Этим летом будет чертовски больно. К черту!
Гостиница, как и обещала в буклетах, предоставила все меры предосторожности для отдыха. Первые несколько дней Чонин старательно отводил Кенсу подальше от основного пляжа, чтобы не пугать его большим количеством людей. Утром они уходили в сторону небольших гор, где песок сменялся камнями. Именно теми, что любил скидывать в воду Кенсу, весело хохоча и гордо пересказывая, насколько большими оказались круги на воде от очередного вылетевшего из рук Кенни камешка.
Когда беспокойство о резкой смене локации стало утихать, Кенсу постепенно начал осознавать, что оказался в раю. Раньше он только на картинках видел подобные места, а теперь сам гуляет по ним. С Каем. Каждое утро ребята просыпались под под звуки прибоя и щебет небольших птиц. Уставший от постоянного присмотра за младшим Кай просыпался к самому обеду, поэтому все утро Кенсу был предоставлен сам себе. Большой проблемой для него это не было. Он просто смотрел на потолок, наблюдая, как солнце играет с тенью листьев, и постоянно бегал к окну, поправляя шторы, которые то и дело старались пропустить солнечный свет прямо в глаза Чонина. Когда из соседнего номера доносился приглушенный шорох, это значило, что Сехун только встал и теперь придет бесцеремонно разбудить Чонина.
Каждый день Кай одевал Кенсу в легкую летнюю одежду, открывая его кожу, позволяя теплому солнцу прикасаться к плечам и ногам. Бледная кожа младшего покрылась розовым румянцем, а на лице появились задорные веснушки, обрамляющие чуть вздернутый носик Кенсу.
С первых же дней у ребят наметился свой порядок дня. После тяжелого подъема Кая они отправлялись завтракать на уличную террасу, пока солнце не могло обжечь непривыкшую, нежную кожу. До обеда ребята резвились у воды. Зайти в открытое море за всю неделю Кенсу так и не решился, а вот Чонин, кажется, собрал все ракушки со дна для милого Кенсу. Даже Сехун, закрывая глаза на свою неприязнь, проводил с ребятами все время и даже оставался присматривать за Кенсу, когда Чонин остро нуждался в очередной порции погружения под воду.
В обед довольная отдыхом троица скрывалась от солнца под плотными навесными крышами над летним рестораном. Здесь Кенсу всегда торопился больше всего, постоянно переспрашивая Чонина, пойдет ли тот снова купаться с Кенсу, на что получал безоговорочное согласие Кая и обиженный взгляд блондина.
В закрытом бассейне после обеда, в самую жару, Кенсу все-таки пересиливал свой страх. Да и бассейн не был морем – здесь Кенсу видел четкие края и чувствовал на своем теле руки старшего, заботливо оберегающие его от каждой волны, вызванной другими отдыхающими. Вода здесь не доставала даже до груди. Чонин ловко придерживал младшего под животом, и тот мог имитировать настоящее плавание. Сердце Чонина отбивало бешеный ритм каждый раз, когда мокрый и довольный Кенсу хватался за шею и невесомо целовал в щеку старшего, благодаря его за то, что тот ходит купаться с ним в детский бассейн.
Каждый раз после купания Кенсу отдыхал в номере ровно два часа. Эти два часа были самыми неловкими для старших. Когда их взгляды пересекались, Чонин думал, что прошлое остается в прошлом, а в настоящем Чонин должен просто счастливо жить и вдохновить Кенсу на то же самое; сделать его счастливым. Сехун же думал, что его прошлое растеклось черным пятном на его настоящее и оставило несколько брызг на его будущем, поэтому именно Сехун был первым, кто не выдержал.
В последний день, взяв бесполезную для человека, прожившего всю жизнь в Корее, экскурсию по достопримечательностям острова Чеджу, Сехун покинул отель с раннего утра и до позднего вечера.
Чонин же предусмотрительно распланировал день так, чтобы каждую минуту находиться с Кенсу. Когда после бассейна До потащил Кая с собой в ванную комнату, Чонин без капли сомнения отправился за ним.
Он был уверен, что это абсолютно нормально и он обязан помочь уставшему Кенсу. Чонин с необычайной осторожностью помогал Кенсу раздеться и опуститься в вспененную воду. Как ни странно, его тело никак не реагировало на Кенни. На это, наверное, повлияли последние дни, которые Чонин постоянно наблюдал полуобнаженного на пляже Кенсу. Или же все это было простой отговоркой, и Чонин хотел находиться рядом с Кенсу в подобной обстановке. Перед тем как Кенсу начал выбираться из воды, Чонин направился к кровати, чтобы расстелить постель, но непроизвольно вздрогнул при внезапном раскате грома.
Кай подошел к окну и, прикрыв окно от резкого похолодания, задернул шторы. Волны на море бушевали с неистовой силой. Барабанная дробь крупных капель уже раздалась на пластиковых окнах комнаты.
- И куда Сехун отправился в такую погоду, - Кай цокнул и замотал головой, словно ворчливый пенсионер, осуждающий молодежь.
Чонин услышал звонкие шлепки по кафелю – Кенсу, завернувшись в махровое полотенце, уже вышагивал к кровати, каждый раз поджимая плечики, когда вспышки молний на мгновение освещали комнату.
Чонин забрался в кровать рядом с младшим так близко, что мог почувствовать на себе поток горячего воздуха, когда Кенсу выдыхал. Теперь этим двоим казалось, что неожиданная гроза отвела всех людей от их маленького мира. Теперь они могли насладиться одиночеством.
Кенсу неподвижно лежал, чувствуя, как дыхание Кая становится более глубоким и равномерным. Кенсу украдкой обхватил его ладонь, большую и сильную, и вложил в нее свои аккуратные пальчики. До снова вздрогнул, когда почувствовал, что ладонь старшего крепко сжалась, захватывая его пальцы в плен. Кенсу не хотелось домой. Не хотелось возвращаться. Здесь, на Чеджу, Чонина никто не отвлекал и не отбирал у Кенсу. Они были словно заперты в этом номере целую неделю и сполна насладились этим уединением.
Наконец Кенсу повернулся на бок, лицом к Каю. Чонин повернул голову, чтобы посмотреть на Кенни в тусклом свете, и Кенсу был уверен, что почувствовал, будто Кай думает о том же, что и сам Кенсу. Только около семи часов вечера гроза закончилась, грохочущие раскаты грома потихоньку умолкали, а последние капли вовсе падали с интервалом в несколько минут.
- Чонин, - голос младшего дрожал от волнения, - Чонин, я... - Кенсу было стыдно сказать о том, что во время дневного сна подслушивал за хенами. - Я слышал, как Сехун сказал, что любит тебя! – на последних словах робкий голос окончательно сорвался, переходя на хрип.
В голове Кая успела прокрутиться тысяча вариантов ответа на подобное заявление, но каждое из них было просто переполнено абсурдностью. Прежде чем старший созрел хоть для какого-то ответа, Кенсу вывел его из здравого мышления окончательно:
- Кенсу тоже любит Кая, - на этих словах Чонину казалось, что он сошел с ума: он видел как невинно улыбался Кенсу и как его глаза заполняются слезами.
- Кенсу, малыш, я тоже люблю тебя, ты же знаешь, - только Чонину начало казаться, что он привел свое сердцебиение в порядок, как Кенсу раздался надрывным плачем:
- Нет! Я не хочу так! Я хочу, чтобы ты любил меня по-взрослому! – Кенни поднялся с кровати и, словно брошенный ребенок, ладошками размазывал соленые слезы по пухлому лицу.
Кай не смог ответить на порыв чувств младшего. Теперь ему казалось, что Кенсу взрослый и знает, как любит Чонина, а Чонин ребенок и не знает, любит он Кенсу как своего друга, как хрупкое воспоминание из детства, или как уже повзрослевшего юношу. Он просто обхватил дрожащие плечи До и уткнулся носом в сырую макушку.
Сехун, как и планировалось, вернулся в девять, пропустив совместный ужин. День вдали от Чонина и Кенсу кажется пошел ему на пользу: весь оставшийся вечер он совершенно спокойно реагировал на внезапно увеличившееся количество касаний друзей. В красках, что несвойственно блондину, он рассказал, как промокший до нитки он взбирался на гору Халласан*.
Этот вечер был самым правильным из всех, что они провели в отеле. Сехун беззлобно дулся и вновь начинал рассказывать о том, что это настоящий Лапсанг сушонг**, а не какой-то обычный чай, которым можно так легко швыркать. Кенсу с серьезным лицом кивал каждому слову Сехуна и продолжал издавать специфические звуки при чаепитии, а Чонин чувствовал, что был на своем месте. Именно сейчас, когда вокруг нет ничего кроме них троих. Чонин был счастлив и даже шутливо похвалил Кенсу за то, что тот с невозмутимым лицом довел блондина до истерики.
Но дружелюбная обстановка царила недолго. Утром Сехун беспардонно ворвался в номер Чонина и Кенсу, застав их за весьма не дружеским поцелуем. От оглушающего хлопка двери у Сехуна вновь забурлила ненависть, Чонин окунулся в море вины, а Кенсу, испуганно моргая, надеялся, что это был не последний поцелуй.
Когда парни загружали вещи в такси, Кенсу уже расположился на заднем сидении, ожидая, когда к нему присоединится Чонин.
Чонин с хлопком закрыл багажник, а Сехун так и стоял позади машины и как-то с жалостью смотрел на то, как Кенсу рисует на запотевшем окне.
- Просто я люблю его, - неожиданно даже для самого себя выдает Чонин, проходя мимо, и едва его рука коснулась ручки машины, как О не выдерживает и бежит следом, ловя того за руку:
- Но это неправильная любовь! Ненастоящая, неудобная, необычная!
- Но это она! Моя любовь, Сехун, - спокойно, даже слишком спокойно, ответил Чонин.
Кай тяжело выдохнул и облокотился на крышу машины. Чонин и сам не понимал, почему с такой уверенностью говорит о любви к младшему: да, он всегда был рядом; да, Кенсу стал для него как младший брат; да, всю неделю в отеле они делили одну кровать на двоих, но ведь это не значит, что он должен любить его так, как говорит об этом Сехуну? Он просто хотел расслабиться и провести несколько часов в сопровождении друзей, таксиста и радио, но не смог пропустить мимо ушей то, что Сехун отчаянно надеялся скрыть:
- Между вами пропасть. Слишком большая, чтобы ее можно было преодолеть. – Сехун горько вздохнул. Он больше не мог бороться за Чонина. У него полностью опустились руки.
Как только Чонин осознал, что сейчас перед ним стоит полностью опустошенный бывший любовник, а в салоне машины воодушевленный Кенсу рассказывает что-то водителю – его сердце начало разрываться на две части, которые, в свою очередь, беспощадно распадались на миллионы осколков. Склеить их уже нельзя.
И Кай заплакал. Не зарыдал, нет. Слезы текли тихо и уносили с собой страх за Кенсу и вину перед Сехуном. Чонин, в поиске защиты от надоедливой совести, осторожно взглянул на Сехуна, и тот, смело приблизившись, крепко обнял молодого человека, пытаясь укрыть от мыслей о том, что Чонин ошибся, когда решил, что можно закончить отношения сегодня, а через несколько месяцев пригласить на совместный отдых.
Как вести себя, если самый близкий человек страдает так, что избавить его от этого не может никто? Что делать, если тот, кто всю жизнь был опорой и защитой для других, теперь сам пал жертвой страхов? Как поддержать Чонина, который добровольно перевернул свою жизнь с ног на голову, а теперь не может все исправить. Почему ничего в этой ситуации Сехуну не подвластно? И что делать самому страдающему, когда единственный аргумент в пользу борьбы за совместное счастье – страх причинить боль родному человеку? Когда дело касается жизни, своей или чужой, не важно какое решение ты принял или же противен тебе человек – в любом случае, слишком велик риск, что так или иначе, одно из сердец будет разбито. И теперь Сехун понял, что это его сердце.
Заметив расстроенного Чонина, таксист замешкался, а Кенсу моментально выскочил из машины и с испуганными глазами оттолкнул Сехуна от Кая:
- Мой Чонин! Не плачь! Ты самый красивый, мой Чонин! Если ты хочешь, мы еще приедем сюда! – Кенсу невпопад выдавал короткие фразы и был уверен, что именно после этих слов Кай вытрет слезы навсегда.
Насильно отстраненный Сехун кивнул водителю, чтобы тот возвращался в машину, сам отправился на переднее сидение. Всего через несколько минут Сехун заснул, укаченный неровностями на дороге, таксист тихо напевал какую-то песню, звучавшую из радио, а Кенсу, мирно расположив голову на коленях Чонина, блаженно прикрыл глаза.
«Эй, Чонин! Почему ты как девченка разрыдался? Даже Кенсу плачет лишь наедине с кем-то, а не закатывает истерики при входе в многолюдный отель. И почему ты возвращаешься с отдыха с чугунной головой и пугающими мыслями о совращении ребенка? Когда это ты стал самым беспокойным из всех, кто присутствовал рядом последнее время?» - это все, что Чонин мог воспроизвести в своей голове во время дороги. Вопросов становилось все больше, а возможностей ответить на них все меньше.Примечания:
*Гора Халласан – потухший вулкан на острове Чеджу, являющийся самой высокой горой страны. Местность вокруг гор объявлена национальным парком.
**«Лапсанг сушонг» — один из самых известных сортов чая из Южного Китая; отличается своеобразным вкусом и ароматом.
Maroon 5 – This Summer's Gonna Hurt
ВЫ ЧИТАЕТЕ
Покоривший расстояние
FanfictionКак вести себя, если близкий человек страдает так, что жизнь не мила? Что делать, если жить ему не хочется? Как поддержать человека, жизнь которого бесповоротно изменилась и ничего в этой ситуации вам не подвластно? А что делать самому страдающему...