black Cat

Глава 3

На экране молодой подтянутый мужчина в чёрном костюме, с перекошенным от ярости лицом, резко выбрасывал руку вперёд и впивался аккуратно приклеенными к перчатке когтями в свежее личико молодой девушки. Следовала яркая вспышка, а мгновением позже на месте девушки уже лежала бурая кучка праха.
Мужчина, играющий Кота, равнодушно поворачивается спиной и, не оглядываясь, покидает место преступления.
А закадровый голос трагично рассказывает новую, усовершенствованную и подправленную историю "самого страшного преступления за последние пятьдесят лет".
В этой истории Ледибаг не было. Она не стояла рядом с Котом, с ужасом глядя на остатки жертвы. Она, придя в себя, не вцеплялась в руку своему бедовому напарнику и не отпихивала его прочь, шёпотом прося уйти, убраться, лишь бы только не попадаться на глаза полиции.
В этой подредактированной истории Ледибаг неслась вперёд по крышам, вместе с бравыми спецназовцами, во след удирающему преступнику. Здесь она была не соучастницей, а такой же жертвой - всемирной героиней, подставленной предательством напарника.
Эта история имела с оригиналом столько же совпадений, сколько и пирожок с тортом - в принципе, из одного теста сделаны.
Маринет расстроено мерила шагами комнату, постоянно запинаясь о брошенную школьную сумку и не замечая этого.
Сегодня Адриен снова не пришёл в школу. Он болел уже почти две недели и, мягко говоря, начинал пугать Маринет.
Конечно же, она с Алей ещё не раз и не два раскручивали Нино на посещение больного с актом передачи равнодушной секретарше небольших корзинок с подарками. Дары принимались, откладывались в сторону, и никто из одноклассников точно не мог сказать получает ли Адриен передачки.
А однажды Адриен даже спустился к ним.
Нино, видимо, не пожелав комментировать внешность друга при девчонках, лишь выразительно присвиснул. Аля растерялась, едва ли не впервые в жизни не зная что сказать или сделать. А Маринет... Маринет еле удержалась от вскрика, накрепко зажав себе рот руками.
Адриен вышел, замотаный в тёплый халат, накинутый поверх его любимой футболки, с всклоченными, ломкими волосами, стоящими в едва приглаженном шухере. Его обычно смуглая кожа как-то неожиданно посерела и истончилась, будто бы он провёл года в пещерах без света, глаза потухли, а под ними образовались тёмные мешки. Даже сами движения, до этого уверенные и отточенные, превратились в что-то неловкое, неуверенное. Он еле держался на ногах.
А ещё, несмотря на позднюю весну и тёплый махровый халат, его нешуточно трясло.
Молчание затягивалось.
- Что ж... - медленно протянул Нино, как-то беспомощно оглядываясь на девчонок за поддержкой, - Видимо, в школу ты вернёшься ещё не скоро, да?
Адриен вымучено улыбнулся и немного виновато покачал головой.
Потом он благодарил их за подарки и поддержку. И кашлял.
Очень страшно кашлял.
Его тело сотрясалось, а он никак не мог остановится, согнувшись в две погибили и едва ли не выплевывая на асфальт кусочки лёгких.
Нино тогда растеряно переглянулся с опешившей Алей, а Маринет так и стояла, испуганно замерев на месте, почти не дыша, и с ужасом понимания глядя на любовь всей её жизни.
Если раньше она считала болезнь Адриена чем-то не очень страшным, легкоизлечимым, то сейчас в её голову впервые закрались подозрения...
- Что мне делать, Тикки? - уже в который раз вопрошала Маринет, проходя мимо стола, на краю которого, свесив лапки, сидела её квами, - Что мне делать?
Тикки склонила голову на бок. Вся её мудрость, копившаяся тысячами лет бытия талисманом Ледибаг, подсказывала несколько советов, но... Эти советы ни за что не понравились бы вспыльчивой, неловкой девочке, которая сейчас крутилась по комнате, точно заведённая игрушка.
Маринет сейчас была слишком напугана Адриеном и подавлена происходящим с Нуаром, что бы быть в состоянии мыслить логически.
А ведь мозги у девочки были.
- Знаешь, волноваться обо всех сразу, - Тикки замялась, - Не выход из ситуации.
- А что ты предлагаешь? Поставить все на самотёк? Ждать пока Адриан окончательно сдаст? Или пока Кота расстреляют прямо на крышах Парижа?
Тикки опустила взгляд.
Кот не появлялся с их сражения с Песменом. Он затаился, как его бандитские собратья в переулках города. Растворился так, что найти его не могла ни сама Ледибаг, ни полиция, у которой предсказуемо появились вопросы к хвостатому пройдохе.
И даже простой, дешевый телефон, который ей подогнал сам Кот, для экстренной связи во время нахождения вне костюмов, упрямо молчал, не отвечая на обеспокоенные сообщения Маринет. Жаль, звонить по нему было нельзя - трубка и бралась-то исключительно что бы друг другу местонахождение перекидывать.
Да и в костюм с того раза Кот так ни разу и не облачился.
Моль же, точно почувствовав, что один из героев дал слабину, зарядил врагами как из пулемёта. Иногда случалось так, что супер-злодеи появлялись по нескольку раз за день и Ледибаг под ночь приползала домой едва живая, с трудом, но справившаяся с противниками.
Отныне раны и боль стали постоянными спутниками девушки в красном костюме. И каждый раз, стискивая зубы от боли и унижения, когда очередной злодей опрокидывал её, она мысленно кляла своего непостоянного друга, кинувшего её так не вовремя.
И только после очередной взбучки, едва передвигая ногами от усталости и перенапряжения, Ледибаг понимала насколько ей было важно, что бы за спиной всегда стоял оптимистичный Нуар.
Кот, понимающий её с полувзгляда. Кот, готовый без сомнений броситься на врага, превышающего его по силе. Бесстрашный, верный Кот.
И, несмотря на злость, гноем кипящую в душе, она не могла не волноваться за него, здорово выбитого из колеи. Побитого, разбитого, униженного. Любимчика Парижа, в одно мновение превратившегося в жестокого маньяка.
Сама Ледибаг уже переругалась со всеми издателями местного масштаба, когда поняла, что из вполне милых интервью с ней они ухитряются клёпать кричащие заголовки. "Он всегда прятался за моей спиной" - гордо кричала очередная газетка от имени известной героини, меняя во всей фразе лишь одно слово, которое и рушило весь смысл. Не "прятался" вовсе, а прикрывал. И не "Я победила очередного монстра...", а "мы"! И вовсе не "Мне стыдно за его поступок..." а "Мне стыдно за Парижан..."
В конечном итоге репортёры ухитрялись настолько детально и, порой, незаметно всё передёргивать, что у жителей города создавалось ощущение, что Ледибаг считает Кота всего лишь бесполезным довеском, глупым сайдкиком, по недоразумению попавшему под лучи её популярности.
В последнее время она просто убегала до того, как её настигали репотрёры.
- Маринет, - тихонько начала Тикки, перелетая на плечо девушки и мягко прикасаясь к её щеке, - Может, тебе стоит выбрать кого-то одного?
Мариент резко остановилась, точно громом поражённая.
- Волнуясь за двоих и метаясь между ними, ты ничем не поможешь ни одному, ни другому, - негромко пояснила квами, - Ты только сама себя измучаешь. А если ты сможешь выбрать одного из них и начать помогать именно и конкретно ему, то, вполне возможно, сможешь сделать достаточно много.
- Ты предлагаешь мне выбрать между Адриеном и Нуаром? - едва слышно переспросила Маринет.
Тикки кивнула.
Маринет обессилено опустилась на кровать, сжимая виски пальцами.
Как?
Как можно выбрать между тем, кого любишь, и тем, кто не раз прикрывал спину в бою? Как выбирать между добротой и оптимизмом на грани приличия? Между вежливой отчуждённостью и верностью, не поддающейся сомнению?
Как смотреть в глаза одному, бросившись помогать второму?
- Иначе ты не поможешь ни одному из них, - тихо закончила Тикки, сочувствующе глядя на хозяйку.
"Сегодня рано утром в издательство газеты "Парижский вестник" ворвалась Ледибаг и потребовала убрать её имя из статьи. Она угрожала подать в суд на газету и просила впредь не использовать её интервью для обвинений в сторону Кота Нуара. Общество сочувствует бедняжке..."
Адриен медленно положил газету на столик и прикрыл глаза, борясь с внезапно нахлынувшей яростью.
Ну надо же, ей уже даже не хочется мелькать с ним в одной статье. Хочется абстрагироваться от его неудачи. Хочется забыть о таком неудачнике, как Кот Нуар, правда, Ледибаг?
Правда?
Адриен, не выдержав, с рыком перевернул кофейный столик, за которым и коротал свой отныне бесполезный век.
По светлому ворсу ковра разлилось ярко-красное пятно пролитого сока, в который медленно спланировала и газета, мгновенно промокнув и испортившись. На грубых газетных страницах из дешёвой бумаги расцвели алые цветы, закрывающие весь текст. Только текст, но, почему-то, не фотографии.
А на чёрно-белых фотографиях, оставшихся ещё с мирных, счастливых времен, он, Кот Нуар, собственическим жестом обнимал отбивающуюся Ледибаг прямо перед кучей телекамер и фоторепортёров.
"- Скажите, а какие у вас отношения с Котом Нуаром?
- Никаких. Нет у нас отношений..."
И уже даже не больно и не обидно. Только злит. Очень сильно злит. Доводит до бешенства.
Слепая ярость стала его постоянным другом и спутником. Она вечно сидела на уголке его сознания, зябко кутаясь в его негативные воспоминания, точно так же, как он сам прятался от озноба в тёплом пледе. Ярость правила им, корректировала действия, заставляла думать лишь об одном - Ледибаг его бросила. Сочла недостойным. Сочла монстром и убийцей.
Андриен, примерный мальчик из примерной семьи, медленно опустился на колени, собирая в трясущуюся руку осколки разлетевшегося стакана.
А ведь он тогда пришёл только ради нее. Увидел в новостях, что его Ледибаг не справляется и, наплевав на болезнь и боль, поселившуюся во всех мышцах, ринулся туда. И тогда ему почему-то показалось, что его маленькая героиня была ему рада. Что её голос искрился радостью и облегчением, несмотря на мрачный тон.
А оказалось, что он просто бесполезный помощник, который больше мешает, чем помогает.
По кисти заструилась кровь и Адриен растерянно уставился на сжатую в кулак руку, в которую он собирал стекло. Он даже не почувствовал боли.
Он вообще в последнее время ничего не чувствовал, кроме всепоглощающей ярости.
- Ничего, рано или поздно, люди забудут о той несчастной женщине, - пожимал плечами Плагг, пожирая запасы сыра и, по факту, больше мешая, чем помогая.
Люди забудут, да. Начнут относится к нему по-привычному дружелюбно. Может быть, забудет и Ледибаг, снова полагаясь на него, как и раньше. Может, забудут и то, что она рассказывала.
Они забудут, а вот он нет.
Он будет продолжать их ненавидеть, несмотря ни на что. Будет улыбаться Ледибаг в лицо, внутренне кипя от ярости и презрения. Он будет как прежде, но совсем другим...
Люди могли гордиться, они почти довели Кота Нуара до точки невозвращения.
Рядом тренькнул простенький, дешовенький телефон, родной брат того, что держала сейчас в руках сама Ледибаг. Адриен специально купил самые дешёвые, которые только смог найти, невзирая на то, что ему тогда хотелось подарить ей самый дорогой, самый современный... А не этого доисторического монстра.
Адриен автоматически схватил трубку и замер.
Когда-то они использовали эти телефоны, что бы узнавать о местоположении друг друга и докладываться о происшествиях. Когда-то Кот даже, наплевав на все, попытался пригласить свою Леди через него, но получил сильнейший нагоняй, ибо эта трубка была только для экстренных случаев.
И вот сейчас, на этой, бесспорно, важной трубке, висело сообщение от Ледибаг:
"Я согласна"
И всё. Два слова. И ни пояснений, ни притензий, ничего.
Давай, Котик, шевели мозгами. Они же у тебя есть?
Адриен с трудом подавил желание разнести телефон о стену и написал в ответ:
"На что?"
Так же спокойно и нейтрально. Никаких истерик и угроз. Просто здоровое любопытство совсем уже не здорового Кота.
"Ты приглашал меня на свидание. Я согласна. На крыше ратуши сегодня в одиннадцать пятьдесят пять"
Да, приглашал. До того, как узнал о собственной ненужности. Когда считал себя важной частью тандема. Когда думал, что он партнёр, а не тупой служка.
Тогда, когда всё было по-старому.
Желание уничтожить трубку в этот раз было просто невозможным, доставляя жуткий дискомфорт внутри груди и сводя судорогами мышцы рук.
Нет, Кот, телефон ни в чём не виноват. Виновата Ледибаг. Виноват Париж. Виноват Плагг. В конечном итоге, ты тоже виноват.
Но только не телефон.
"Никогда она в меня не влюбится, - с неожиданной ясностью понял Адриен, - Любят равных, а таких как я будут лишь использовать..."
Кровавые пальцы прошлись по допотопным кнопкам, оставляя за собой бурые разводы на черной резине. Он больше не чувствует боли.
Он сдался.
"Я приду"