У бездны его глаза

№16

Под действием лекарств Чен безмятежно спал. Черты его лица разгладились, и он выглядел таким умиротворённым, словно спас целый мир. Хотя, почему «словно»? А я не могла себя заставить вернуться в пустую квартиру без него.
Почему я не торопилась в свой книжный магазин? Он так долго простоял без меня. Кто знает, вдруг там перевёрнуто всё вверх дном? А я туда не спешу.
В основном сижу на стуле у окна, время от времени прохаживаюсь по палате или останавливаюсь у койки.
— Значит, ты и есть тот самый? — легонько коснулась его раскрытой ладони.
Я верила, он поправиться, проснётся, встанет с кровати... А дальше что? Теперь-то я знаю, что Программа посчитала нас идеальными партнёрами для брака, но моим родителям это не особо помогло. Вот и Чен сам не очень-то верит в эту систему. Но поцелуй! Он был! Я не могла его себе придумать! Или могла... С каждой минутой я всё больше сомневалась, поцелуй ли это был. Может, простое прикосновение, как прощание, порыв, а я тут придумала себе целую сказку. Девичье сердце искало намёки в каждом взгляде, в каждом слове. Он приютил меня, чувствуя ответственность, заботился, оберегал, волновался. Неужели это я тоже себе придумываю?
Ребята приходили по очереди, чаще забегал Чанёль. Один раз даже Элен приходила. Всё так же высокомерна и холодна, держала по-хозяйски руку Чена, говорила с бессознательным телом, делая вид, что меня нет, но, уходя, оставила пачку печенья и тушь для ресниц. Вряд ли для Чена. Чанёль сказал, что она всегда такой была, и просил не обращать внимание.

А к вечеру второго дня Чен проснулся. От созерцания городских огней за окном меня отвлёк его глубокий вдох. Я обернулась и увидела, что он смотрит на меня. Вздох облегчения вырвался из груди.
— Позвать врача? — тихо спросила, подходя к его постели.
Он чуть заметно отрицательно качнул головой и закрыл глаза. Я подумала, что сейчас он снова заснёт, но под чёрными густыми ресницами заблестели слёзы. Он вспомнил о Кае, я чувствовала это. Чтобы не показывать мне свою боль, он даже отвернулся, плотно сжимая веки и не разрешая слезам пролиться. И слова здесь пусты и бессильны. Всё, что я могла, это робко коснуться тыльной стороны его ладони, успокаивающе поглаживать и молчать, давая ему возможность выстрадать боль. Иначе ведь она не уйдёт. А Чен, не поворачиваясь ко мне, перехватил мои пальцы и крепко сжал. Не оттолкнул — и это ёкнуло во мне.

***

За окном рушился старый мир. Недовольных было предостаточно. Революция всё-таки не может быть мирной и безболезненной, всегда найдутся те, кого устраивало прошлое положение вещей. Перестройки требовали не отдельные сферы — менять надо было всё. И среди моего класса были те, кто боялся перемен и упорствовал в своём желании оставаться безвольным рабом. Кое-где производство было и вовсе приостановлено. Кто-то из моих не так понял новый режим и решил, что теперь на него будет работать элита, в то время, когда он будет сидеть и плевать в потолок. Нет, работать будут все, просто на равных условиях. Сложно сказать, получится ли из идеи мечтателей-идеалистов новый мир или всё рухнет под нажимом старых привычек, на всё нужно время.
А моя жизнь была сосредоточена на человеке, который за два дня с тех пор, как пришёл в себя, обмолвился со мной лишь парой слов и почти не улыбался. Чен попросил меня принести все телефоны из его квартиры, чтобы он мой обзванивать ребят и всегда быть в курсе событий, но присутствующий при этом Минсок громко фыркнул и сказал, что свою миссию тот уже выполнил, и за ситуацией теперь пусть следят другие. Пациента это заметно расстроило. В ответ он включал телевизор и жадно следил за экраном до самой ночи.
А я... А я начинала уставать от неизвестности. Ни единым намёком Чен не давал мне понять, есть ли у него на меня какие-то планы. Даже в его квартире я не чувствовала себя такой мебелью, как в той палате. Если ему нужно было встать, он просил помочь ребят или медсестру, если хотел пить, то сам тянулся к чашке, пока я не подходила и подавала её, получая в ответ лишь кивок. Я чувствовала себя лишней, и пусть Чанёль и остальные пытались вовлечь меня в разговор, я следила за реакцией только одного человека и вскоре перестала разговаривать совсем.
Что было у него в голове? О чём он думал? Я не знала, но это не мешало моему мозгу придумать свою причину. Тот сложенный листок, результат его брачной Программы, лежал у меня в кармане и жёг бедро через ткань. В какой-то момент я решила, что всё то тепло, что виделось в нём мне раньше, всего лишь мой самообман. Получается, выбор Программы его не устроил, и если бы не тот случай, когда им пришлось постучаться в мой книжный, он бы никогда не пришёл ко мне. А потом всё закрутилось. Зная результаты напророченного будущего, он чувствовал себя обязанным заботиться обо мне. Обязанным. А поцелуй... Момент был такой. Возможно, будь на моём месте Элен, это прикосновение досталось бы ей. С каждой молчаливой секундой, когда на экране снова и снова говорят про реформы, а меня словно нет, я прокручивала эти мысли, пока они не стали моим единственным объяснением этой холодности.
И однажды у меня иссякло терпение.
Возможно, сказалась усталость, постоянное напряжение и ожидание. Ожидание простого обращения, моего имени, улыбки... Или эта молоденькая медсестра, что так призывно улыбалась красивому пациенту. Или его слова о том, как ему повезло, что его лечит такой персонал, но как-то утром, после того, как медсестра покинула палату, я поняла — край. Он выживет. Выживет и без меня. У него есть друзья и огромное желание жить и увидеть новый мир. И меня в этом мире для него уж точно нет. Теперь-то мне ничего не угрожает, и я могу просто вернуться домой.
— Мне пора, — голос предательски дрогнул.
Чен оторвался от экрана и, кажется, даже удивился, обнаружив меня в своей палате.
— Да, я всё это время была здесь, — горько улыбнулась, поднимаясь со своего стула у окна. — Ты поправляешься. Я рада.
Он неловко отвёл взгляд, сглатывая несказанные слова.
— Кажется, у вас всё получилось, — кивнула на телевизор, с экрана которого пели люди. — Теперь всё будет по-другому. Теперь мы все свободны, — чёрные глаза снова смотрели на меня и ждали продолжения. — Свободны выбирать, — пальцы нащупали в кармане сложенный листок. — И ты можешь выбрать себе другую судьбу, если навязанная так тебя душит, — положила на край постели его результат Программы. — Теперь это пережиток прошлого, и ты ему ничего не должен.
Чен потянулся за листком и, развернув его, побледнел ещё сильнее.
— Найди своё по сердцу и будь счастлив, — я задержалась на пару секунд, но так ничего и не услышав, направилась к выходу.
— Соя! — застало меня в дверях.
— Ох, прости, куртка, — не оборачиваясь и не желая показывать ему свои слёзы, стянула его куртку со своих плеч и набросила на пустую вешалку. — Всего хорошего, — и вышла из палаты.