Останься после уроков, Антош

14

За окном, не переставая, лил холодный дождь. Большие капли барабанили по черепкам крыши, медленно скапливались в расщелинах, и сползали вниз по водосточной трубе. Небо заволокло свинцовыми тучами, задавившими своей тяжестью солнце.

       Несмотря на то, что шли будни, люди напрочь отсутствовали, и улицы пустовали.
Погода так пугала каждого своим раскатистым громом и сильным ливнем, что работники отказались уходить на обед, а дети — выходить из школ.

       Однако те, что лениво сопели друг другу в макушку, отказывались даже проснуться посередине дня. Несмотря на обязанности учителя и ученика.

       К чёрту работу и учёбу — сон в такую погоду высшее наслаждение!

       Арсений вяло потянулся на месте, сухо причмокивая потрескавшимися губами, которые молили о влаге. Открыв сначала один глаз, а затем второй, он привстал на локти и стал оглядываться в поиске воды.

       Она, словно божий дар, красовалась на полке рядом с кроватью, и Арсений уже был готов расцеловать того, кто удосужился поставить её туда.

       Однако он ещё не заметил или постарался не углядеть, с кем вообще спал. Так что все слова благодарности полетели в воздух.

       Жадно прильнув к горлышку бутылки, Арсений осушил ее буквально за пару секунд, прежде чем его взгляд метнулся в сторону русой головы, что высовывалась из-под белого одеяла.

       Он, молясь всем Богам, одёрнул край покрывала, чтобы просто удосужиться, что это не тот, о ком он думает. Пожалуйста, только не он, не Шастун!

       Но именно это миловидное лицо так по-детски сопело в подушку, обнимая её окольцованными пальцами.

— Сука! — Арсений выругнулся так громко, что Антон чуть дёрнулся на месте, но тут же вернулся в исходное положение.

       В голове была сплошь пустота. Попов пытался уцепиться хоть за одну мысль, что мельком проскальзывала в его больной черепушке, но всё без толку.

       Он абсолютно ничего не помнил. Начиная с того момента, как зашёл в какой-то «хрен его знает, как он назывался Бар» и набухался там до беспамятства.

       Резко сдёрнув с себя одеяло, он шумно выдохнул, когда на нем всё же оказалась одежда, и даже, мать его, трусы!