Уроды: история любви

Пролог. Тучи над собором.

  - Ничего не изменится, - тихо говорит Минхёк, прижимаясь к Хосоку. Он до костей продрог, а его мокрая чёлка прилипла ко лбу. Хосок молчит, поэтому мелкий снова начинает говорить, быстро и сбивчиво, словно боится, что из-за секундного промедления мысль улетит. - Я всегда буду я, и... и ты всегда будешь ты, правда? Разве может быть иначе? Это ведь такая мелочь.

Хосок может ответить «да, конечно», потрепать его по волосам и ободряюще улыбнуться, но когда-нибудь после Минхёк возненавидит его за эту ложь. Она не во спасение. Лучше уйти от ответа, чем поддержать нелепую надежду или сразу её растоптать, больно при этом ранив. Минхёк в таком возрасте, когда обиды возникают на пустом месте, а иллюзии трещат по швам. Хосок знает. Сам через это проходил. Кажется, что сто лет назад.

С самого утра идёт дождь. Идёт весь день и, наверное, будет идти весь вечер и всю ночь. Тучи над городом большие, раздутые и мрачно-серые, опустившиеся настолько, что почти касаются шпилей собора. С того места, где они сидят (забившись под брошенный торговый навес, будто бродяги) хорошо видна величественная красота контрфорсов и аркбутанов, стрельчатых арок и башенок-пинаклей; безмолвная музыка, от которой захватывает дух. Собор заставляет Хосока чувствовать себя ничтожней муравья, а пасмурность давит на эмоции, впрыскивая в них безнадёгу, вдохновлённую беспросветностью укутавшегося в серость неба. Но здесь, на окраине, среди разрухи и заброшенности, никто не будет их искать; здесь шастает только разношёрстный сброд. Обыкновенные бездомные, малолетние неформалы, фрики всех мастей. Довольно любопытная публика, только не с точки зрения социальных работников.

Хосоку запрещено видеться с Минхёком. Говорят, он может его испортить. А всё потому, что Хосок позволил «современным растлевающим реалиям» сбить себя с пути истинного.

Хосоку трудно понять, почему, когда тебе так плохо, что ты думаешь о смерти, выбор больницы, а не церкви Братьев-на-Крови считается растлевающей современной реалией. 

Он достаёт сигареты и спички. Зажигалка была, но ухитрилась выпасть из оказавшегося дырявым кармана. Спички нашлись чудом, правда, быстро отсырели, пока они искали укрытие от беспрестанно атаковавших их капель. Хосок подкуривает только с пятой попытки и выбрасывает опустевший коробок себе под ноги. Мусора вокруг навеса и без этого достаточно; здесь всё в отбросах разной степени загаженности, так что не до угрызений совести. Минхёк тянется к сигарете, но Хосок легко шлёпает его по руке, мол, офигел, зараза?