Страдания юного Вертера. И.В Гете

30 ноября

  Нет, нет, мне не суждено прийти в себя. На каждом шагу я сталкиваюсь с явлениями,которые выводят меня из равновесия. И сегодня! О, рок! О, люди!Я шел по берегу; время было обеденное, но есть мне не хотелось. Кругом ни души,сырой вечерний ветер дул с гор, и серые дождевые тучи заволакивали долину. Издалеказавидел я человека в поношенном зеленом платье: он карабкался по скалам и, должно быть,искал целебные травы. Когда я подошел ближе и он обернулся на шум моих шагов, я увиделвыразительное, открытое и простодушное лицо, главную черту которого составлялапокорная печаль; черные волосы его были заколоты в две букли, а сзади заплетены втолстую косицу, свисавшую на спину. Судя по одежде, это был человек низкого звания, и ярешил, что он не обидится, если я поинтересуюсь его занятием, а потому спросил его, что онищет. "Я ищу цветы, - отвечал он с глубоким вздохом. Только нет их нигде". - "Да, времягода неподходящее", - заметил я, улыбнувшись. "Их много, всяких цветов, - сказал он,спускаясь ко мне. - У меня в саду цветут розы и жимолость двух сортов; одну подарил мнеотец, она растет, как сорная трава; второй день ищу ее и не могу найти. Тут на воле всегдаводятся цветы: желтые, голубые, красные, а у полевой гвоздички такие красивые цветики.Только вот найти ни одного не могу". Я почуял что-то неладное и спросил осторожно: "А начто вам цветы?" Лицо его передернулось странной, судорожной усмешкой. "Смотрите,только не Выдайте меня, - сказал он, прикладывая палец к губам. - Я обещал букет моеймилой". - "Дело хорошее", - заметил я. "Ну, у нее и без того всего много, она богата",пояснил он. "И все-таки ей дорог ваш букет!" - подхватил я. "У нее и драгоценные каменья, икорона есть", - продолжал он. "Как же ее зовут?" "Вот если бы генеральные штаты заплатилимне, - перебил он, - я бы зажил по-другому. Да, были и у меня хорошие времена! А теперьчто я? Пропащий человек? Теперь мне..." Поднятый к небесам увлажненный взгляд былдостаточно красноречив. "Значит, прежде вы были счастливы?" - спросил я. "Лучшегосчастья мне не надо! - ответил он. - Я жил, как рыба в воде, привольно, весело, легко!"На дороге показалась старуха. "Генрих! - крикнула она. - Генрих, где тызапропастился? Мы тебя ищем, ищем! Иди обедать!" - "Это ваш сын?" - спросил я, подходя кней. "Да, батюшка, мой горемычный сын! - ответила она. - Тяжкий крест послал мне господь". - "Давно он такой?" - спросил я. "Такой он с полгода. Слава богу, стал тихим, а тогод буйным был: его держали связанным в сумасшедшем доме; теперь он никому зла непричиняет - все толкует про королей да государей. А какой был хороший, скромный человек.Он красиво писал, бумаги переписывал и мне помогал кормиться; потом вдруг загрустил,заболел горячкой, впал в буйство, а теперь, видите, какой стал... Знали б вы, батюшка..." Яостановил поток ее красноречия вопросом: "А что это были за времена, когда он, по егословам, жил так счастливо и привольно?" - "Вот глупенький-то! - воскликнула она сжалостливой улыбкой. - Это он хвалит те времена, когда был без памяти, сидел всумасшедшем доме и себя не помнил". Ее слова меня как громом поразили, я сунул еймонету и поспешил уйти."Вот когда ты был счастлив, - воскликнул я, торопливо шагая по направлению кгороду, - вот когда жил привольно, как рыба в воде! Боже правый! Неужто ты судил счастьетолько не вошедшим в разум или вновь утратившим его! Бедняга, а как я-то завидую твоемубезумию и гибельному помрачению чувств! Ты бродишь зимой с надеждой нарвать букеттвоей королеве! И горюешь, что не нашел цветов, и не понимаешь, почему ты их не нашел. -А я - я брожу без надежды и без цели и ни с чем возвращаюсь домой. Ты мечтаешь, как быты зажил, если бы генеральные штаты заплатили тебе. Счастлив ты, что можешь приписатьсвое злосчастье земным препонам! Ты не чувствуешь, не понимаешь, что в твоемсокрушенном сердце, в твоем смятенном уме - причина всех горестей, и ни один король насвете не поможет тебе.Будь проклят тот, кто посмеется над страдальцем, устремляющимся к отдаленномуисточнику, который лишь усугубит его болезнь и сделает мучительнее последние часы; будьпроклят тот, кто возгордится перед несчастным, совершающим паломничество ко гробугосподню, чтобы спастись от угрызений совести и утишить сердечную скорбь! Каждый шаг,который ранит ноги на непроторенной тропе, способен пролить каплю утешения визмученную душу, и после каждого трудного дня пути куда легче спится ночью. А вы,суесловы, смеете, нежась на перинах, называть это безумием! Безумие! О господи! Тывидишь мои слезы! Зачем же ты, и без того сотворивший человека нищим, дал ему ещебратьев, отнимающих у него последние крохи, последнее упование, которое он полагает натебя, на тебя, вселюбящий. Ибо, уповая на целебный корень, на сок винограда, мы уповаемна тебя, на то, что все нас окружающее ты наделил целебной и благотворной силой, вкоторой мы нуждаемся ежечасно. Отец мой, неведомый мне! Отец, раньше заполнявший всюмою душу и ныне отвративший от меня свой лик! Призови меня к себе! Нарушь молчание.Молчанием своим ты не остановишь меня. Какой бы человек, какой отец стал гневаться,если бы к нему нежданно воротился сын и бросился ему на грудь, восклицая: "Я вернулся,отец мой! Не гневайся, что я прервал странствие, которое, по воле твоей, мне надлежалопретерпеть дольше! Повсюду в мире все едино: страда и труд, награда и радость. Но что мнев них? Мне хорошо лишь там, где ты, и перед лицом твоим хочу я страдать и наслаждаться".Неужели же ты, всеблагий небесный отец наш, отверг бы сына своего?