Летние вечера

Любовь

Любовь... Ты видел её хотя бы раз? Знай же, она для всех разная, без исключения. У одних Она – это яркое весеннее солнце, у других – это воздушная сладкая пенка на банке вишнёвого варенья, а у кого-то и вовсе тяжёлый и мокрый запах асфальта после июльского ливня.

Моя Любовь носит скромное имя Чайка. Эта одинокая птица тихо залетала в моё такое же одинокое окно каждое утро, стоило только показаться тоненькой песочной полоске солнца на голубом небе. Точнее, сначала в окно влетал солёный и свежий запах моря и серой гальки, а уж только вслед за ним прилетала сама птица.

Чайка приносила мне камушки: большие и не очень, гладкие и шершавые, в тонкую светлую полоску и серую крапинку - такие камни промозглым пасмурным утром в великом множестве разбросаны по побережью после каждой ночной бури. И в каждом, даже самом маленьком из таких подарков, жила Мечта. И каждую Мечту я складывал под кровать, пока в один прекрасный день там не закончилось место.

Тогда мечта перекочевала на книжные полки, вытесняя с них томики Диккенса, Гюго, а также брошурки каких-то малоизвестных писателей моего города. У вас в комнате живут на полках старые и пыльные книги. Моя же комната – одна большая Мечта.

И, если тёмной безлунной ночью, в тот самый час, когда Большие Многорукие вылезают из-под кроватей и идут карать не верящих в них, скрежетав длинными жёлтыми когтями по дощатому полу, то у меня в полночь выходила прогуливаться Мечта. Большая, мохнатая, тёплая и добрая.

Точнее, должна была бы выходить на прогулку. Но её почему-то не было. Я спрашивал свою Чайку, где же та самая Мечта, а она отвечала мне, что ещё не пришло время. И что мечта выйдет всего один раз, и только тогда, когда тебе будет настолько плохо и грустно, что все камни начнут плакать.

Чайка приносила мне ракушки, в которых жило Чудо – тоже большое, тоже доброе и очень пушистое. Я нежно гладил свою подругу по её белым в крапинку перьям, а она пела мне песни о море, прекрасных кораблях, которые очень красиво тонули в солёных волнах.

А ещё моя Любовь умела рисовать. Она брала цветные карандаши в свой птичий клюв и что-то усердно выводила, смешно шагая по листу бумаги своими перепончатыми лапами и прикрывая от меня своё творение крыльями. И каждый раз, когда я хотел посмотреть, что же там такое она делает, Чайка грозно на меня смотрела, сощурив и без того маленькие глазки-бусинки, заставляя усидеть на месте.