Провода

Глава 4

Городская площадь гудела, как коробка, наполненная жуками.

Люди на каменной мостовой были подобны рассыпанному гороху — закатывались в лавки, отскакивали от мелких карманников и варились в повседневных заботах под музыку уличных бродяг. Деревянная площадь была местом рождения первых сплетен, и если вы хотели что-то узнать, стоило просто влиться в шумную толпу и раствориться в потоке голосов.

Ответы приходили всегда. Это то единственное, на что у Города была гарантия — в отличии от переоцененного товара и несвежих шуток.

Роуз появлялась здесь каждый день. Спешила на работу, прорываясь сквозь гудящие вереницы людей, навещала лавку Берты, прикормившую у себя добрую половину города, да и просто искала ответы. Совсем как сегодня.

После неприятной встречи с Дораном Роуз не спала всю ночь — перед глазами в томной дымке то появлялась, то исчезала искаженная болью фигура Ивора. Его печальное лицо преследовало ее всюду, чего не бывало прежде никогда. Роуз чувствовала вину, и у этой вины был горький вкус, ничем не вымывавшийся из горла, внутренностей, головы.

Взгляд то и дело цеплялся за каждую светлую макушку, проплывавшую мимо. Роуз знала, что по всем правилам должна ощущать присутствие Ивора рядом с ней — воспламеняться, когда он касался ее, и гаснуть, когда находился неоправданно далеко. Но она могла лишь смотреть, высматривать вихрастого парнишку в толпе, надеясь, что тому хватит сил вернуться к ней.

Кто-то больно наступил ей на ногу.

Ойкнув, Роуз крепче прижала к себе сумку и сама чуть не впечаталась в сплошную стену из спин. Люди о чем-то усиленно шептались, но никто не смел сдвинуться с места. Роуз поднялась на носки, попытавшись высмотреть поверх голов, что происходит там, впереди, но безуспешно.

Обреченно вздохнув и приготовившись к давке, девушка протиснулась в маслянистую массу галдящих тел.

— Я же говорил, что это произойдет.

— Да ну нет, не может такого быть... Дай посмотреть... И правда!

— Она была одной из них, точно тебе говорю.

— Ох, неужели началось снова? А ведь и двадцати лет не прошло... Какой позор!

Голоса давили сверху и подпрыгивали с самой земли. Голоса сомневались, возмущались, сочувствовали. Голоса сливались в один сплошной гул, центром которого являлся страх.