Мама

13

За собой следует убирать.
Даже трупы.
Я спрятал тело детектива Уолтерса на заднем дворе дома, откопав ему несколько часов кряду глубокую яму, куда и бросил его. Была кромешная тьма, которая сгущалась над городом, создавая атмосферу ужаса и страха. Ветер овевал ветки деревьев, а воздух был освежающе-холодным. На этот раз я избавился от отпечатков на лопате, вытерев её тряпкой, а тряпку бросил в канаву. Закончив со всем делом, я вернулся в дом, где застал маму плачущей. Она склонилась над тем чемоданом, перебирая фотографии моего отца и вытирая платочком свои слезы.

– Мама, что случилось?

Она молчала. Я подошёл к ней поближе и обнял за плечи. Мама дала мне в руки фото, где изображён мой отец в одних штанах и косой в правой руке, а на заднем плане – луг. В уголку его рта была сигарета, которая почти уже была выкурена. Он морщился от яркого солнца, которое ослепляло его. Внизу было подписано: "Мой дорогой Крис". Я проникся во всю это трогательную историю, и сам того не заметив, заплакал. Я тоже люблю своего отца. Я тоже хочу себе полноценную семью. Но судьба – невероятно жестокая, кровожадная, гнусная и потому ненавистная вещь в этом мире. Она мой враг.

В полночь я уснул как никогда не засыпал. Мне снился очередной кошмар, который наутро, к счастью, забыл. День проходил медленно. На уроках я то и дело думал о дальнейшем моем существовании. Я готов был уже признаться во всех убийствах и наконец избавится от этого бесконечного кошмара. Готов добровольно сойти с той дороги, по которой я шёл на протяжении всего моего взросления.
Тринадцать лет.
Тринадцать лет я жил со своей матерью, которая топила нас обоих, сопротивляясь нормальной жизни.
Тринадцать лет я смотрел через бинокль, наблюдая из него за жизнями нормальных подростков, потому что моя была до отвращения скучной.
Тринадцать лет я гнил внутри себя.
И ничего не мог поделать с этим.
Но последним ударом были статьи в газете о пропажи детектива Бреда Уолтерса. Я делал все, что можно, чтобы их никто не видел: выкупал на последние деньги, крал, одалживал и не возвращал, а потом выбрасывал или жёг. Но я снова и снова видел, как каждый человек обсуждал последние вести, махая перед всяким газетой, приговаривая: "Где такое видано, чтобы в таком маленьком городке убивали! Мы ведь каждого знаем! Да и ещё какой-то детективишка пропадал!", а я за этим лишь наблюдал.

Вечером я сел за уроки впервые за два месяца. Настольная лампа тускло освещала мою комнату, придавая ей мрачноватый вид. Я хотел отвлечься на что-нибудь другое, полностью погрузиться в уроки. Я листал учебники, стараясь не отвлекаться на внешние раздражители: шум дождя, который уже три дня не переставал лить; тиканье часов, которые я все-таки разбил, не выдержав их звука; своего пса Тру, лаявшего от голода, потому что ни денег, ни каких-либо других средств, позволяющих купить корм, у нас не было. Просто сосредоточься – говорил я себе. Клянусь, я готов был на все, чтобы на час-другой отключить в мире звук и полностью сосредоточиться на своём, целиком отдаться делу, не внимая ни звуку, ни шелесту, ни чему-либо ещё. Слушать лишь свои мысли, которые вдогонку забегают в твою голову, а ты не успевал их даже записывать, как истинный поэт, муза которой приходит лишь с рассветом. Вглядываться на себя в зеркале, понимая, что сильно постарел с момента своего рождения, обнаруживая вновь новые и новые морщинки. Хранить свои воспоминая, как единственный источник тепла в угрюмые, мрачные вечера, наслаждаясь ими.
Но что могло всплыть в такие вечера в голове у меня?
Воспоминания о том, как убил человека камнем, который был чьим-то отцом? Отцом девочки, в которую я вонзил нож, и несколько раз повернул его по часовой стрелке, наслаждаясь, как течёт невинная кровь по молодому и полному сил телу. Мне это вспоминать и ощущать от этого тепло? Или возвращаться мысленно, как я столкнул с лестницы труп мертвого детектива?
Почему мне не поможет мама?..

Я закрыл учебник и шумно рухнул в кровать сильно уставшим. Задыхаясь от духоты, я решил открыть окно. Дождь понемногу прекращался. В воздухе я ощутил запах мокрой земли и некошеной травы и под влиянием меланхоличного настроения проникся тёплыми воспоминаниями.
И понял, что таковых у меня нет.
На часах 2:20, а я ещё не уснул. Мамины снотворные давно не помогают, и я решил, что немного прогуляюсь. Мне нечего было бояться, потому что я сам вхожу в то общество людей, которых так бояться с наступлением тьмы. Я вышел из дому, оставив дверь открытой. На улице оказалось не так свежо, как я предполагал, но мне стоило прогуляться. Идя по тропинке, я постоянно наступал в лужи, которые ещё не высохли, и наверняка в ближайшее время ещё останутся. Я издалека смотрел на железнодорожные пути. Это место звало меня, манило, соблазняло. Остановись – говорил я себе. Я поддался искушению и пошёл туда.
Словно загипнотизированный, я брел по тропинке, ведущая к поезду, где я впервые убил человека, ни в чем неповинного, не замешанного, как я, в жестоких злодеяниях. Большая ошибка убийц – это возвращаться на место преступления, но где же ещё чувствует себя легко и непринуждённо себя убийца, как ни на том месте, где истекала кровь его жертвы?
Я услышал лай своей Тру, и вспомнил, что оставил дверь открытой. Она бегом побежала ко мне, лая и судорожно всхлипывая, словно чувствовала себя физически истощенной и звала на помощь. Тру упала на левый бок, не шевелясь, но продолжала всхлипывать. Я подошёл к ней и надавил на бок. Тру громко залаяла, дав мне понять, что я причинил ей боль. Я снова это сделал. Потом снова, но сильнее. Снова и ещё сильнее, пока я не услышал ее последний выдох. .
Я убил своего единственного друга.