Сладкоречивый незнакомец

3 глава

Справедливости ради, нужно сказать, что Хьюстон мне нравился бы гораздо больше, если бы я не воспринимала его сквозь призму воспоминаний. Хьюстон был плоский, влажный, как мокрый песок и удивительно зеленый, находясь на окраине огромного лесного массива, начинающегося в Восточном Техасе. В паутине его просторов яростно росла стройка: дома и квартиры, служебные и офисные строения. Это был очень жизнерадостный город: роскошный и захватывающий, грязный и деловитый.
Со временем выжженные солнцем пастбища сменились на океаны асфальтового покрытия с островками огромных коробок офисов и торговых центров. Тут и там одинокий небоскреб выстреливал в небеса, как побег, посланный из густых зарослей центра делового Хьюстона.
Мама жила на юго-западе города, в районе среднего класса, построенного вокруг городской площади, которую когда-то занимали рестораны и магазинчики. Теперь вместо них площадь поглотил огромный супермаркет Хоум-Дипо. Дом моей матери выглядел, как типичный колониальный дом ранчеро, с тощими колонами на переднем крыльце, и имел две спальни. Я вела машину по этой тихой улочке, боясь того момента, когда придется выключить двигатель.
Остановившись перед гаражом, я выпрыгнула из своего Prius, и поспешила к передней двери. Прежде чем я успела нажать звонок, мама сама уже открыла мне дверь. Она разговаривала с кем-то по телефону проникновенным обольстительным тоном.
- ...Обещаю, что сделаю это для тебя, - проворковала она. - В другой раз. - Она засмеялась низким грудным голосом. - О, я думаю, что ты знаешь, как...
Я закрыла за собой дверь и стала терпеливо ждать, пока она продолжала разговаривать.
Мама всегда выглядела одинаково: стройная, привлекательная, по-молодежному ярко накрашенная, несмотря на то, что по возрасту приближалась к пятидесяти годам. Она была одета в облегающую черную блузку, мини-юбку, инкрустированную на поясе фальшивыми бриллиантами, и босоножки на высоких каблуках. Кожа на лице была столь же тугой, как виноградная кожура. Ее волосы были выбелены до платинового оттенка и уложены в продуманно-беспорядочные локоны. Когда она посмотрела на меня, я точно знала, что она думает о моей простой белой хлопчатобумажной блузке - практичном предмете одежды - застегнутой на все пуговицы.
Слушая своего собеседника, мама махнула мне рукой в сторону прихожей, которая вела к спальням. Я кивнула и пошла искать ребенка. Дом пах старыми коврами и освежителем воздуха с тропическим ароматом, комнаты были темными и тихими.
В хозяйской спальне на туалетном столике горел ночник. Мое дыхание участилось от взволнованного удивления, когда я подошла к кровати. Ребенок лежал посредине, такой маленький, не больше хлебного батона. Мальчик. Он был одет в синее и лежал, раскинув ручки в стороны, не шевелясь, потому что крепко спал. Я присела на кровать и уставилась на это беззащитное существо, похожее на старичка с розовой кожей. Его веки были столь хрупки, что отливали синевой. Маленькая головка была покрыта мягкими темными волосиками, а пальчики слегка согнуты, напоминая когти птицы своими крошечными острыми ноготками.
Абсолютная беспомощность ребенка меня очень разволновала. Когда он проснется, то будет кричать. И требовать. Он будет нуждаться в таких таинственных вещах, о которых я понятия не имела и никогда не испытывала желания узнать.
Я почти сочувствовала Таре из-за свалившейся на нее проблемы заботиться еще о ком-то. Почти. Но главным образом, я хотела ее убить. Потому что моя сестра знала, что ее приезд с ним к маме был глупой идеей. Она знала, что мама никогда не оставит его у себя. И она знала, что я буду вынуждена вмешаться и сделать с этим что-нибудь. Я всегда была в семье тем, кто решает проблемы, пока я совершенно осознанно не устранилась от этого. Они не могли мне этого простить.
С тех пор я часто задавалась вопросом, могла бы я воссоединиться с моей матерью и сестрой, если мы все достаточно изменимся, чтобы мирно сосуществовать друг с другом. Мое воображение рисовала картинку, как в одном из тех кинофильмов, когда царит любовь, радость, дружба и смех.
Это было бы прекрасно. Но это была не моя семья.
Пока ребенок спал, я слушала его тихое мягкое дыхание. Его крошечность и одиночество пробудили во мне печаль, смешанную с гневом. Я не позволю Таре избежать ответственности, клятвенно пообещала я себе. Я собиралась найти ее, и на этот раз ей придется иметь дело с последствиями ее поступков. Придя к такому выводу, я решила найти отца ребенка и убедить его, что он тоже несет ответственность.
- Не буди его, - сказала моя мама от двери. - Я целых два часа его укладывала.
- Привет, мама, - сказала я. - Великолепно выглядишь.
- Я занимаюсь с личным тренером. Он едва удерживает свои руки от меня. Ты прибавила в весе, Элла. Ты должна быть осторожнее... Ты пошла в отца, а у него в семье всегда толстели.
- Я тренируюсь, - раздраженно возразила я. Я совершенно не была полной. Я была достаточно соблазнительной и накаченной, и три раза в неделю занималась йогой. - Дэйн не жалуется, - добавила я, защищаясь, прежде чем смогла остановиться. Тут же мне захотелось себе самой стукнуть по голове. - Не имеет значения, кто и что думают о моей фигуре, пока я сама ей довольна.
Моя мама снисходительно посмотрела на меня.
- Ты все еще с ним?
- Да. И я хотела бы как можно скорее к нему вернуться, а это означает, что нужно найти Тару. Ты можешь рассказать, что случилось, когда вы встретились?
- Пошли на кухню.
Поднявшись с кровати, я вышла из комнаты и последовала за ней на кухню.
- Тара появилась без телефонного звонка, - объяснила она, когда мы пришли на кухню. - И сказала: вот твой внук. Слово в слово. Я впустила ее, угостила чаем и мы сели, чтобы поговорить. Тара сказала, что жила с вашей кузиной Лизой и работала в агентстве временным секретарем. Она забеременела от одного из своих приятелей, который, по ее словам, не имеет возможности ей помогать. Ты понимаешь, что это должно означать. Или у него нет и двух центов за душой, или он уже женат. Я сказала Таре, что она должна отдать ребенка на усыновление, но она не захотела. Поэтому я сказала ей: «Твоя жизнь никогда уже не будет прежней. Все меняется, когда появляется ребенок». Тара сказала, что уже начинает это понимать. Потом она развела молочную смесь и стала кормить ребенка, а я пошла в свою спальню, чтобы вздремнуть часок. Когда я встала, Тара ушла, а ребенок был здесь. Ты должна будешь забрать его завтра отсюда. Мой друг не должен о нем узнать.
- Почему?
- Я не хочу, чтобы он думал обо мне, как о бабушке.
- У других женщин твоего возраста есть внуки, - сухо заметила я.
- Я не такого возраста, Элла. Все думают, что я намного моложе. - Она казалась оскорбленной моим замечанием. - Ты должна радоваться этому. Ты знаешь, как будешь выглядеть в будущем.
- Я не думаю, что буду похожа в будущем на тебя, - раздраженно сказала я. - Я и сейчас не похожа на тебя.
- А могла бы, если бы приложила немного усилий. Почему у тебя такие короткие волосы? Этот стиль не подходит к форме твоего лица.
Я подняла руку к своим густым прямым волосам, которым подходила единственная стрижка в стиле боб.
- Я могу посмотреть на записку, которую оставила Тара?
Мама принесла пластиковую папку и положила на стол.
- Это здесь, вместе с бумагами из больницы.
Я открыла папку и сразу же увидела записку, написанную от руки. Почерк моей сестры - слегка с наклоном и неровный - был мне знаком. Слова были написаны шариковой ручкой, почти порвавшей бумагу, с такой силой их выводили.
Дорогая мама.
Я должна уйти и понять некоторые вещи. Я не знаю, когда вернусь. Тем самым даю право тебе или моей сестре Элле заботиться о моем ребенке, быть его опекуном, пока я не буду готова вернуться и забрать его.
С уважением, Тара Сью Варнер
- Тем самым, - пробормотала я с несчастной улыбкой, прислоняясь лбом к руке. Моя сестра, вероятно, думала, что юридически звучащее слово даст записке большую убедительность для всякого рода чиновников. - Я думаю, что мы должны связаться с Социальной Службой и сообщить, что случилось. Иначе, могут посчитать, что ребенок брошенный.
Перебирая бумаги в папке, я нашла свидетельство о рождении. В графе отец - пусто. Ребенку была неделя от роду, и его звали Люк Варнер.
- Люк? - удивилась я. - Почему она его так назвала? Среди наших знакомых есть Люк?
Мама подошла к холодильнику и достала порцию «Diet Big Red».
- Ваш кузен Порки считал, что его настоящее имя Лука. Но Тара его не знает.
- У меня есть кузен Порки?
- Троюродный брат, или что-то вроде того. Он - один из сыновей Big Boy.
Один из легиона огромной семьи, к которой мы никогда не имели никакого отношения. Слишком много темпераментных личностей и хаоса, чтобы оставить нас всех в одном помещении - мы были живым воплощением DSM-IV - учебника для врача-психиатра. Возвращаясь к свидетельству, я спросила:
- У нее был посетитель в больнице. Ты знаешь, кто это был? Она не говорила?
- Ваша кузина Лиза была у нее, - кисло сообщила мама. - Тебе придется позвонить ей, чтобы узнать подробности. Мне она ничего не скажет.
- Хорошо, я... - я обреченно покачала головой. - Как Тара выглядела? Она показалась тебе подавленной? Она была испугана? Она выглядела больной?
Мама налила «Diet Big Red» в стакан со льдом и наблюдала, как пенистая жидкость поднимается к краю стакана.
- Она плохо выглядела. Была очень уставшей. Это все, что я заметила.
- Возможно, это стресс, депрессия. Может, она нуждается в антидепрессантах.
Мама плеснула порцию водки в «Diet Big Red».
- Не имеет значения, какие пилюли ей дадут. Она никогда не будет хотеть этого ребенка. - Глотнув шипучей яркой жидкости, она добавила, - Она создана, чтобы иметь детей не больше, чем я.
- Почему ты завела детей, мама? - мягко спросила я.
- Потому что так поступали все женщины, когда выходили замуж. Я прикладывала все возможные усилия. Я приносила себя в жертву, чтобы дать вам счастливое детство. Но ни одна из вас этого не ценит. Это позор - неблагодарные дети. Особенно дочери.
Я не стала отвечать, что у меня не хватает слов описать с какой тщательностью, по крупицам, я храню хорошие воспоминания. Каждый запомнившийся момент материнских объятий, сказка на ночь - как подарок небес. Но в основном, мое детство, как и Тары, походило на коврик, который вытаскивают из-под ног. И полное отсутствие у нее материнского инстинкта даже в основном - защищать свое потомство - привело к тому, что Тара и я испытывали трудности в отношениях с людьми.
- Мне жаль, мама, - удалось сказать мне с нескрываемым сожалением. Но я была абсолютно уверена, что моя мать не понимает в полной мере, о чем я сожалею.
Громкий требовательный крик донесся из спальни. Этот звук заморозил меня. Ему что-то нужно.
- Время для его кормления, - объяснила мама, подходя к холодильнику. - Я подогрею смесь. Пойди и принеси его, Элла.
Другой крик, еще более требовательный. От этого звука у меня свело зубы, и во рту появился металлический привкус. Я поспешила в спальню и увидела извивающего на кровати ребенка. Мое сердце застучало так быстро, что казалось, будто между его ударами почти не было промежутков.
Я наклонилась, пытаясь понять, как нужно брать его на руки. Я не умела обращаться с детьми. Я никогда не брала на руки детей своих друзей - мне никто и не предлагал. Я просунула руку под извивающееся тельце. И голову. Я знала, что обязательно нужно поддерживать голову. Неловко взяв младенца и прижав к себе, я ощутила его хрупкость и вес; крик прервался и младенец взглянул на меня испытующим взглядом Клинта Иствуда, а затем крик возобновился. Он был настолько беззащитен. Беспомощен. У меня в голове билась только одна мысль, пока я несла его на кухню - никому в моей семье, в том числе и мне, нельзя доверять детей.
Я села и неуклюже устроила Люка на руках, когда мама подала мне бутылочку. Осторожно приблизила соску, которая совершенно не имела ничего общего с формами человеческого тела, к его крошечному ротику. Он ухватился за нее и замолчал, поглощенный кормлением. Я и не осознавала, что задержала дыхание, пока оно не вырвалось из меня со вздохом облегчения.
- Ты можешь остаться здесь сегодня вечером, - сказала мама. - Но завтра ты должна уехать и забрать его отсюда. Я слишком занята, чтобы им заниматься.
Я со всей силы сжала зубы, чтобы сдержать взрыв протеста - это было несправедливо... это была не моя ошибка... Я тоже занята... У меня была своя собственная жизнь, к которой я хотела вернуться. Но молчать меня заставил факт, что моя мать не будет о нем заботиться, она и о себе не слишком могла позаботиться, не говоря уже о других. Люк был насущной проблемой, которую необходимо решить, иначе его будут перекидывать из рук в руки, пока кому-то не придется взять это на себя.
А затем мне пришло в голову, что его отцом может оказать наркоман или преступник. Тара спала с таким количеством парней. И теперь мне придется их всех разыскать и проверить? Что, если кто-то из них откажется? Я окажусь перед необходимостью нанимать адвоката?
О, это будет еще та забава.