Последняя лампа гаснет.
Чацкий (выходит из швейцарской)
Что это? слышал ли моими я ушами!Не смех, а явно злость. Какими чудесами,Через какое колдовствоНелепость обо мне все в голос повторяют!И для иных как словно торжество,Другие будто сострадают…О! если б кто в людей проник:Что хуже в них? душа или язык?Чье это сочиненье!Поверили глупцы, другим передают,Старухи вмиг тревогу бьют —И вот общественное мненье!И вот та родина… Нет, в нынешний приезд,Я вижу, что она мне скоро надоест.А Софья знает ли? – Конечно, рассказали,Она не то чтобы мне именно во вредПотешилась, и правда или нет —Ей всё равно, другой ли, я ли,Никем по совести она не дорожит.Но этот обморок, беспамятство откуда?? —Нерв избалованность, причуда, —Возбу́дит малость их, и малость утишит, —Я признаком почел живых страстей. – Ни крошки:Она, конечно бы, лишилась так же сил,Когда бы кто-нибудь ступилНа хвост собачки или кошки.
София
(над лестницей во втором этаже, со свечкою)
Молчалин, вы?
(Поспешно опять дверь припирает.)
Чацкий
Она! она сама!Ах! голова горит, вся кровь моя в волненьи.Явилась! нет ее! неу́жели в виденьи?Не впрямь ли я сошел с ума?К необычайности я точно приготовлен;Но не виденье тут, свиданья час условлен.К чему обманывать себя мне самого?Звала Молчалина, вот комната его.
Лакей его (с крыльца)
Каре…
Чацкий
Сс!..
(Выталкивает его вон.)
Буду здесь, и не смыкаю глазуХоть до утра. Уж коли горе пить,Так лучше сразу,Чем медлить, – а беды медленьем не избыть.Дверь отворяется.
(Прячется за колонну.)
