Давыд запер за собою дверь, положил часы на стол, скрестил руки и - о, чудо!- засмеялся.- Глядя на него, я засмеялся тоже.
-- Этакая штука удивительная!- начал он.- Никак мы от этих часов отбояриться не можем. Заколдованные они, право. И с чего я вдруг этак озлился?
-- Да, с чего?- повторил я.- Оставил бы ты их у Василья...
-- Ну, нет,- перебил Давыд.- Это шалишь! Но что мы с ними теперь сделаем?
-- Да! Что?
Мы оба уставились на часы - и задумались. Украшенные голубым бисерным шнурком (злополучный Василий впопыхах не успел снять шнурок этот, который ему принадлежал) - они преспокойно делали свое дело: чикали - правда, несколько вперебивку,- и медленно передвигали свою медную минутную стрелку.
-- Разве опять их зарыть? Или уж в печку их? - предложил я наконец.- Или вот еще: не поднести ли их Латкину?
-- Нет,- ответил Давыд.- Это все не то. А вот что: при губернаторской канцелярии завели комиссию, пожертвования собирают в пользу касимовских погорельцев. Город Касимов, говорят, дотла сгорел, со всеми церквами. И, говорят, там все принимают: не один только хлеб или деньги,- но всякие вещи натурой. Отдадим-ка мы туда эти часы! А?
-- Отдадим! отдадим!- подхватил я.- Прекрасная мысль! Но я полагал, так как семейство твоих друзей нуждается...
-- Нет, нет; в комиссию! Латкины и без них обойдутся. В комиссию!
-- Ну, в комиссию - так в комиссию. Только, я полагаю, надо при этом написать что-нибудь губернатору.
Давыд взглянул на меня.
-- Ты полагаешь?
-- Да; конечно, много нечего писать. А так - несколько слов.
-- Например?
-- Например... начать так: "Будучи"... или вот еще: "Движимые"...
-- "Движимые" хорошо.
-- Потом надо будет сказать: "Сия малая наша лепта..."
-- "Лепта"... хорошо тоже; ну, бери перо, садись, пиши, валяй!
-- Сперва черновую,- заметил я.
-- Ну черновую; только пиши, пиши... А я их пока мелом почищу.
Я взял лист бумаги, очинил перо: но не успел я вывести наверху листа: "Его превосходительству, господину сиятельному князю" (у нас тогда губернатором был князь X.), как я остановился, пораженный необычным шумом, внезапно поднявшимся у нас в доме. Давыд тоже заметил этот шум и тоже остановился, подняв часы в левой, тряпочку с мелом в правой руке. Мы переглянулись. Что за резкий крик? Это тетка взвизгнула... а это? Это голос отца, хриплый от гнева. "Часы! часы" - орет кто-то, чуть ли не Транквиллитатин. Ноги стучат, скрипят половицы, целая орава бежит... несется прямо к нам. Я замираю от страха, да и Давыд бел, как глина, а смотрит орлом. "Василий, подлец, выдал",- шепчет он сквозь зубы... Дверь отворяется настежь... и отец в халате, без галстука, тетка в пудраманте, Транквиллитатин, Василий, Юшка, другой мальчик, повар Агапит -- все врываются в комнату.
-- Мерзавцы! - кричит отец, едва переводя дыхание...- Наконец-то мы вас накрыли!- И, увидав часы в руках Давыда,- подай!- вопит отец,- подай часы!
Но Давыд, не говоря ни слова, подскакивает к раскрытому окну - и прыг из него на двор - да на улицу!
Привыкший подражать во всем моему образцу, я прыгаю тоже, я бегу вслед за Давыдом...
"Лови! держи!" - гремят за нами дикие, смятенные голоса.
Но мы уже мчимся по улице, без шапок на головах, Давыд вперед, я в нескольких шагах от него позади, а за нами топот и гвалт погони!
