Минуя Василья, тетку и даже Транквиллитатина, Раиса вбежала в комнату, где лежал Давыд, и прямо бросилась ему на грудь.
-- Ox... ox... Да... выдушко,- зазвенел ее голос из-под рассыпанных ее кудрей,- ох!
Сильно взмахнув руками, обнял ее Давыд и приник к ней головою.
-- Прости меня, сердце мое,- послышался и его голос. И оба словно замерли от радости.
-- Да отчего же ты ушла домой, Раиса, для чего не осталась? - говорил я ей... Она все еще не приподнимала головы.- Ты бы увидала, что его спасли...
-- Ах, не знаю! Ах, не знаю! Не спрашивай! Не знаю, не помню, как это я домой попала. Помню только: вижу тебя на воздухе... что-то ударило меня... А что после было...
-- Ударило,- повторил Давыд. И мы все трое вдруг дружно засмеялись. Очень нам было хорошо.
-- Да что же это такое будет наконец! - раздался за нами грозный голос, голос моего отца. Он стоял на пороге двери. Прекратятся ли наконец эти дурачества или нет? Где это мы живем? В российском государстве или во французской республике?
Он вошел в комнату.
-- Во Францию ступай, кто хочет бунтовать да беспутничать! А ты как смела сюда пожаловать?- обратился он к Раисе, которая, тихонько приподнявшись и повернувшись к нему лицом, видимо заробела, но продолжала улыбаться какой-то ласковой и блаженной улыбкой.- Дочь моего заклятого врага! Как ты дерзнула! Еще обниматься вздумала! Вон сейчас! а не то...
-- Дядюшка, - промолвил Давыд и сел в постели. - Не оскорбляйте Раисы. Она уйдет... только вы не оскорбляйте ее.
-- А ты что мне за уставщик? Я ее не оскорбляю, не ос... кор... бляю! а просто гоню ее. Я тебя еще самого к ответу потяну. Чужую собственность затратил, на жизнь свою посягнул, в убытки ввел.
-- В какие убытки? - перебил Давыд.
-- В какие? Платье испортил - это ты за ничто считаешь? Да на водку я дал людям, которые тебя принесли! Всю семью перепугал да еще фордыбачится? А коли сия девица, забыв стыд и самую честь...
Давыд рванулся с постели.
-- Не оскорбляйте ее, говорят вам!
-- Молчи!
-- Не смейте...
-- Молчи!
-- Не смейте позорить мою невесту,- закричал Давыд во всю голову,- мою будущую жену!
-- Невесту! - повторил отец и выпучил глаза. Невесту!- Жену! Хо, хо, хо!.. (Ха, ха, ха,- отозвалась за дверью тетка.) Да тебе сколько лет-то? Без году неделю на свете живет, молоко на губах не обсохло, недоросль! И жениться собирается! Да я!.. да ты...
-- Пустите, пустите меня,- шепнула Раиса и направилась к двери. Она совсем помертвела.
-- Я не у вас позволения буду просить,- продолжал кричать Давыд, опираясь кулаками на край постели,- а у моего родного отца, который не сегодня-завтра сюда приехать должен! Он мне указ, а не вы; а что касается до моих лет, то нам с Раисой не к спеху... подождем, что вы там ни толкуйте...
-- Эй, Давыдка, опомнись! -перебил отец,- посмотри на себя: ты растерзанный весь... Приличие всякое потерял! Давыд захватил рукою на груди рубашку.
-- Что вы ни толкуйте,- повторил он.
-- Да зажми же ему рот, Порфирий Петрович, зажми ему рот,- запищала тетка из-за двери,- а эту потаскушку, эту негодницу... эту...
Но, знать, нечто необыкновенное пресекло в этот миг красноречие моей тетки: голос ее порвался вдруг, и на место его послышался другой, старчески сиплый и хилый...
-- Брат, - произнес этот слабый голос. - Христианская душа!
