Сердцевина палочки

Глава 1

Отказ от прав:
Гарри Поттер и Том Риддл мне не принадлежат. А если бы они были моими... Но давайте не будем задерживаться на этом.
Комментарии автора: Это своеобразное AU. В этой версии детства Риддла, он был усыновлен магглами в совсем юном возрасте. Я вношу это изменение, потому что собираюсь показать довольно справедливого Риддла, а для этого хочу дать ему достойное оправдание своей бездонной ненависти к... ладно... ко всем.
Кроме того, это в конечном итоге будет слеш. Очень нескоро. Мне нравится, когда мои истории медленные и реалистичные. И да, СЛЕШ означает мужчину с мужчиной, на случай, если кто-то еще не знает. И я имею в виду - вместе. Остерегайтесь.
Еще будут некоторые формы путешествия персонажей во времени. Я знаю, что это клише, но, черт возьми, даже Роулинг использует его, чтобы снять сюжет ГПиУА. Так что не стонать, когда я отправлю Гарри в прошлое.
Кроме того, и это ВАЖНО, эта история будет написана от первого лица (PoV), но со сменой рассказчиков. Когда я пишу, как Том, мой язык неизбежно будет изобилующим украшениями, напыщенным, высокомерным и слишком сложным. Потому что, как я полагаю, Том разговаривает сам с собой именно так. Но не вся история будет написана подобным стилем, так что потерпите меня за эту главу.

Глава 1.

PoV Том
Кто я?
Мммм... Я не уверен, что знаю, с чего начать. Если честно, я даже не могу претендовать на то, чтобы называться человеком в той мере, в какой хотелось бы. Что касается моего имени – Том Марволо Риддл – то ни одно из этих слов ни в коей мере не определяет ни меня, ни мой возраст. Я не знаю, почему моя личность так важна, ведь, в конце концов, единственное, что имеет значение – то, чего я достигну. Мы – это то, что мы можем сделать.

В один прекрасный день вы узнаете меня, но под другим именем. Я изменю мир.
Он пришел и забрал меня из приюта, когда мне было шесть лет. Маггл противного вида: с отвратительным телосложением, большими жирными руками и гнилой, убогой личностью. И в течение всех этих лет я каждый день мечтаю о мгновении жестокой мести. Каждый мой вдох сопровождает мысленный образ этого человека, который беспомощный, промокший и жалкий лежал бы в луже крови, глядел на меня и умолял...
Этот маггл, которого я буду называть - «человек», был объектом глубокой, самой подлинной ненависти, которую я когда-либо чувствовал. Ранее, в приюте, я, конечно, уже познакомился с ненавистью, но это были просто дети, которые в своем невежестве и страхе издевались надо мной за то, что я был выше их. С этими беспомощными, жалкими существами я не чувствовал себя таким ненавидящим. Их было легко напугать и заставить заплатить. И потом, мне никогда не придется встретиться с ними снова.
Но его принудительное присутствие в моей жизни сделало меня больным. Его голос был тошнотворным. Всякий раз меня мутило от того, как он пытался сделать его шелковистым, соблазнительно нашептывая ласковые слова мне в ухо. Его грубый, грязный внешний вид так резко и сильно оскорблял мое чувство прекрасного, что один взгляд на него отталкивал и возмущал настолько, чтобы сделать меня больным на всю оставшуюся часть дня. И под этим я имею в виду настоящую болезнь: как разума, так и внутренних органов желудочно-кишечного тракта.
Его бледная нездорового цвета кожа светилась во мраке, а покрытые жиром и потом, влажные волосы вились. Клянусь, у него по всему телу был черный, густой и влажный волос, словно мокрый мех. Когда он случайно дотрагивался до меня, мои кишки всякий раз дергались в ответ на такое отвратительное ощущение.
По иронии судьбы он любил меня так сильно, как я его ненавидел. При любой возможности он клал свои сальные руки на мои плечи, волосы, шею. До сих пор моя память хранит до мурашек неприятное воспоминание, когда он нежно провел пальцем по моей щеке, оставляя за собой след жирных органических компонентов. Но перед этим он взглянул на меня. И, к моему ужасу, в этих неприятных, темных, желтоватых глазах всегда были желание и привязанность. Хочется выругаться.
Это множество прилагательных, что я использую, чтобы описать его, не может покрыть даже половину всей жути. Вы спросите, использовал ли он меня когда-либо? Нет, не очень, но это вряд ли имеет значение. Само его существование оскорбило меня больше, чем могли бы его действия.
В одно время я поймал его, когда он шпионил за мной. На улице, чтобы убедиться, что я не встречаюсь с другими, как если бы я был его собственностью. Меня преследовали осмотрительно и осторожно, тщательно рассчитывая путь. Я не реагировал, потому что не было ничего, что я не смог бы перенести, лишь бы избежать общения с ним, но ощущение того, как этот желтушный глаз цепляется за мое тело, словно больной ребенок за фартук своей матери, заставляло чувствовать себя неописуемо неловко. Иногда, я должен признаться, это даже пугало меня. И нет ничего, что я ненавижу больше, чем свой страх.
Оказаться объектом одержимости сумасшедшего, угрюмого человека было, конечно, далеко не самым приятным и лестным. И я не параноик, когда чувство огромной опасности приближается с ним рука об руку.
Человек... Однажды он сломал мне руку, когда первый и последний раз применил в отношении меня физическое насилие. Он со всей силы ударил меня какой-то металлической трубой на несколько сантиметров выше запястья, и я чувствовал, как хрупкие кости растрескивались под жестким ударом. Очевидно, ему не нравилось быть отвергнутым раз за разом, и когда я в очередной раз сделал это, он держал меня за сломанную конечность, а я понимал, насколько хрупко мое физическое существо, и как легко этому телу наносится непоправимый ущерб. Я чувствовал себя беспомощным. И, пожалуй, если и есть то, что я презираю больше, чем свой страх, так это чувство собственного бессилия.
Когда я получил письмо из Хогвартса, по-моему, стало еще хуже, если можно придумать что-то хуже, чем это скучный, однообразный, отвратительный образ жизни. Он ничего не хотел знать о волшебниках, заклинаниях и единорогах и сказал, что только заботится о моем благополучии, и не считает меня готовым жить самостоятельно в столь длительные промежутки времени, потому что я неправильно и плохо себя веду. Человек был просто зол, что я уезжаю на несколько месяцев в году, а он не может это предотвратить. И к его подавленному вожделению и беспокоящим потребностям добавился гнев за мое странное уродство и необходимость отправляться в замок, что сделало совсем невыносимым нахождение рядом с ним.
И, к сожалению, до сих пор, мне нужно возвращаться к нему каждое лето: к его жирным рукам и мокрым поцелуям в щеку с пожеланием спокойной ночи. Проклятое Министерство не будет признавать самостоятельным тринадцатилетнего.
Министерство магии... Оно нуждается в радикальных переменах, и я добьюсь, чтобы такое изменение произошло... однажды.
Никто не будет оцениваться по возрасту, богатству или связям. Только один истинный критерий, простой и неопровержимый – это сила.
Проживание со мной под одной крышей позволяет ему делать то, что он очень любит – ежедневно будить меня. Я изо всех сил стараюсь проснуться прежде него, завожу будильник на более раннее время, сплю в другом месте, но так или иначе ему удается разбудить меня очень часто. Для меня настоящий кошмар, когда он делает это.
Не выразить словами как мерзко, когда первое ощущение после пробуждения состоит из гнусного запаха, отталкивающего взгляда, противного звука его голоса и избегания его поглаживаний. Я терял желание продолжать жить, чтобы выносить эту тошнотворную ситуацию день за днем. Его заискивание и постоянные усилия, чтобы добиться ласки, а то и интимной близости, ощущались почти физически и душили меня, как и отвращение других окружающих меня людей. Легкомысленные, бесполезные, нуждающиеся, уступающие мелким неприятностям... На мой взгляд они, просто молили о насильственной смерти, чтобы положить конец их отвратительному существованию.
Действительно, хотя я и говорю о конкретном человеке, с которым живу на данный момент, но я никогда не считал его гораздо хуже, остальных человеческих существ, особенно магглов. Такое заключение было бы абсурдным: просто он является тем, чего мне не избежать и от чего не скрыться. К счастью, мне удалось обойти почти все, что можно было бы назвать общением: например, я притворяюсь, что забочусь о том, что случилось с этими распущенными неряхами, которые раньше были со мной в приюте, или пожимаю потные руки толстякам, большинство из которых, к сожалению, являются родственниками человека, и любезно улыбаюсь на рассказы о зловонных старушках.
Но он... Он просто неизбежен. Он ухмыляется, будучи как обычно липким и маслянистым, и снисходительно указывает: «Ты должен называть меня папочкой, ты знаешь». Хоть это и невыносимо трудно, но я стараюсь сдержать желание (кажется, что, в конце концов, я не удержусь) вонзить ногти глубоко в трухлявую плоть его щек и содрать его трогательную улыбку.
***