Исповедь "неполноценного" человека.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Я не знаком непосредственно с автором этих Тетрадей. Правда, доводилосьвстречаться с женщиной, описанной здесь как "мадам" из бара в Кебаси. Онамаленького роста, бледная, с очень косым разрезом глаз и довольно крупнымносом - в общем, миловидной ее назвать трудно, более похожа на симпатичногоюношу, тем более, что и характер ее показался мне довольно твердым. Судя по всему, в этих Тетрадях показан Токио 1930 - 1931 годов. Друзьянесколько раз приводили меня в упоминавшийся в Тетрадях маленький бар, но,правда, позднее - в годы, когда разгул милитаризма стал почти откровенным,то есть в 1935 - 1936 годах; следовательно, автора дневника встретить тамлично я не мог. В феврале этого года я был в гостях у одного приятеля,эвакуировавшегося в Фунабаси (префектура Чиба); это мой друг поуниверситету, в настоящее время преподаватель женского колледжа. Я поехал кнему, чтобы обговорить его брак с моей родственницей, и на всякий случайприхватил большой рюкзак, надеясь, что удастся запастись в Фунабаси свежимиморепродуктами для семьи. Фунабаси - довольно большой город на берегу Токийского залива. Приятельживет здесь недавно, и найти его было нелегко. Я долго бродил по улицам. Темвременем похолодало, да еще тяжелый рюкзак отдавил плечи, и когда я увиделперед собой кафе, услышал скрипку (в кафе крутили пластинку), обрадовался изашел туда. Владелицей кафе оказалась та самая "мадам", которая десять лет назаддержала в Токио маленький бар, я сразу узнал ее. И она, кажется, припомниламеня. Мы удивились друг другу, радостно засмеялись и повели оживленнуюбеседу, избегая обычных в то время расспросов о том, кто как пережилбомбежки и пожары. - Вы совсем не изменились, - сказал я. - Да что вы! Я уже совсем старуха, хожу, костьми гремлю. А вот вы и всамом деле молодой. - Какой там молодой... Детей трое... Вот, приехал чего-нибудь купитьдля них.. Обменявшись банальными фразами, обычными, когда собеседники давно невиделись, мы стали вспоминать общих знакомых. И тут, несколько сменив тон,она спросила, не знал ли я человека по имени Eдзо. Я ответил, что не знал.Она куда-то вышла и через минуту принесла три тетрадки с тремяфотокарточками и протянула мне: - Может, пригодится для романа. Я не очень склонен писать на темы, которые мне навязывают, и потомухотел тут же вернуть эти записи, но случайно взглянул на фотографии, окоторых писал вначале. Что-то в них поразило меня, я согласился просмотретьтетради и снимки, обещая вернуть их, когда буду уезжать из Фунабаси. Навсякий случай поинтересовался, не знает ли эта женщина, где живет такой-то,преподаватель колледжа, и - вот что значит новоприбывший слой жителей -будучи, как и мой приятель, эвакуирована сюда, она была с ним знакома, болеетого, он иногда заглядывает в это кафе и живет недалеко отсюда. В тот же вечер, выпив с приятелем, я остался у него ночевать, но неспал ни минуты, поглощенный чтением Тетрадей. Все, о чем в них говорится - дело прошлое, но, несомненно, и сейчасчитатель найдет много интересного для себя. Я решил, что лучше будет неприкасаться своей бесталанной рукой к этим дневниковым записям и внеизменном виде опубликовать их в каком-нибудь журнале. Я попрощался с приятелем и, надев на спину рюкзак с морепродуктами длядетишек (удалось достать только сушеные продукты), направился в кафе. - Спасибо вам за все. Только у меня есть к вам просьба, - без обиняковперешел я к сути. - Не могли бы вы дать мне эти дневники на какое-то время? - Конечно, пожалуйста. - Их автор жив? - Вот этого я не знаю. Лет десять назад на адрес моего бара в Кебасипришла бандероль с этими тетрадями и фотографиями. Послал их, безусловно,Eдзо, но ни обратного адреса, ни даже имени на бандероли не было указано. Вовремя бомбежек тетради удалось вместе с другими вещами спасти, но перечиталаих только недавно, и... - И плакали? - Да нет, не то, чтобы плакала... Ох, не знаю... Ведь человек же... Ижизнь так с ним обошлась... Кошмарно все это, кошмар какой-то... - Да... Но прошло уже десять лет. Возможно, он умер. Тетради эти он,конечно, отправил вам в благодарность. Кое-где в записях проглядывает что-товроде самолюбования, мне кажется. Кстати, и вам пришлось из-за негонесладко. Если все это правда, и если бы я был его другом, то, возможно, ятоже повез бы его в больницу для душевнобольных. - Отец, его отец во всем виноват. Eдзо, каким мы его знали, был оченьславный, очень порядочный человек... Если б только он не пил так... Да пустьдалее и пил... Он был прекрасный ребенок, чистый, как Бог.