На следующий день, в половине одиннадцатого утра, я стоял перед
подъездом трёхэтажного дома с облезшей местами краской.
Вход в единственный подъезд украшала медная табличка:
Общественная организация
«Возвращение к Истокам»
Литература, искусство, историческое наследие.
Молодёжное отделение
Прокрутив в голове все ассоциации, рождённые табличкой, я не нашёл
ничего близкого мне, кроме водки «Исток», которую, впрочем, и не пил
никогда. Я постоял на крыльце, сплюнул через левое плечо и зашёл внутрь.
— Вы к кому? — раздался дребезжащий голос, исходящий, казалось, из
ниоткуда.
— Я? Я в организацию… «к истокам»… — повернув голову я заметил в
углу столик, за которым сидел вахтёр лет семидесяти, похожий на чудом
выжившую после переезда велосипедом лягушку.
— Я Дроздиков. На встречу к Вербицкому.
— Обождите, — сказал вахтёр и поднял телефонную трубку — Дроздиков
пришёл. Ага. Проходите налево.
«Молодёжное отделение». Судя по вахтёру, у Вербицкого с юмором
порядок. Или, может быть, на вахтёра просто свет неудачно падал? Повернул
налево и оказался перед железной дверью с видеодомофоном. Я позвонил и
дёрнул дверь на себя, услышав зуммер. За дверью оказался лифтовой холл с
металлической рамой и четырьмя охранниками. Пройдя через раму, я протянул
паспорт одному из них, прошёл дополнительную обработку ручным
металлоискателем, и после того, как старший охранник поговорил по рации,
меня пропустили к лифтам.
«А молодёжь-то всерьёз литературой и наследием интересуется. Не
иначе они нашли, наконец, библиотеку Ивана Грозного и сюда привезли», —
сопоставил я количество охранников с возможной стоимостью культурных
ценностей в области литературы и исторического наследия. Убрав
калькулятор я продолжал исследовать помещение.
— Вам на четвёртый этаж, — сказал мне напоследок охранник.
— Какой четвёртый, тут же три всего? — Снаружи всегда так кажется. А внутри оно не то, что снаружи, —
ответил охранник, чем поверг меня в глубокое недоумение.
Выйдя из лифта, я увидел сухощавого мужчину в хорошем костюме,
который сразу направился ко мне, протянул руку и представился Алексеевым
Александром Петровичем, сказав, что будет меня сопровождать.
Через весь этаж проходил длинный коридор, в который выходили двери
пяти или шести кабинетов, что делало пространство похожим на планировку
советских школ типовой застройки, только без рекреаций. С одной стороны
коридор упирался в холл с лифтами и лестницами, с другой — в стеклянную
дверь, за которой сидел ещё один охранник. Там, вероятно, располагались
офисы старших товарищей.
— Что, Антон Геннадьевич? С чего начнём экскурсию? Может быть,
пойдём прямиком по кабинетам, знакомиться?
— А давайте лучше покурим пойдём?
— Я не курю, — сухо ответил он.
— А я курю. Много.
— Как скажете, — пожал плечами Алексеев, глядя на часы. Тем самым
он, наверное, пытался продемонстрировать мне, что негоже терять время на
ерунду в первый мой рабочий день. Но мне его намёки были сугубо до
фонаря, потому что курить-то я как раз и не хотел.
Очевидно, что только очень наивный человек начнёт знакомство с новым
коллективом с дурацкой церемонии представления. Как правило, она
совершенно неинформативна и ничего, кроме траты времени, не преследует. Я
чётко представил, как Алексеев начнёт водить меня за собой по комнатам,
словно корову на верёвке, ставить в центр кабинета, говорить дежурные
слова, а я буду переминаться с ноги на ногу, под оценивающие взгляды
будущих подчинённых, чтобы в конце этой клоунады промямлить что-то типа
«я уверен, мы хорошо поработаем» или понести оправдательно-вводную ахинею
«мы с вами одной крови», «я довольно давно в профессиональных СМИ, как и
все вы».
Приходя на руководящие должности в новый коллектив, не стоит тут же
бросаться по кабинетам, жать руки всем, до последней уборщицы, пытаться
вникнуть в суть обязанностей каждого, меняться визитными карточками,
лицемерно улыбаясь и приговаривать извиняющимся тоном «у меня, хи-хи,
своих пока нет, хи-хи». Во-первых, имена всех вы по любому не запомните,
во-вторых, запомнить вы и не пытаетесь, в-третьих, сразу держите в голове
факт того, что большую часть всех тех, кому вы сегодня жали руки, вам
придётся уволить к чертям. Не исключено, что в один день и наверняка без
выходного пособия. Объясняется это тем, что, коль скоро вас пригласили
возглавить направление за хорошие бабки, значит, ваш предшественник
справлялся плохо. Может быть, даже все развалил. А сотрудничков его, тех
ещё баранов, вам придётся сменить своей командой. Потому что гораздо
легче прийти на царство со своими стрельцами, привыкшими к вашей манере
руководить, нежели переучивать прежних.
Посему, если вы хотите узнать, чем дышит контора, — посетите сначала
курилку, потом туалет. Там вы узнаете, насколько болтливы секретарши,
ленивы водители, завистливы коллеги, тупы подчинённые и прочая, и прочая.
Заодно возьмёте на карандаш всех теневых лидеров коллектива, заботливых
мамаш, «сынов полка», агнцев на заклание и милых телок, готовых отдаться
вам «за помощь», в случае их тотальной неудачи в новом проекте.
В курилке стояли трое. Двое увлечённых диалогом пятидесятилетних
мужиков, в костюмах одинаковой серой расцветки и рубашках с замусоленными
воротниками. Один из них — худой, со всклокоченными «а-ля Венидиктов»
волосами, дополнял свой гардероб галстуком в серо-красную диагональ и
парой значков неведомых мне организаций. Второй, напротив, был весьма
тучный человек в очках, с короткой стрижкой и аккуратно подстриженной
бородой. Этот носил свитер под пиджаком и держал под мышкой журнал.
Кажется, «Профиль». Третьей в их компании была тётка без возраста, в
чёрном деловом костюме, которая курила через мундштук отвратительно
воняющую сигарету и смотрела на собеседников через толстые стекла очков,
изредка вставляя свои замечания. Когда мы с Алексеевым вошли, компания затихла и принялась нас
рассматривать. Но, ввиду того, что Алексеев бывал тут редко, а меня они и
вовсе не знали, граждане курящие решили, что наши уши не могут
представлять для них угрозу и продолжили свой спич.
— Толя, я уверяю тебя, — с жаром говорил мужик с журналом, — время
пассивного непротивления прошло. Нужно действие! Мы и так уже довольно
погрязли в междоусобице, где каждый отстаивает собственный дискурс! Пора
понять, что нас спасёт только объединение! Свои права нужно отстаивать не
в кабинетах и коридорах, а на улицах!
«Ты что ли, старый козёл, на улицу пойдёшь? Или ты как всегда
отмажешься в стиле „я знаю тех, кто знает тех, кто пойдёт“? Говорящий в
данный момент был знаком мне по мелькающим кадрам с митингов „гражданской
оппозиции“. Второй очень сильно смахивал на интернет-лидера новых
славянофилов, патриотов или как они ещё себя сами называли. Мне
показалось, что я даже знал его фамилию, похожую на фамилию старого не то
баснописца, не то критика.
— Чтобы объединится, нужна общая идеология, которую бы все
разделяли.
— Она есть, Толя! Мы просто забыли о наследии Синявского, Даниэля.
Вполне себе универсальная идеология! Они боролись с режимом на улицах!
«Ты ещё Елену Боннер помяни. Тоже мне, диссидент кухонный», —
подумал я.
— А здоровья у вас хватит, мужчины? Для улицы? — заметила тётка.
«Умная баба. Зрит в корень, надо бы познакомиться поближе».
— А что здесь с удобствами? — в полголоса спросил я Алексеева.
— В части?
— В части столовой, парковки. Ну, эти, знаете, условия для
комфортного ведения бизнеса. Чай, кофе там.
— Я, честно говоря, тут редкий гость. Узнаю.
В этот момент в курилку залетел козлобородый юноша небольшого роста,
с приросшей к уху трубой мобильного:
— Во сколько повесили плакаты? Что? Ночью? А как? Прямо напротив
приёмной? И что, говоришь, не сняли до сих пор? Да? Я тебе говорил, Паша,
они боятся. Не знают, как реагировать. Консультируются. А прессы сколько?
Молодцы. Могу тебя поздравить, мы победили! Все, отбой, перезвоню.
Он повесил трубу и обратился к мужикам:
— Вы представляете, мы вчера ночью вывесили плакаты напротив
приёмной МЧС «Хватит расчищать мнимые завалы! Расчистите Россию от них!»
и фотографии Путина, Грызлова, Шойгу. И они не сняли до сих пор! Там три
корреспондента у нас, один австралиец. Боятся!
— Вот тебе, Толя, пример! — включился в беседу «всклокоченный». —
Выход на улицу! Молодцы ребята. И эти не знают, что делать! Испуг!
«Просто обоссались эмчеэсники, что тут говорить. Сейчас
баррикадировать двери начнут и жечь документы. А сами „борцы“, наверное,
повесили плакаты где-то за углом и хихикают, как мыши за плинтусом. Да,
судя по всему, работа тут шла нешуточная. Интересно прикинуть, скольких
тут гнать нужно? Или может проще завтра новый офис открыть?»
Докурив, я двинулся вслед за Алексеевым по коридору. По нему уже
перемещались люди-старперы, аналогичные курившим, выглядевшие так, будто
только что вернулись из НИИ, образца 1982 года, молодняк с плеерами в
ушах, наверняка выгнанный из института, и девушки с большими сумками
через плечо, которые непонятно что тут делают: то ли новую Россию строят,
то ли просто ебаться хотят. «Интернет», «Отдел Культуры», «Отдел
Радиовещания», «Креативное Бюро», «Колокол» — читал я мимоходом таблички
на дверях. Такое впечатление, что я реально находился в школе, в которой
учатся одновременно инженеры 80-х годов, бездельники блоггеры и томные
переспевшие красавицы времён моего университетского прошлого. Такая
школа-интернат для одарённых учеников, страдающих запорами. Мы прошли все
кабинеты и остановились перед стеклянной дверью. «К завучу идём… а то и к
директору», — усмехнулся я про себя. За стеклянной дверью находилась квадратная комната со столом,
уставленным телефонными аппаратами, факсом и компьютером. На месте
секретаря сидела блондинка лет сорока, просматривающая журналы и
одновременно разговаривающая с охранником. Когда мы вошли, она улыбнулась
Алексееву, сказав: «Здравствуйте, Александр Петрович, как у вас дела»,
меня же одарила сухим «добрый день», предварительно оглядев сверху вниз.
«Вот же сука», — подумал я про себя, говоря «здравствуйте» и улыбаясь ещё
шире, чем она.
— Вас уже ждут, — сказала она, распахивая дверь кабинета.
Рядом со столом начальника стоял Вербицкий, одетый в вельветовые
штаны горчичного цвета и коричневый свитер, вероятно, для того, чтобы
всем своим видом показать неформальный стиль общения настоящих творческих
людей, в пику государственному официозу. За вторым столом,
предназначенным для совещаний, сидели четверо человек, одетых тем не
менее в строгие деловые костюмы. Совместив их костюмы с вельветовыми
штанами Вербицкого я понял, что эта мнимая неформалка скорее всего
является ширмой для общеизвестного делового подхода «мягко стелят, больше
болит».
— Прошу любить и жаловать — Антон Геннадьевич Дроздиков, —
добродушно представил меня Вербицкий, одновременно кивнув Алексееву,
чтобы тот уходил.
— Антон, я решил провести сегодняшнее совещание в твоём кабинете,
хотя обычно провожу их у себя в фонде. Я полагаю, здесь будет проще всем
познакомиться.
— (Ух, ты, какой подход, я просто расплачусь от такого респекта моей
скромной персоне). Спасибо, Аркадий Яковлевич, мне даже несколько
неловко.
— Ну ладно, ладно. Без излишних реверансов — сразу к делу. Итак,
господа, Антон будет заниматься координированием работы наших отделов. А
то мы с вами давно говорим, что каждое направление у нас сильное в
отдельности, а вот взаимодействие согласно общей линии нас частенько
подводит. Я уверен, вы знакомы с деятельностью Антона и его
пиар-агентства «Че Медиа», посему представлять его не нужно.
Все дружно закивали головами.
— Знакомься, Антон. Павел Берестов отвечает за работу с печатными
изданиями и правозащитными организациями. Геннадий Орлов — за Интернет и
молодёжные социальные сети. Евгений Сазонов занимается радио. И, наконец,
Вадим Даев, работающий с телеканалами, который будет заместителем Антона.
Гена был знаком мне ещё по компромат-войнам в Интернете. Я всегда
догадывался о том, что основной источник его доходов не «сливы»
информации, но сейчас я понял, что он умнее и серьёзнее, чем я думал.
Берестова я частенько видел на журналистских тусах, а Сазонова всегда
считал дурачком, диссидентствующим в собственной радиопередаче на «Эхо
Москвы». Да, много же я пропустил за годы после работы в ФЭПе. А ситуация
изменилась, и люди научились фуфлить тоньше, практически ничем не выдавая
своего истинного места работы и источника доходов. Я поочерёдно пожал
всем руки и сел на самое дальнее от Вербицкого место.
— К сожалению, реалии сегодняшнего дня таковы, что за тринадцать
месяцев до начала Президентских выборов демократические силы вынуждены
работать в условиях информационной блокады и фактической монополии со
стороны государства. Почти все крупные СМИ — телевидение, газеты, радио —
находятся под контролем режима. Я полагаю, что смысла повторяться нет, вы
сами все это и так знаете. С чем сталкивается ежедневно
среднестатистический представитель аудитории? Каждый день ему показывают
картинку времён 1980-го года. Тактика официальных СМИ проста —
замалчивание фактов, ложные выводы о событиях с помощью комментариев
своих аналитиков, тотальная пропаганда, манипуляция телекартинкой, враньё
и подмена понятий. Каждый день электорат погружён в атмосферу
«информационного шума», общая тональность которого — «у нас все отлично».
Антон, работавший «там», все это хорошо знает. Что же остаётся нам? «Действительно, что же остаётся нам? Раз все традиционные механизмы
работы с аудиторией уже задействованы, не иначе как нам придётся
оперировать одной только правдой», — ухмыляюсь я про себя.
— Нам остаётся тактика точечных ударов, молниеносная реакция и
оперативное информирование аудитории об истинном положении вещей.
«Министерство Правды, не иначе».
— Наши средства медийного покрытия по сравнению с государственной
машиной ничтожно малы. Я не хочу быть пафосным, но хочу напомнить о
Давиде, который победил исполина Голиафа.
«О, еврейская тема пошла».
— Наша традиционная проблема…
«В воровстве, распиздяйстве и лени».
— Наша традиционная проблема — это масса талантливых, я бы даже
сказал, гениальных людей, у которых не получается работать в команде.
«Да, да. А вы друзья, как не садитесь…»
— Я согласен, это особенность всех творческих людей и главное
отличие их от солдафонов. Но тем не менее наступил тот самый пороговый
момент, когда всем нам предстоит работать одной командой. По-настоящему.
Начну с того, что на прошлой неделе, на встрече в Лондоне…
«В „Хакассане“ как всегда было вкусно, а шопинг был хорош только
так, как может быть хорош настоящий лондонский шопинг».
— …всеми основными игроками ещё раз была подтверждена готовность
вместе работать на единого кандидата от оппозиции на президентских
выборах. Таким образом, все имеющиеся у нас инструменты в эти последние
месяцы должны будут работать максимально слаженно.
Я все менее внимательно слушал Вербицкого. На этот час меня
интересовал только круг моих полномочий, организация подчинения и
бюджетная схема. И ещё, мне очень не терпелось быстрее познакомиться с
моим будущим замом.
— Я не случайно говорю «президентские выборы, а не выборы
президента». На нашей встрече мы получили окончательные подтверждения
того, что все мы долгое время считали мифом. Да, ребята, это по
настоящему плохая новость. Администрацией президента образован так
называемый «Комитет Третьего Срока», который будет отвечать за всю работу
по подготовке общественного сознания к третьему сроку нашего нынешнего
Президента. Это могут стать просто «его» выборы. Такие дела.
— Аркадий Яковлевич, — прервал Вербицкого Паша-правозащитник, как я
с ходу окрестил его, — но ведь ещё в прошлом месяце мы пришли к выводу,
что ими будет разыграна схема «хороший преемник» против «лучшего
преемника»? Последние медиасобытия указывают именно на такой сценарий.
— Да, помните «Красавчег» против «Медведа», акцию, которую Админка в
Интернет запулила? — поддержал его Гена, мазанув по мне взглядом.
«Да, Гена, как был ты аферистом, так и остался. Я смотрю, ты и
молодёжные блоггерские приколы решил в бюджеты обратить. Такими темпами
ты и почтовых спаммеров к Администрации за уши притянешь».
— Гена, прости, а термин «админка» я правильно расшифровал? (На
сленге компьютерщиков «админкой» называется часть сайта, отвечающая за
его администрирование, — управление, внесение изменений и проч.)
— Администрация Президента.
— Ага, я так и думал.
— Ребята, всё оказалось не так просто. Вы помните, мы все смеялись
над тем, что сказал по «Первому» Леонтьев? Что вопрос референдума по
изменению конституции может быть рассмотрен, если кто-то из субъектов
Федерации поднимет вопрос о возможности третьего срока?
— Да, но это было месяца три назад, мы на «Эхо» ещё обсуждение этого
вопроса делали, — сказал Сазонов.
— Жень, всё оказалось не так просто. Не так, как нам казалось. Они
решили оставить главный удар напоследок. Вчера по главному каналу
местного телевидения Татарстана состоялся «круглый стол», на котором
обсуждались вопросы «нерационального распределения налогов с нефтяной
отрасли». Гости дружно пришли к выводу о том, что все сто процентов налогов следует оставлять республике, а не делиться с федеральным
центром. Следовательно, общество начали готовить к тому, что в отсутствии
«сильной руки» начнётся неминуемый развал России. По полученной нами
информации в ближайший месяц готовятся столкновения на национальной и
религиозной почве в разных регионах страны, а потом последует обращение
одного из Субъектов с предложением внесения поправки о третьем сроке.
— Хитрые вы, менты, с подходцами вашими, — процитировал Гена.
— Аркадий Яковлевич, а есть ли какие либо подтверждения этой
информации? — спросил я. — Например, кто возглавляет этот Комитет?
— «Комитет Третьего Срока» возглавляет некто Константин Рыков. Этот
человек работал на прошлых выборах в Думу на Первом канале, у Эрнста.
Непосредственно подчинялся Марату Гельману. После совещания я раздам вам
копии «тёмника», который нам удалось получить. Он касается основных
направлений деятельности и ответственных лиц в «Комитете Третьего Срока»,
а также сценарий месячной медиаактивности. Ты, как человек встречавшийся
с документами Администрации, стиль узнаешь сразу.
— Безусловно, — кивнул я, который видел настоящий «тёмник» пару раз
в прошлой жизни.
— Таким образом, нам с вами предстоит образовать силу, которая будет
противостоять «комитету». Да, ребята, мы становимся настоящим МЧИС.
Министерством по Чрезвычайным информационным Ситуациям.
«Я и говорю, Министерство Правды».
— Что у нас есть? Во-первых…
«Бабки».
— …телеканал федерального уровня.
«Во черт, не угадал».
— Во-вторых, сильная, работающая на интеллектуальную элиту,
радиостанция. В-третьих, Интернет и тактические медиа, которые в
современном мире играют такую же, а зачастую даже большую роль в
оперативном информировании аудитории и формировании альтернативной
новостной сети. Вспомните, какую роль сыграли они во время украинских
событий!
Услышав эти слова, Гена чуть расправил плечи.
— В-четвёртых, сильная гражданская оппозиция, особенно в столицах,
творческие круги, которые уже воют от цензуры, и радикально настроенная
молодёжь. Это — наша будущая сила и наши нынешние избиратели, которые
устали от ежедневного промыва мозгов. И последнее. Самое важное, что у
нас есть, это…
«Вот теперь о бабках. Ну, Яковлевич, давай. Три-четыре —
финансирование!»
— …это идея. Все мы здесь настоящие профессионалы, которые работают
не во имя карьеры, статуса или имени, но во имя идеи, которая всех нас и
объединила.
«Э, э, постой, чувак, я все понимаю, но что-то тебя понесло, я
вообще не совсем готов».
— Мы хотим жить в другой России. Изменить её — наша задача.
Простите, я сегодня немного перегибаю, но после Лондона я хочу, чтобы вы
все поняли — у нас есть реальный шанс все изменить, и не воспользоваться
им — преступление.
Вербицкий отпил кофе. Сделал паузу и посмотрел в окно. Все сидели с
каменными лицами, даже не ёрзая на стульях. «Я не узнаю вас, чуваки, вы
такие же, как я, или я что-то сильно пропустил за это время?» Признаться,
в душу стали закрадываться сомнения о целесообразности моего присутствия
здесь.
— Теперь об основном. Я хочу, чтобы главной целью нашей работы были
не просто контрреагирования в СМИ. Мне не нужны вчерашние методы митингов
и «круглых столов» на радио, не нужны простые осуждающие или
альтернативные комментарии по телевидению, не нужны пространные статьи в
газетах. Я хочу нового подхода. Я хочу фантазии и смелых решений.
Вербицкий снова замолчал, затем круто развернулся в кресле и
уставился на меня. — И вот за этим я пригласил Антона. Я хочу не просто координации, но
выработки, как теперь говорят, «креатива». Я хочу свежих идей и точечных,
но эффективных ударов по информационной среде. До сегодняшнего дня мы
были эффектны. Теперь нам нужно быть эффективными. Антон, в течение
месяца твоя задача создать новую команду креативщиков, готовых рождать
идеи в режиме нон-стоп. У нас мало времени. Практически нет. Твой
предшественник, Игорь Муратов, был неплохим специалистом, но старого
формата. Как видишь, твои коллеги практически ровесники. Ребята, я очень
хочу, чтобы у нас всё получилось. Другого шанса изменить что-то в стране,
боюсь, не будет.
«Я, Аркаша, с удовольствием бы поверил в то, какой ты весь из себя
идейный. Только вот что-то мне мешает. То ли наличие такого количества
охраны, то ли частые поездки в Лондон. Не знаешь, что именно?»
— Теперь о финансировании…
В этот момент мне показалось, что кабинет, подобно гигантскому
организму, сжавшемуся до прошедшей секунды в комок, наконец, расслабился
и выдохнул. Узнаю вас, пацаны! А я уж было боялся. Да, мудаки вы все,
конечно, бываете изрядные, но иногда вы делаете то, что возвращает вам
ваше доброе имя.
Вербицкий какое-то время рассказывал о том, каким образом теперь
следует планировать бюджеты, каковы предельные сметы расходов и что он
лично теперь будет осуществлять финансирование. После прочтения
комитетского «тёмника» и пары технических вопросов все вышли, оставив нас
с Вербицким наедине.
— Ты знаешь, Антон, а ты молодец. Хорошо держался. Пару раз дал
понять, что в теме. Я почему-то, как первый раз о твоих делах прочитал,
так подумал, что когда-нибудь мы будем работать вместе. Я верю в то, что
у нас всё получится. У тебя получится. Потому что ты теперь здесь мозг.
— Аркадий Яковлевич, я вижу ребята хорошие, их только чуть направить
нужно. Я вас уверяю, в течение месяца уже будут первые результаты. У меня
вопросы есть технические.
— Давай.
— Мне нужен автомобиль с водителем и некоторый бюджет на
формирование новой команды. Ещё я хотел бы привести с собой часть моей
старой команды.
— С машиной вопросов нет, с бюджетом тоже. Команда твоя старая
большая?
— Да нет, человек пять.
— Годится. Что ещё? По охране и режиму Алексеев введёт тебя в курс
дела. Твои личные условия обсудим завтра. Ещё есть нюансы?
— Да, в общем, нет. Работать хочется, тут не до частностей.
— Отлично. Если что — на этот мобильный, — он протянул бумажку с
номером. — Я поехал. Будем на связи.
— Спасибо и до встречи, — протянул я руку.
— Увидимся. Антон, у тебя всё получится, — Вербицкий сжал мою руку
чуть сильнее и вышел из кабинета.
Я сел в своё новое кресло, закурил, не найдя пепельницы, оторвал от
пачки сигарет крышку и начал разглядывать кабинет. Взгляд мой упёрся в
бар, я подошёл, открыл его дверцу, убедился в том, что он пуст, и
вернулся к столу. В дверь постучали.
— Да.
— Здравствуйте. Можно? Я представиться. Меня зовут Алла, — в кабинет
зашла та самая телка с ресепшн, с глубоким трауром в глазах. У некоторых
секретарш есть такая тактика — скорбь об ушедшем боссе, невзирая на то,
что он с собой не позвал. Видимо, они думают, что таким образом сразу
добьются расположения нового начальника, который, как и все, любит
преданность. Это был не мой случай. Хотя её главная ошибка была не в
этом, а в том, что настоящее искусство ассистента — с порога угадывать
статус входящих. Или будущий статус.
— Очень приятно. Алла, можно кофе? Чёрный, два сахара. Не
растворимый. — А… ещё что-нибудь?
— Пепельницу принесите. Даже две.
— Пепельницы? А у нас их нет. Игорь Эдуардович не курил, — слегка
укоризненно заметила она.
— Нет, так купите. И позовите кого-то, чтобы дверцу бара подкрутил,
она скрипит.
— А… а просто Игорь Эдуардович не пользовался им никогда, он все
больше чай любил. Зелёный.
Последняя реплика этой дуры просто взбесила меня.
— Чай? А ещё что он любил?
— Ещё? Ну…
— Ну, например, чтобы вы соски солью посыпали? Не просил, нет?
— Что? — зарделась секретарша. — Что посыпала?
— Соски, — я дотронулся двумя руками до своей груди, — солью,
простой пищевой солью, знаете? Говорят, некоторые боссы с пивом очень
уважают. Так просил или нет?
Она выскочила за дверь. Какое-то время я слышал удаляющийся стук её
каблуков. Затем всё стихло. Я набрал на мобильном номер и после паузы
сказал в трубку:
— Аркадий Яковлевич, простите, что отвлекаю. Я ещё секретаршу свою
сменю, вы не против?
