Дочь Шидзуко

ЖЕЛТЫЕ МИТЕНКИ И РАННИЕ ФИАЛКИ (март 1972)

Маса, бабушка Юки, в своем сером кимоно вошла в кухню и включила свет. Ее внучка сидела за столом, читая журнал, и то надевала, то стягивала желтые митенки. В семь утра в середине марта солнце еще не светило в два узких окна кухни. В желтом свете единственной электрической лампочки красный свитер и синие джинсы Юки выглядели неестественно яркими. Юки не подняла глаз от журнала, который читала в полумраке. На полу рядом с ее чемоданом стояли пластиковые пакеты с фиалками, выкопанными ею у реки. Пакеты были с круглыми отверстиями для воздуха и напоминали засушенных бабочек, чьи крылышки обесцветились и стали похожи на клочки бумаги. - Что ты встала в такую рань? Первый автобус придет лишь через два часа, - удивилась Маса. - Я знаю, - Юки стянула митенки и положила их на стол. - Будешь завтракать? - Нет. Маса все-таки налила в кастрюлю воды и насыпала в нее рису. Налила воды и в чайник, поставила все на огонь. В доме держался стойкий запах ароматических палочек: вчера приходил священник и совершал поминальную молитву по случаю третьей годовщины смерти Шидзуко - дочери Масы. Всего три года прошло, сокрушалась старушка, а Юки ведет себя так, будто забыла свою мать, да и нас хочет забыть. Она бросила в чайник пригоршню чайных листьев и села напротив Юки, продолжавшей читать журнал. Рядом с журналом лежали митенки, довольно несуразные: одна была явно больше другой - Юки сшила их на уроке по домоводству. Маса удивилась: зачем внучке нужны митенки в середине марта, когда уже тепло? Вон во дворе очнулись после зимы весенние хризантемы и ранняя клубника, а у реки - фиалки и клевер. Вчера, пока гости съезжались на поминки, Юки в черном платье сбегала к реке за фиалками. Вернулась, измазанная землей, умылась. Священник уже зажигал поминальную ароматическую палочку. Юки присела среди гостей: спина прямая, поза неподвижная, на лице - ни горечи, ни скорби. А некоторые из гостей, даже не родственники, слушая пение священника, украдкой прикладывали платочки к глазам. Сейчас гости разъехались, и Маса сидит вдвоем с Юки. Ее муж Такео еще не проснулся. - Ты уверена, что не будешь завтракать? - настаивала Маса. - Уверена, - Юки не отрывалась от чтения. - Если не хочешь рису, я возьму у соседей хлеба и сделаю тосты. - Я не хочу есть. - Ехать-то долго, умрешь с голоду, - не унималась Маса. От ее деревни надо час ехать автобусом до города Химеджи, а затем еще три часа поездом до Кобе, где живет внучка. Шидзуко и Юки ездили этим маршрутом каждое лето. Причем Шидзуко обычно говорила не «поедем погостить», а «поедем домой»: «Мы с Юки, как только у нее кончатся занятия в школе, тут же соберемся домой». И каждое лето внучка что-нибудь вытворяла, и жители деревни обсуждали это месяцами. Маса хорошо помнила, как однажды Юки забралась на каштан, на самую верхушку, а слезть боялась. Пришлось вызывать пожарных из соседнего городка. Они натянули сетку, чтобы девочка могла на нее приземлиться. И Юки важно сообщала потом каждому: никто в деревне, кроме нее, не прыгал с дерева на натянутую сетку. В другой раз она погналась за стрекозой и влетела в стекло. Поранила лицо, руки, колени, но не успокоилась, пока не поймала несчастную стрекозу. Потом хвасталась, что ни у кого нет столько шрамов, сколько у нее. Маленькая Юки была веселой болтушкой, и, несмотря на ее выходки, все ее любили. Сейчас она изменилась. По мнению Масы, она стала спокойной, даже мрачноватой. Маса ее давно не видела - со времени женитьбы отца. Бабушка вынула из бумажника две купюры по тысяче иен и положила их на стол. - Возьми. Может, тебе захочется позавтракать в поезде. - Не думаю. А если и захочется, у меня есть деньги. Ланч в поезде не стоит так дорого. - Ну, купишь что-нибудь себе, когда приедешь в Кобе. Те же митенки на зиму. - Мне нравятся эти, потому что я сшила их сама. - Но они тебе велики. - Вот и хорошо. Тесные митенки мешают кровообращению. Кроме того, мачеха хотела купить мне новые перчатки, но я отговорила ее. Если она узнает, что я купила митенки на твои деньги, я попаду в глупое положение. - Я смотрю, она к тебе хорошо относится. - Конечно, хорошо. Ты другого ожидала? Больше всего мне нравится, что она не лезет в мои дела. А телячьи нежности мне не нужны. Главное - свобода и чтобы ни от кого не зависеть. - Сделав паузу, Юки посмотрела бабушке прямо в глаза. - У них с отцом очень хорошие отношения. По-моему, он долгое время не был так счастлив, как сейчас. Маса встала и сняла с плиты кастрюлю. Положила столовую ложку риса в маленькую белую чашку, а в другую налила чай, поставила чашки на поднос и повернулась к внучке. - Почему бы тебе не поставить эти чашки на наш алтарь? Зажги ароматическую палочку и скажи духам наших предков, что ты пришла попрощаться с ними. - Мне бы не хотелось этого делать, - сказала Юки, закрыв журнал. - Здесь не с кем прощаться. Маса с любопытством взглянула на обложку журнала. С нее улыбалась девушка-фотомодель в красной лыжной куртке и черных брюках. Рядом с ней стоял высокий мужчина европейской внешности. Его здоровенная ручища лежала на талии красавицы. Изображение было плоским, как на старинных рисунках. - Нехорошо так говорить, - сказала бабушка. - Ты рассердишь духов, и они больше не будут тебя оберегать. - Ты сама прекрасно знаешь, что духам предков - если, конечно, они существуют - совершенно безразлично, зажгу я палочку или нет. И прощальные слова им не нужны. Не знаю, где сейчас мама, но во всяком случае не в этом черном ящике. - Разумеется, она не внутри алтаря, но алтарь все же здесь, и ты должна выказать уважение членам нашей семьи, покинувшим этот мир. Ведь они оберегают тебя денно и нощно. И в первую очередь тебе следует уважительно относиться к духу твоей мамы. - Как я могу уважать человека, который наложил на себя руки? Это ведь высшее проявление трусости и слабости, - Юки стала лихорадочно перелистывать журнал. Маса не успела ей ответить: дверь в кухню открылась, и показался Такео в коротком коричневом кимоно и в коричневом нижнем белье. - Когда придет автобус, Юки? - поинтересовался он. I - Почти через два часа. - Ну что ж, у тебя полно времени. Позавтракаем вместе? - Все как сговорились - заставляют меня есть, когда я не хочу! Такео сделал вид, что не слышит строптивую внучку: - Пойду в сад, соберу клубники. Составишь мне компанию? - Нет, не хочу клубнику! Не насильно же ты будешь запихивать ягоды мне в рот. К тому же они все в грязи. А может, и жуки какие-ни- будь на них сидят. - Хорошо, пусть будет по-твоему, - уступил дедушка. - Я соберу ягоды, помою их и принесу тебе на тарелке.- Такео вышел из кухни через заднюю дверь. Маса проводила его взглядом, взяла поднос и отправилась в жилую комнату, где стоял алтарь. Юки осталась одна со своим журналом, митенками и фиалками. Маса села у алтаря, закрыла глаза, но молиться не могла. Ей вспомнилось утро перед похоронами Шидзуко. Юки то и дело подходила к кухонной раковине и мыла голову. Она жаловалась, что сначала ее волосы пропитались запахом газа, потом - сигаретным дымом, а теперь вот ладана, и от этих запахов невозможно избавиться. Маса попыталась сосредоточиться. - Сегодня утром мои мысли тревожны. Дайте же мне успокоение! - молила старушка духов своих предков. Она склонила голову и крепче зажмурила глаза. Посидев так некоторое время, встала, убрала с алтаря вчерашний рис и чай и поставила новые дары. Зажгла ароматическую палочку и пошла обратно в кухню. В окна дома дул теплый южный ветер - день будет сырой. В двери показалась высокая фигура Такео, заслонявшая солнечный свет. Маса вспомнила слова, которые в день смерти Шидзуко он написал в своем ежедневнике, маленьком черном блокноте: «Мы благодарны судьбе за умиротворение, написанное на лице нашей дочери». Совершенно неуместная фраза, раздраженно подумала старушка. И почему «мы»? Лично она таких чувств в тот день не испытывала. Прежде чем писать такую чушь, мог бы с ней посоветоваться. Ставя на стол поднос, Маса опять обратила внимание на обложку журнала. Ярко-красный цвет куртки фотомодели неприятно резал глаза. Старушка выключила лампочку - в кухне уже было светло, почему-то оглянулась на дверь и с ужасом увидела, что Такео медленно падает. Дуршлаг выпал из его рук, красные ягоды высыпались и раскатились по полу. Маса бросилась к мужу, но поздно: Такео с глухим стуком упал. Через секунду рядом оказалась и Юки. Старик лежал на животе, повернув голову вбок и касаясь щекой пола. - Дедушка! - трясла его за плечо Юки. - Дедушка! Что с тобой? Такео не открывал глаз. Слегка приоткрыв рот, он дышал тихо, с легким присвистом. Юки дотронулась до плеча Масы: - Бабушка, я побежала за доктором! Ждите меня. Вылетев из дома, она помчалась по весенней грязи. Маса приложила руку к шее мужа. Кожа была теплой и влажной от пота. Лицо его побагровело. Маса ослабила пояс кимоно мужа и легонько потрясла его. Он был без сознания. Она сбегала за домашней аптечкой и, опустившись на колени рядом с Такео, стала судорожно рыться в небольшом черном ящике: бинты, вата, пластыри, пузырьки с перекисью водорода и ножницы - все не то! Такео пользовался этой старой аптечкой, чтобы залечивать порезы и ссадины гостивших у них внуков. Что делать, как ему помочь - металась в отчаянии Маса. Она приложила ладонь к груди мужа - дыхание стало спокойным. Может, обойдется? Должен же он очнуться! Но Такео не приходил в сознание. И дыхание замедлилось. Маса бросилась в спальню, схватила телефон, но застыла с трубкой в руке: она не знала номера доктора. Да они и не звонили врачам вот уже много лет. В отличие от Юки остальные их внучата были спокойного нрава, ничего ужасного с ними не случалось. Маса отыскала телефонный справочник. Номера врачей окрестных деревень перечислялись без какой-либо системы, и она с трудом отыскала нужный. Линия занята. Выждав минуту, она хотела перезвонить, но спра- , вочник соскользнул и захлопнулся. Когда Маса снова отыскивала нужный телефон, руки ее дрожали, а сердце так билось, что она начала задыхаться. С трудом номер все же был набран: - Здравствуйте, - сказал женский голос. - Приемная доктора Такеда. - Мне нужно немедленно поговорить с доктором. - Извините, но он только что ушел. Не могли бы вы перезвонить попозже? - Нет, это экстренный случай. Мой муж потерял сознание. - Минутку, - сказала женщина. - Вы госпожа Мацумото, не так ли? Приходила ваша внучка. Они едут к вам на мотоцикле. 1 г\п Маса с облегчением вздохнула. Рука, сжимавшая трубку, стала мокрой. - Успокойтесь, госпожа Мацумото, - продолжала женщина. - Они будут через мину- тудругую. Ждите, и пусть ваш муж лежит спокойно. Не поднимайте его и не переворачивайте. - Хорошо. Я все поняла... Маса поспешила обратно на кухню. Такео перевернулся на спину. Глаза его были открыты. Опустившись на колени, она потрогала его лоб. В этот момент распахнулась дверь, и вбежали Юки с доктором. Врач пощупал пульс Такео, послушал сердце. Старик помотал головой и приподнялся на локте. - Лежите, не двигайтесь, - приказал доктор. Он снова послушал сердце, ощупал ноги и руки. Потом обратился к Юки: - Помогите мне. Вдвоем поддерживая Такео, они помогли ему встать на ноги, и он обхватил их плечи. Весь пол был усыпан клубникой, в основном давленой. - Тише, тише, - приговаривал доктор. Они перевели Такео в спальню и положили на кушетку. Он прищурил глаза и открыл было рот. - Не волнуйтесь, ничего страшного, - опередил его доктор. - Вы просто упали. Так, принесите кто-нибудь воды. Юки помчалась на кухню и возвратилась с полным стаканом. Доктор помог Такео сесть. - Теперь выпейте все до дна, а то у вас будет обезвоживание организма. Старик повиновался. Его руки слегка дрожали. Передав пустой стакан Юки, доктор снова уложил Такео на спину. - Теперь постарайтесь заснуть. Вам нужен полный покой. Такео послушно закрыл глаза. Маса сидела на полу, придвинувшись ближе к кушетке мужа. Юки взяла бабушку за руку. - Он придет в себя, - успокоил их доктор. - У него попросту закружилась голова, потому что часто наклонялся за клубникой и долго был на солнце, а потом вошел в дом, где света меньше. К тому же и день сегодня сырой. В такую погоду надо быть осторожней. - Значит, ничего серьезного? - спросила Юки. - Ничего. Я проверил рефлексы, осмотрел руки и ноги. Переломов нет, всего лишь небольшие ушибы. Ран, порезов тоже нет. В общем, могло быть и хуже. Когда он проснется, дайте ему еще воды. Я через несколько часов навещу его. Маса сидела неестественно прямо, плечи у нее вздрагивали. Юки по-прежнему держала ее за руку и поглаживала по спине, будто бабушке, а не дедушке было плохо. - Я считаю, что ничего серьезного не произошло, - заверил ее доктор, - но пусть он через несколько дней покажется. А как вы чувствуете себя, госпожа Мацумото? Должно быть, вы не на шутку перепугались? Маса кивнула. - О бабушке тоже позаботьтесь, - сказал доктор Юки и встал. - Большое вам спасибо. Конечно, позабочусь. Проводив врача, Юки принесла стакан воды и поставила его рядом с кушеткой деда. Тот спал. Лицо у него все еще было красноватым, но дыхание выровнялось. Бабушка и внучка уселись на пол около кушетки. - Надо позвонить домой, - сказала Юки. - Сказать, что приеду только во второй половине дня. Я не хочу уезжать, пока не поговорю с дедушкой. Когда он упал, я совсем забыла, что доктору можно было и позвонить. Застряло в голове, что когда я приезжала к вам, телефона еще не было. Всю дорогу к доктору бежала, как сумасшедшая. - Молодец! Доктор приехал очень быстро. Я тоже забыла про телефон, а когда дозвонилась, вы уже приехали. - Да, я ему сказала, что счет может идти на минуты. Он завел свой мотоцикл, а я села на заднее сиденье. Все время кричала ему что-то в ухо - до сих пор в горле саднит. Когда я провожала доктора, он сказал, что не видел меня три года, и с тех пор я стала очень похожа на маму. Значит, мне в этом смысле повезло: мама была красавицей. Еще он спросил меня, гоняюсь ли я, как раньше, за стрекозами и прошибаю ли лбом стекла. - Юки взглянула на часы. - Надо все же позвонить. Потом соберу клубнику, а то мы с доктором все ягоды подавили. Может, ты тоже клубники захочешь? Юки выскочила из комнаты. Маса смотрела на спящего Такео. Странно, он упал как раз в тот момент, когда она негодовала по поводу той записи в его дневнике, - словно ее раздражение подкосило мужа. Маса опять приложила ладонь к его лбу. Он уже не был горячим. «Прости меня, дорогой, - говорила про себя Маса, - ты ведь тоже страдал после смерти нашей дочери. И сейчас собирал клубнику для Юки - старался сделать ей приятное». Поставив стакан поближе к кушетке мужа, она вернулась в кухню. Там, уже в ярком утреннем солнце, Юки мыла под краном клубнику. - Я думаю попасть на двухчасовой автобус - может, дедушка к тому времени проснется. А если нет - уеду позже. Юки прикрутила кран. Я испугалась, вдруг у дедушки отнимется речь. Маса понимающе кивнула. - Хочу рассказать тебе одну вещь, - продолжала Юки, перебирая клубнику. - В тот день, когда мама умерла, я после школы, как всегда, пошла на урок музыки, учительница запаздывала, и ее мать пригласила меня в дом, чтобы я там подождала, когда она вернется. Ну, я позвонила, конечно, маме. И мы разговаривали с ней как раз перед тем, как все это произошло, - Юки запнулась. - Может, не надо тебе это рассказывать? - Почему же? Продолжай. - Так вот, голос мамы звучал как-то странно. Напоследок она сказала: «Веди себя хорошо. Ты знаешь, как я тебя люблю». Ее голос до сих пор раздается у меня в ушах. Обычные слова, казалось бы, но прозвучали они как-то странно. Я почувствовала в них особый смысл и заволновалась. Надо было сразу мчаться со всех ног домой, а я, дура, музицировала. - Не надо себя казнить, - попыталась успокоить ее бабушка. Старушку тоже терзали муки совести. Даже сейчас она иногда не спала ночами, чувствуя, что могла как-то предотвратить смерть дочери, но как именно - понять не могла. - Я не казню себя, я все равно, наверное, опоздала бы. Кроме того, мама твердо решилась на самоубийство. Не в тот день открыла бы газ, так в другой. Но меня волнует другое. Когда я приехала домой, мама была еще жива, только без сознания. Отец с доктором приехали примерно через полчаса, но ее уже нельзя было спасти. Просто мистика какая-то: в последний раз я слышала ее голос по телефону, но видеть ее не могла, а когда увидела, то голоса уже не услышала. Цельное разрушилось. Помню живой голос, но неживое лицо, сжатые губы. Иногда мне снится сон, что ее голос попал в ловушку где-то на телефонной линии, и я не могу ей помочь. А так хотелось спасти ее. - Юки закрыла лицо руками. Маса дала ей полотенце: - Юки, как я тебе сочувствую. Мне очень жаль тебя, девочка. Юки прижала к лицу полотенце. - Я рассказала тебе это не для того, чтобы ты меня жалела. Я имела в виду, что мне жаль маму, - она швырнула полотенце на стол и вытерла глаза костяшками пальцев. - Вот сейчас, когда дедушка упал, мне показалось, что я никогда больше не услышу его голос - как и голос мамы. И мне стало стыдно, что я плохо вела себя с ним. Да и с тобой тоже. Юки отвернулась к окну. Ее плечи вздрагивали. Маса вспомнила, как у нее все внутри обрывалось, кода внучка, совсем маленькая девочка, упала с каштана на сетку, и когда протаранила стекло. - Я вела себя отвратительно, - исповедовалась Юки, стоя спиной к бабушке, - и в особенности после маминой смерти. Почему - не знаю. Не могу себя сдерживать. Все кажется мерзким. Не знаю, как справиться с этим. Остается одно - самой быть мерзкой. Мне так стыдно, что я обвинила маму в трусости, в малодушии. Но бывают дни, когда я действительно сержусь на нее. Конечно, она не желала мне зла, верила, что мне будет лучше без нее. Она ошибалась, хотя, конечно же, очень любила меня. Я это знаю, и от этого еще тяжелее, - Юки удрученно вздохнула. - Все выводят меня из себя, даже вы. Не понимаю, в чем дело. Ведь я люблю и тебя, и дедушку. В Кобе постоянно думаю о вас и очень скучаю. Ты мне веришь? - Конечно, верю, - Маса, похлопала внучку по спине. - Очень даже верю. - Она притянула Юки к себе, та уткнулась в плечо бабушки и крепко ее обняла. - Прости меня, если сможешь... - Все в порядке. Я прекрасно тебя понимаю. - Гладя спину внучки, Маса ощущала под майкой ее косточки. Юки всегда отличалась худобой. Маса опять вспомнила, как ее девочка стояла на верхней ветви каштана, вцепившись в толстый ствол, а пожарники уговаривали ее добраться до конца ветки и спрыгнуть вниз. «Я не могу, - объясняла им Юки, - мне страшно». Но докарабкавшись до крайнего сучка, она все-таки шагнула в пустоту. Бабушке этот спасительный полет показался вечностью. Маса закрыла глаза и сильнее прижала к себе внучку. Щека у Юки была теплой, а ее волосы пахли солнечной ранней весной.