Неправильная семья.

Часть первая. Глава 1. "Не заставляй папу плакать". Часть 1.

- Вован, добавки!
- Рома, прекрати меня так называть. Я твой отец.
- Ага... Добавки!
Папа положил мне на тарелку последний кусок яичницы и сосиску. Да, я растущий организм, и мне надо много пищи для этого самого роста. Что касается того, как я называю отца, то это просто для того, чтобы он побесился.
- Сколько я просил тебя снимать перед едой свое железо?
- Угу...
Железом он называет колечки пирсинга на нижней губе и штангу в языке. Его вообще не вдохновляет мой пирсинг, наверное, поэтому мне хочется продырявить себя во всех мыслимых и немыслимых местах.
- Ты опять покрасил волосы?
- Ты заметил?
- Это трудно не заметить. Оранжевый был очень ярким цветом, но и фиолетовый не лучше, знаешь ли.
- Да? Но скажу тебе по секрету, - я понизил голос и, картинно перегнувшись через стол в направлении плиты, громко прошептал, - я и на лобке волосы покрасил. Ты должен это заценить!
- Папа, а лобок - это что? Лоб? - Витя сосредоточенно морщил носик, пытаясь понять, о чем я говорю.
- Боже мой! Все, хватит. Ешьте, молча.
Вот так всегда. В конечном итоге отец всегда затыкает нам рты. Он бы хоть Вите что-нибудь ответил, ведь мелкий пойдет в школу и попытается там выяснить ответ на интересующий его вопрос. Но нашему родителю на все плевать. Когда мы задаем неудобные вопросы, он отмалчивается, когда делаем что-то эпатажное, он отворачивается, и приходится общаться с его затылком.
Мы с братом молча доели завтрак и пошли собираться в школу. Каким бы он ни был, он был нашим отцом, и мы его любили. Витя старался слушаться папу и очень переживал, когда ему не удавалось быть послушным и хорошим мальчиком с взрослой точки зрения. Я же наоборот из кожи вон лез, чтобы быть непослушным и нехорошим. Думаю, так я хотел обратить внимание отца на себя. Но ни на меня, ни на Витю отец особого внимания не обращал. Он много работал, часто задерживался допоздна и очень уставал. Наши дела казались ему детскими капризами и шалостями. А мы чувствовали себя брошенными и одинокими, наверное, поэтому я больше, чем другие старшие братья, уделял времени Витьке. И, не смотря на мой сволочизм, брат старался держаться меня.
Уходя из дома, мы выпустили погулять Бусину и Тарзана.
- Мелкий, лобок - это место, откуда у тебя писька растет.
Мы шли в школу, и можно было поговорить без истерики со стороны отца или учителей.
- Почему?
- Что «почему»? Потому что это такое место и такое слово, обозначающее это место. И, кстати, хорошие мальчики это слово не говорят.
- Почему ты всегда такие странные вещи папе говоришь?
- Потому что это единственное, на что он реагирует. В противном случае, смотрит на меня, как на пустое место.
- Неправда!
- Правда. Я никогда не вру.
- Зато шутишь так, что непонятно врешь или говоришь правду.
- В каждой шутке есть доля шутки, мелкий.
На самом деле я обожал разговаривать с братом. С детьми всегда интересно. Потому что они ничего не знают и всему верят. Говоря им что-то, ты находишь благодарного слушателя, проникаешься своей значимостью и даже начинаешь верить в свою избранность и исключительность. Издеваться над детьми тоже весело, по причине их беспрецедентной наивности.
Я обожал мелкого, потому что для него я всегда был непререкаемым авторитетом. И пусть для всех остальных я оставался ребенком, бесперспективным оболтусом и неформалом. Если у тебя есть хотя бы один человек, которому ты нужен, это уже неплохая причина для жизни.
- Йо! Ромео, сегодня после школы у меня в гараже.
- Помню. Утро.
С Марией я дружил с детства. Мы всегда дрались в детском саду, лупили друг друга в начальной школе и вместе ходили в музыкальную школу. И не надо возмущаться, что я бью девочек! Вы эту девочку видели? Ее рука, как две моих, и сама она на приму-балерину не тянет. Не то, чтобы толстая, но такая один раз двинет - без мозгов останешься.
Дрались мы именно из-за того, что она такая «не габаритная». Только прожитые года и бесчисленные тумаки меня кое-чему научили, больше девчонок я не дразню и вообще стараюсь с ними поменьше общаться.
Правда от Мари никуда не деться, мы с ней играем в одной группе, которая называется «Огрызки». Мари - ударные, я - гитара, Никитос - клавиши, Тимур - вокал. Репетируем в гараже, который принадлежит семье Мари.
- Ну, как? Вчера не трахался?
- Отстань.
- Ох-ох-ох, останешься ты целкой.
- Захлопнись!
- Да я реально говорю, ты - гей. Че ты тупой-то такой? Не ищи бабу, ищи себе мужика. И все будет тип-топ.
Подобные разговоры происходили постоянно. Причем Мари посвящала меня во все подробности своей интимной жизни, начиная с первых месячных и прокладок, заканчивая своим первым разом и минетом. Я миллион раз говорил ей, что не являюсь ее подружкой, чтобы такое обсуждать со мной. Только она никогда не слушала.
А насчет моей якобы девственности, Мари преувеличивает. С девчонками я трахался и не один раз. Только процесс меня не впечатлил. Вот если дома... Так, ладно, в школе лучше о подобном не думать, передвигаться со стояком то еще удовольствие.

***
Целый день шли скучные уроки, которые совершенно не желали укладываться в голове. Мелкий после уроков пошел на тренировку вместе со своим другом Мишкой. Они ходили в секцию по футболу. А после футбола они будут сидеть у Мишки дома, пока я не заберу Витю.
В отличие от брата я плохо сходился с людьми, тем не менее, они ко мне относились очень неплохо.
- Ром, может будешь уже и дома репетировать? Мало играть только на репетициях.
- Никит, я и без тебя это знаю. У меня отец против «шума», ему видите ли соседи жалуются и бла-бла-бла...
Отец, действительно, ненавидел, когда я играл на гитаре. Иначе, как шум и какофония, он мою игру не называл. Но не репетировал дома я не по этой причине. И точно не из-за возмущений соседей. Просто мне было достаточно уставшего папиного лица, чтобы отпало всякое желание действовать ему на нервы.
Хотя то, что играл я только на репетициях и в музыкальной школе, плохо сказывалось на моей технике.

***
После репетиции я зашел за мелким. Витя и Миша смотрели какую-то японскую чухню про ниндзя. Уходить от друга, пока они не досмотрели аниме, Витя отказался.
По дороге с автобусной остановки домой нас с братом, как обычно, ждали Бусина и Тарзан. Кот сидел на заборе частного дома, пес рядом под забором. Увидев нас, Тарзан радостно завилял хвостом и бросился прыгать вокруг Вити. Бус с чувством собственного достоинства, потянувшись, выпрямился, приветливо задирая ободранный хвост и провозглашая веское «мяу».
Вчетвером мы вернулись домой. Витя пошел переодеваться и кормить хомяка, я - греть ужин на нас с братом, кошака и пса.
Отец мог не появляться дома до ночи, порой забывал сообщить нам о командировке. И, если вы думаете, что нас это не волновало, то глубоко заблуждаетесь. Когда я был меньше, очень боялся оставаться ночью дома вдвоем с маленьким братом. Иногда я просто ненавидел отца за то, что он оставляет нас дома одних, когда за окном темно и страшно.
Я и сейчас не мог успокоиться, когда дома не было брата или отца. Всегда был зависим от них, и никого другого рядом с нами видеть не желал. Это относилось и к моей матери - ее я просто ненавидел, и к матери Вити. Светлана любила отца и своего сына, наверное, она любила и меня. Только я никогда не отвечал ей взаимностью и был рад, когда она перестала быть частью нашей семьи.
Огорчало меня только горе отца и брата из-за утраты Светланы. И поэтому ни одна женщина больше не смогла приблизиться к нашей семье. Каждую новую пассию отца я отваживал от дома долго и со вкусом, пока она не забывала к нам дорогу.