Мама

15

Это кровавое тело четырехногого животного, смешанное с землёй лежало у самых ног моей матери. По его изуродованному телу позли червяки, а вонь была нестерпимой. Глаза моей матери сверкали под светом фонаря, который она бросила на землю. Я, признаюсь, даже заметил стекающую по её румяной щеке слезу. Эту слезу она поспешно вытерла своей ладонью, как только она заметила, что я пристально смотрю на её лицо. Я готов повернуть время вспять, научится контролировать себя, в конце концов умереть, лишь бы эта женщина была счастлива. Мне нужна помощь. Лишь часть мира восстала против меня, но даже эта малая часть играет огромную роль в жизни. Я хочу победить, но кто я такой без помощи человека, породившего во мне того маленького миролюбивого ребёнка, который так глубоко спит внутри меня?
Все моё тело дрожало то ли от холода, то ли от стресса, испытываемый мною сейчас, стоя перед трупом моей собаки. Я никогда не замечал красоту моей матери. Как очаровательно в темноте её лицо, на которое падает лишь свет фонаря... Наши взгляды встретились, но я отпустил голову и начал тихо плакать. У меня выступили слезы не от того, что меня могут наказать, нет, вовсе не так. Я плакал от безысходности, которая ходила за мной по пятам, которая душила меня изо дня в день, внушая мне, что я обречён, которая была со мной всегда.
Я первый, кто нарушил тишину, сказав маме тихим, еле слышным голосом:

– Мама, я не хотел.

Ответа я не дождался. Моя мама вернулась в дом, оставив меня одного, заплаканного и потерянного. Что я мог сделать? Да абсолютно ничего. Я не хотел возвращаться в дом, где меня ожидает холодная постель и укоризненный взгляд своей матери. Мне стыдно. Стыдно за всё: за то, что убивал, за то, что я оказался таким жестоким ребёнком, за то, что я родился у женщина, заслуживающая большего, чем сына-убийцу.
Рассвет проник во все дома, но первым встретил его я, лежащим на сырой земле в позе эмбриона. Шёл мелкий дождь. Я чувствовал прохладный освежающий воздух, но не ощущал холода. Ветки деревьев раскачивались от сильного ветра (порой я даже слышал их хруст), но  ни одна не сломалась. Тишина, которой я наслаждался, звучала словно песнь майских птиц. Вскоре я уснул на твёрдых холодных камнях, надеясь на благоприятный исход тех ужасающих событий, произошедших со мной сегодня.
                                ***
Колыбельная. Моя детская колыбельная, которую пела мне мама, когда между мной и сном возникала борьба. Я плакал, а моя мама склонялась над моей кроваткой в темной комнате, где лишь маленькая лампочка была единственным источником света, и она тихим бархатным голоском пела:

Баю-баюшки баю,
Дни твои считаю.
Жду я похорон твоих.
"Мой ребёночек затих."

Я моментально затихал, но кто же просыпался во мне? Убийца? Псих? Или же человек, ищущий своё направление в этой жизни? Самое печальное, что все они – это абсолютно разные люди, но грань между ними еле очерчена.
Я проснулся и тут же почувствовал, как задрожали мои коленки. Встав с земли, я направился в сторону дома. Желание согреться и страх боролись внутри меня, и я долго решался, заходить или нет. Переступая порог дома, я прислушался. Никого нет дома. Эта тишина насторожила меня, как в ту ночь, когда я открылся перед мамой с другой стороны. Запах её духов ощущался в доме, но не был так силён, как если бы она находилась рядом со мной. Пройдя мимо комнаты матери, дверь которой была чуть приоткрыта, я остановился и понял, что разгадка всегда спрятана в глубине тайны.
Я зашёл в мамину комнату, где единственным гостем был лишь я, и сразу же заметил какой мрачной казалась она. Ободранные обои, свисающие со стены, и запылённая мебель, на которой уже нельзя было сидеть, напоминали мне картину, написанную меланхоличным с быстро сменяющим настроением художником. Её туалетный столик был на удивление в порядке: всякие кремы по уходу кожи, губная помада ярко-красного цвета, которой пользовалась моя мама только в праздники, драгоценности, переданные матерью перед смертью и несколько заколок для волос были аккуратно сложены на столике. Мне казалось, что лишь этот уголок ей нравился и кроме него она больше ничего не видела. Открыв шкаф, в котором были повешены на вешалке платья, я ощутил знакомый запах её духов. Моя мама всегда брызгала духами платье и лишь потом надевала. Эта привычка была заложена у неё ещё в детстве, когда отец ушёл из семьи, оставив "огромный психологический шрам" (так говорила мне мама).
Пол под ногами скрипел при любом движении. Подойдя к окну, я заметил старую, уже помятую донельзя черно-белую фотографию, на которой был изображён я в младенчестве. Она небрежно лежала у пепельницы, которую давно не меняли. Взяв её в руки, я словно погрузился в ту поры, когда меня не волновало ничего. Подул сильный ветерок с открытой форточки, который, словно человеческая рука, схватил с моих рук фотографию. Выронив её на пол, я нагнулся и заметил под кроватью то, что приоткрыла завесу над тайной, которая погубила меня и мою мать. То, что повлияло на мою судьбу. То, что я внутри себя ненавидел и одновременно с тем тайно лелеял. То, что было рядом со мной всегда.
Я взял в руки обрывок старой газеты 20-летней давности и прочёл следующее:

"Разыскивается Мэри Купер по подозрению многочисленных убийствах".

Я ждал этого, но в глубине души надеялся, что это неправда.