то в глуби такого же пустого желудка.

Луи изучал царапины на столе, когда дверь открылась и в комнату вошла худая женщина с седыми волосами и на удивление тончайшей добротой в голубых глазах.

Она присела напротив Луи, с тихим вздохом кладя руки на принесшую с собой манильскую папку. Стояла настолько проникновенная тишина, что казалось, она даже кричала в пространстве вокруг них. Он не взглянул на женщину, пока она не заговорила:

– Офицер Ярин сообщил мне, что у вас есть доказательства того, что Гарри Стайлс по факту не убивал и не насиловал всех тех людей.

Луи застыл, прежде чем откинуться на спинку стула. Пустота его глаз, пока он смотрел на нее, могла сравниться разве что с пустотой и тишиной комнаты. Он открыл рот, медленно вдыхая.

– Не убивал, – хриплым голосом мужчине удалось сказать только это.

Она покачала головой, со смехом глядя на свои руки.

– Так это просто совпадение, что серийный убийца наткнулся на массовое захоронение? – женщина цыкнула. – Вряд ли, Луи.

Его кожа горела от жара, и в первый раз за неделю он почувствовал нечто иное, кроме тоски, и это ненависть. Его рот открылся и закрылся, Луи еще не оправился от всего, что в ту ночь поведала ему Миранда. Пульс мужчины участился, и он чувствовал себя так, будто бы через секунду взорвется.

– Миранда Сазерленд, – плюнул он, – вот причина тому, что он лишил, – Луи резко вдыхает, – лишил себя жизни.

Женщина снова вздохнула, облизывая губы, перед тем как открыть свою папку и достать фотографии, изображение которых шатену никогда больше не хотелось видеть. Одну за другой она доставала фотографии жертв в пещере. Луи всхлипнул от ужаса, прикрывая рот рукой и отодвигая от себя эти снимки.

– Не показывайте мне их, – кричит он сломанным голосом, со слезами на глазах.

– Перестаньте защищать его, Луи. Он убийца. Я думала, вы понимаете, что...

– Заткнись! – выкрикивает он, выгибая спину и широко распахивая глаза, мокрые от слез. Его подбородок сморщивается, нижняя губа дрожит, и он зажмуривается от рыдания.

Тогда Луи начинает долгое, медленное объяснение всего. С самого начала, с первого дня, когда он встретил Гарри, до последнего. Женщина все время была тихой, и когда Луи проглотил последнее слово с дрожащим плачем, она просто сидела, с нейтральным выражением лица.

После долгого молчания, прерывая всхлипы человека напротив, она глубоко вдохнула, наклонилась вперед и оперлась локтями о стол.

– Так вы утверждаете, что отец Гарри Стайлса и его... партнерша подставили его во всех семнадцати убийствах?

Луи только кивает, внешней стороной руки смахивая слезы.

Женщина снова вздыхает, откидываясь на спинку стула и приподнимая брови.

– Мы рассмотрим это... Сазерленд и его отец. Но вам нужно, черт возьми, найти самого лучшего адвоката Лондона, чтобы доказать это в суде, Луи.

Дыхание Томлинсона застревает в горле, и он начинает массажировать свои виски, дабы унять головную боль. Он открыл рот, чтобы сказать кое-что, но обнаружил, что не может говорить. Луи внезапно почувствовал, как, начиная с головы, все его тело стало ватным... Ватные уши... ватный рот... ватный язык, ватные подбородок, шея, живот... Поэтому мужчина решил, что лучше промолчать. Она на мгновение остановила свой взгляд на нем, прежде чем коротко кивнуть.

– Вы можете идти, – ее голос стал мягче, чем обычно.

Он по-прежнему ничего не говорил, просто неторопливо встал и неуверенно пошел к двери, но остановился, услышав голос сзади:

– И Луи... я сожалею о вашей потере, – нескольких слов достаточно, чтобы он впопыхах выбежал из полицейского участка, прежде чем упасть в свою машину и сорваться в громком душераздирающем плаче.

хХх


Он предпочел бы сегодня остаться один, несмотря на то, что компания Зейна была довольно приятной, его стоило лишь попросить, и он бы утешил тебя, но Луи нужен был покой.

Но чем больше он думает о возвращении в свою квартиру, пустую и тихую, тем больше этого боится. До его дома оставалось ехать примерно минуту, поэтому врач решил, что не может вечно избегать его.

Когда он входит и включает свет, в квартире как-то до боли тихо и спокойно, слышен только гул холодильника - это все, что заполняло пустоту. Темнота будто бы не пропала, даже когда Луи включил весь свет в гостиной. Проходить мимо комнаты его мальчика было испытанием.

Он остановился возле нее почему-то. Луи больше не плакал – словно ему вкололи обезболивающее. Он подошел к двери из-за какой-то магнитной силы, тянущей его внутрь.

Только войдя, мужчина глубоко вздыхает, находясь в еще большей темноте и тишине, даже с включенным светом. В голове он поблагодарил компанию, которая избавила его от бремени чистить стену от крови, и сжигать простыни малинового цвета.

Луи натянуто смотрел на комнату, его дыхание было устойчивым, но сердце бешено колотилось. Он сделал несколько шагов, медленных, боясь, что комната вдруг исчезнет при быстром движении.

Несвежий запах отбеливателя и порохового дыма забивается в его легкие, вместе с некоторым другим пьянящим ароматом – запахом его мальчика. Странным образом это утешает его. Непреодолимое желание заполняет мужчину и вот он уже роется в шкафу, в поисках рубашек и свитеров. Луи механически потянулся к свитеру, который Гарри носил за неделю до этого. Простая серая вещица с несколькими дырками.

Луи схватил его и натянул на себя через голову. Одежда пахла им, и врач рад, что надел его, потому что так он соединил несколько тонких нитей грусти вместе. И в этом его личная метафора.

Боль в горле только возрастает, он опускается на пол, держа колени близко к груди, пытаясь буквально держать себя в руках, вдыхая тот запах своего мальчика.

Он смотрел в пол так долго, что заметил, как одна из дощечек паркета лежит неровно по сравнению с остальными. Луи моргнул несколько раз, прежде чем понял, что ее плохо приклеили. Он не решался дотронуться до нее, но протянув туда руку, его пульс стал неустойчивым, и шатен понятия не имел, почему.

Луи протиснул палец в небольшой промежуток и, напрягшись, отломал отклеившийся кусок.

Это старая квартира, поэтому все хрупкое и быстро ломается. Он наклонился и заглянул в небольшую ямку, не зная, чего ожидать.

Но конечно, там кое-что есть. Конверт.

Его дыхание останавливается, пока врач смотрит на конверт до того времени, как он становится просто белым квадратом на черном фоне.

Тишина настолько пронзающая, что он услышал в ушах свое сердцебиение, протягиваясь дрожащими пальцами к конверту.

Он не был запечатан, поэтому Луи перевернул его и вынул листок.

Врач развернул его и после секундного сощуривания и глубокого вздоха принялся читать.

От сдерживаемого рыдания и трясущихся рук, ему было нелегко.

Привет.

Я не знаю, прочитаешь ли ты когда-нибудь эти строки и я не уверен, хочу ли этого. Ты можешь называть это прощанием, но я спрятал это под паркетом потому... ну я не хочу, чтобы ты прочитал это сразу после того... что произойдет.

Когда найдешь это, я хочу, чтобы ты запомнил кое-что. Я хочу напомнить тебе кое о чем.

Той ночью я влюбился в тебя.

Той ночью ты дал мне все, и я почувствовал, как каждая частичка моего тела стала навечно твоей.

И именно поэтому я готов уйти, Луи.

То, что я сделал... ужасно. Но ты, Луи, ты дал мне силы двигаться дальше. Ты заполнил дыры во мне, которые, я думал, незаполняемы.

И как бы глупо это не было, застрелить себя после того, как нашел кого-то, кто дополняет меня, я надеюсь, в один день ты поймешь, что в этом вовсе нет твоей вины.

Я достиг наивысшей точки, и не хочу стареть без тебя. Я заканчиваю свою жизнь, потому что ты дал мне бесконечное количество любви, которая, в свою очередь, пропитала меня легкостью двигаться дальше и, думаю, будет питать меня даже после смерти.

Я считаю, что смерть – это начало чего-то красивого. Когда закрывается одна дверь, открывается другая, поэтому я открою ее и найду тебя, ждущего меня. Ждущего меня с желанными объятиями, и на этот раз без какой-либо тяги прошлой жизни, обременяющей тебя мною.

Только свет.

Я буду ждать тебя, моя любовь. Неважно, как долго я буду ждать, когда откроется следующая дверь, я буду.

Навсегда твой,

Гарри.