Крайняя неопытность Грифитсов - Эйсы и Эльвиры - во всех житейских, практических вопросах помогла Клайду осуществить свои мечты. Ибо ни Эйса, ни Эльвира не имели представления об истинном характере работы, на которую поступал Клайд, - едва ли они знали об этом больше, чем он сам; они не представляли себе, как эта работа может повлиять на его воображение и нравственность, на его материальное положение и на многое другое. Никогда в жизни ни Эйса, ни его жена не останавливались в отеле выше четвертого разряда; никогда не бывали в ресторанах, где обедают люди более состоятельные, чем они сами. Им совершенно не приходило в голову, что для мальчика в возрасте Клайда и с его характером возможна какая-то другая работа и иные формы общения с людьми, помимо переноски чемоданов от дверей отеля к конторке и обратно. И оба они наивно полагали, что плата за такую работу должна быть очень невысокой, скажем, пять или шесть долларов в неделю, в сущности меньше, чем заслуживал Клайд по своим годам и способностям.
Поэтому миссис Грифитс, которая была все же практичнее, чем муж, и больше заботилась о материальном благополучии Клайда и других детей, недоумевала: почему вдруг Клайд так радуется новой службе, которая, по его же словам, будет отнимать больше времени и даст едва ли больше денег, чем прежняя. Правда, Клайд уже намекнул, что в отеле можно и повышение получить, например стать клерком, - но он и сам не знал, когда это будет, а на прежнем месте он скорее мог бы добиться чего-то лучшего, по крайней мере в смысле заработка.
Но когда в понедельник он примчался домой и объявил, что получил место и что ему надо поскорее сменить галстук и воротничок, подстричься и бежать назад, на поверку, она, глядя на него, успокоилась. Никогда прежде она не замечала, чтобы он так увлекался чем-либо; ему же будет лучше, если он почувствует себя увереннее в жизни и станет повеселее.
Он отдавал этой работе все свое время с шести часов утра до полуночи; лишь изредка он возвращался раньше, в какой-нибудь не занятый работой вечер, когда ему вдруг приходило в голову пойти домой, - и тогда он спешил объяснить, что его отпустили немножко раньше времени. В манерах его появилось что-то резкое, беспокойное; если только он не спал и не переодевался, он тотчас старался убежать из дому... Все это вместе взятое сильно озадачивало и мать и отца. Отель! Отель! Вечно он торопится в этот отель, но из его слов можно лишь понять, что ему там очень нравится и что с делом своим он как будто справляется. Работа эта куда приятнее, чем возня с содовой водой, и он надеется, что сможет зарабатывать здесь больше, и очень скоро, но когда - точно не знает... Однако сверх этого он ничего не хотел или не мог рассказать.
Отец и мать Клайда все время чувствовали, что из-за истории с Эстой им следует уехать из Канзас-Сити и поселиться в Денвере. А Клайд упорнее чем когда-либо хотел остаться в Канзас-Сити. Они могут ехать, но у него здесь хорошая работа, и он намерен держаться за нее. Если они уедут, он найдет себе комнату, и все будет хорошо. Но этот план совсем не нравился родителям.
А какая огромная перемена произошла в жизни Клайда! В тот первый вечер, ровно в пять сорок пять, он явился к мистеру Уиплу, своему ближайшему начальнику, и был им одобрен, - не только за то, что на нем хорошо сидел форменный костюм, но за свой вид в целом, - и с этой минуты весь мир для него преобразился. Клайд и еще семеро юношей выстроились перед мистером Уиплом в служебном помещении, которое примыкало к бюро по обслуживанию, и начальник осмотрел их; после этого, как только часы пробили шесть, весь отряд промаршировал по вестибюлю мимо главного бюро и большой лестницы к конторке Уипла и дальше, к длинной скамье. Здесь все восемь мальчиков уселись (Клайд - последним в ряду) в ожидании вызова, готовые броситься выполнять любое поручение; сменившаяся команда мистера Уипла была отведена в помещение для служащих и там отпущена. Пост Уипла за конторкой занял сменивший его мистер Барнс.
Дзинь!
Зазвонил звонок у конторки номерного клерка, и первый мальчик убежал.
Дзинь! - прозвенело снова, и вскочил второй мальчик.
- Очередной! К центральному входу! - крикнул мистер Барнс, и третий мальчик заскользил по мраморному полу к двери и подхватил чемоданы входящего гостя, чьи белые бакенбарды и не по возрасту светлый шерстяной костюм даже неопытный глаз Клайда различил за сто шагов. Таинственное и священное видение - чаевые!
- Очередной! - снова позвал мистер Барнс. - Узнай, чего желает девятьсот тринадцатый. Воды со льдом, наверно.
И четвертый мальчик исчез.
Клайд, все время передвигавшийся по скамейке вслед за Хеглендом, которому было поручено подучить его немного, весь обратился в зрение и слух. Нервы его были так натянуты, что он с трудом дышал, то и дело вздрагивал и никак не мог усидеть спокойно; Хегленд наконец сказал ему:
- Брось ты трусить. Держи крепче вожжи, понял? Все будет в порядке. Меня сперва тоже трясло, с новичками всегда так. Но это не дело. Полегче надо, вот что: И нечего таращиться по сторонам - смотри прямо перед собой, будто тебе и дела нет ни до кого.
- Очередной! - опять крикнул мистер Барнс.
Клайд едва соображал, о чем говорит Хегленд.
- Сто пятнадцатый требует бумаги и перьев.
Пятый мальчик скрылся.
- Где вы берете бумагу и перья, когда надо? - умоляюще, тоном приговоренного к смертной казни, спросил Клайд своего наставника.
- Я же говорил тебе - у клерка, где ключи выдают. Вон, налево. Он даст и бумаги и перьев. А воду со льдом берешь в том зале, где мы сейчас строились на поверку. Вон там, в углу, маленькая дверь, видишь? Парню, который наливает воду, иной раз дашь десять центов, - его тоже надо задобрить.
Дзинь! - звонок номерного клерка.
Шестой мальчик, не говоря ни слова, отправился выполнять какое-то поручение.
- И еще запомни, - продолжал Хегленд, видя, что подходит его очередь и спеша дать Клайду последние наставления, - коли захотят чего выпить, напитки получишь вон там, за столовой. Да не путай названий, а то гости разозлятся. А коли вечером будешь показывать номер, спусти шторы да открой свет, а коли надо что в столовой, разыщи там старшого да сунь ему в руку понял?
- Очередной!
Хегленд вскочил и исчез.
Теперь Клайд был первым номером. Четвертый номер уже снова сел около него, зорко поглядывая - не понадобятся ли где-нибудь его услуги.
- Очередной! - возглас Барнса.
Клайд вскочил и стал перед ним, радуясь, что никто не входит с чемоданами, но терзаясь страхом, что не поймет поручения или выполнит его недостаточно быстро.
- Узнай, чего хочет восемьсот восемьдесят второй.
Клайд помчался к лифтам с надписью "для служащих", помня, что именно этим путем он поднимался с Оскаром на двенадцатый этаж; но другой мальчик, выходивший из лифта для гостей, указал ему на его ошибку.
- Вызвали в номер? - окликнул он. - Тогда иди к лифту "для гостей". А эти два для служащих и для тех, кто с вещами.
Клайд поспешил исправить свой промах.
- На восьмой, - сказал он.
В лифте больше никого не было, и маленький негр-лифтер заговорил с Клайдом:
- Новенький, да? Не видал вас раньше.
- Да, я только что поступил, - ответил Клайд.
- Ну, вам тут понравится, - дружелюбно сказал мальчик. - Тут, знаете, всем нравится. Вам какой этаж, восьмой?
Он остановил кабину лифта, и Клайд вышел. От волнения он забыл спросить, в какую сторону ему идти, и теперь, начав искать нужный номер, быстро убедился, что попал не в тот коридор. Пушистый коричневый ковер под ногами, светлые, окрашенные в кремовый цвет стены, мягкий свет, льющийся сквозь белоснежные шары, вделанные в потолок, - все это казалось ему атрибутами наивысшего социального благополучия, почти неправдоподобного совершенства, - так далеко это было от всего, что он знал.
Наконец, отыскав номер 882, он робко постучал и через мгновение в приоткрывшуюся дверь увидел кусок синей в белую полоску пижамы и выше соответствующую часть круглого румяного лица и один глаз, окруженный морщинками.
- Вот тебе доллар, сынок. - Казалось, что это говорил глаз, и сейчас же появилась рука, державшая бумажку в один доллар. Рука была толстая и красная. - Сбегай к галантерейщику и купи мне пару подвязок. Бостонские подвязки, шелковые. Да поскорее!
- Слушаю, сэр, - ответил Клайд и взял доллар.
Дверь захлопнулась, а Клайд уже мчался по коридору к лифту, гадая про себя, что такое "галантерейщик". Хотя Клайду было уже семнадцать лет, он не знал этого слова, - никогда прежде не слышал его или, может быть, слышал, но не обращал внимания. Если б ему сказали "магазин мужского белья", он бы сразу понял. Но ему велели пойти к "галантерейщику", а он не знал, что это такое. Холодный пот выступил у него на лбу. Колени подгибались. Черт! Как теперь быть? Что, если он спросит у кого-нибудь, даже у Хегленда, и его сочтут...
Он вошел в лифт, и кабина пошла вниз. Галантерейщик... Галантерейщик... И вдруг его осенило. Допустим, он не знает, что это такое. Но в конце концов нужна пара шелковых бостонских подвязок. Где же достать шелковые бретонские подвязки? Ясно, там, где вообще покупают принадлежности мужского туалета. Ну, конечно! Магазин мужского белья. Надо сбегать в магазин. И по дороге вниз, заметив, что и этот негр-лифтер смотрит приветливо, он спросил:
- Не знаете, где тут поблизости магазин мужского белья?
- В этом же здании, как раз около южного входа, - ответил негр, и Клайд, испытывая величайшее облегчение, поспешил туда.
Он все еще чувствовал себя неловко и странно в туго затянутой форменной куртке и в этой забавной круглой шапочке. Ему все казалось, что она вот-вот слетит с головы, и он исподтишка то и дело старался поплотнее надвинуть ее. Вбежав в ярко освещенный магазин, он торопливо сказал:
- Мне надо пару шелковых бостонских подвязок!
- Отлично, сынок, пожалуйста! - елейным тоном сказал галантерейщик, невысокий, румяный человек с блестящей лысиной и в золотых очках. Наверно, для кого-нибудь в отеле? Ну вот, это стоит семьдесят пять центов, а вот десять центов для тебя, - сказал он, завертывая покупку и опуская доллар в кассу. - Я всегда рад услужить мальчикам из отеля: знаю, что вы и в другой раз ко мне придете.
Клайд взял десять центов и пакет. Он не знал, что и думать. Подвязки стоят семьдесят пять центов - так сказал галантерейщик. Значит, вернуть нужно только двадцать пять центов сдачи. Выходит, десять центов остаются ему. А теперь... может быть, и гость тоже даст ему на чай.
Он побежал назад в отель, к лифту.
Где-то играл струнный оркестр, и чудесные звуки наполняли вестибюль. Неторопливо проходили люди - такие нарядные, самоуверенные, так непохожие на тех, кого он встречал на улицах и вообще вне стен отеля.
Дверца лифта распахнулась. Несколько человек вошли в кабину, после всех - Клайд и другой рассыльный, поглядевший на него с любопытством. На шестом этаже этот мальчик вышел. На восьмом вышли Клайд и пожилая дама. Он поспешил к двери номера 882 и постучал. Дверь приоткрылась; обитатель номера успел уже сменить пижаму на брюки и побриться.
- А, уже! - воскликнул он.
- Да, сэр, - ответил Клайд, протягивая пакет и сдачу. - Он сказал, подвязки стоят семьдесят пять центов.
- Он просто грабитель! А сдачу все равно возьми себе, - ответил тот, протянул Клайду двадцать пять центов и закрыл дверь.
Мгновение Клайд стоял, как завороженный. "Тридцать пять центов, - думал он, - тридцать пять центов! За одно пустячное поручение! Неужели тут всегда так? Не может быть! Это невозможно!" Ноги его тонули в мягком ковре, а рука сжимала в кармане деньги; в эту минуту он готов был завизжать или громко расхохотаться. Шутка - тридцать пять центов за такой пустяк! Один дал ему двадцать пять центов, другой - десять, а ведь он ничего не сделал!
Внизу он поспешно выскочил из кабины. В вестибюле его снова пленили звуки оркестра, а нарядная толпа, сквозь которую он пробирался обратно к скамье рассыльных, привела его в трепет.
Затем его послали отнести три чемодана и два зонтика пожилой супружеской чете, - видимо, фермерам, снявшим номер с гостиной, спальней и ванной на пятом этаже. По дороге, как заметил Клайд, супруги внимательно разглядывали его, хотя ни слова не сказали. Как только они вошли в номер, Клайд быстро повернул выключатель около двери, опустил шторы и разместил чемоданы; и тут пожилой и неуклюжий супруг, все время наблюдавший за Клайдом, - весьма солидная личность в бакенбардах, - изрек наконец:
- А вы как будто юноша исполнительный и проворный. Нам попадались и похуже, скажу я вам.
- Я вообще считаю, что отель - не место для мальчика, - прощебетала его любезная супруга, пышная, круглая, как шар, особа, занятая в эту минуту осмотром смежной комнаты. - Не хотела бы я, чтобы который-нибудь из моих сыновей работал в отеле... Как тут люди ведут себя!
- Вот что, молодой человек, - продолжал фермер, снимая пальто и роясь в кармане брюк. - Сбегайте-ка вниз и купите мне три или четыре вечерние газеты - сколько найдется - и захватите кувшин со льдом, а когда вернетесь, получите пятнадцать центов на чай.
- Этот отель лучше, чем в Омахе, папочка, - объявила его супруга. Здесь ковры и занавеси лучше.
Как ни был наивен Клайд, он не мог не улыбнуться про себя. Однако лицо его сохраняло торжественную неподвижность, словно маска, лишенная всяких признаков мысли. Он взял мелочь и вышел. А через несколько минут принес воду и вечерние газеты и удалился, улыбаясь, с пятнадцатью центами в кармане.
Но то было лишь начало этого необыкновенного вечера. Едва Клайд снова сел на скамью, как его позвали в 529-й номер. Надо было сбегать в бар за двумя бутылками фруктовой воды и двумя сифонами содовой. Когда дверь приоткрыли, чтобы передать Клайду заказ, он успел увидеть в зеркале над камином компанию франтоватых молодых людей и девиц; они весело болтали и смеялись; миловидная девушка в белом сидела на ручке кресла, в котором развалился молодой человек, обнимавший ее за талию.
Клайд загляделся на эту сценку, хотя и старался делать вид, что не смотрит. Для него сейчас это было все равно, что заглянуть во врата рая. В номере собрались девушки и молодые люди ненамного старше его самого; они смеялись, болтали и даже пили - не какую-нибудь содовую воду с мороженым, но, конечно, такие напитки, которые, по словам его родителей, неминуемо ведут к гибели, а молодые люди, как видно, ничуть об этом не беспокоились.
Клайд сбежал вниз, в бар, взял напитки и счет и, вернувшись в номер, получил плату - полтора доллара за напитки и двадцать пять центов для себя. И еще раз бросил взгляд на заманчивую картину. Теперь одна пара танцевала, а остальные напевали или насвистывали мотив.
Было так интересно забегать в номера и украдкой, торопливо разглядывать их обитателей. Не меньше занимала Клайда изменчивая панорама центрального вестибюля: он наблюдал клерков за главной конторкой - один клерк ведал номерами, другой багажом приезжих, третий выдавал корреспонденцию; были тут и кассир и помощник кассира. И различные киоски вокруг: с цветами, газетами, сигарами, отделение телеграфа, бюро по вызову такси. И на всех, кто здесь работал, казалось Клайду, самая атмосфера отеля наложила какой-то особый отпечаток. А вокруг разгуливали и сидели такие важные мужчины и женщины, юноши и молодые девушки, все так богато и модно одетые, такие довольные, с таким прекрасным цветом лица. А в каких автомобилях и экипажах многие приезжали сюда в обеденное время и вечером! Он мог хорошо рассмотреть их при ярком свете фонарей у подъезда. А какие накидки, меха и прочие вещи были на этих людях! Какие чемоданы несли за ними мальчики, а иногда и сам Клайд, к машинам или к лифтам! И все на них сшито из превосходного материала. Такое великолепие! Так вот что значит быть богатым, быть влиятельным человеком в обществе! Вот что значит иметь деньги! Это значит - можешь делать все, что душе угодно, а другие люди, такие, как он, Клайд, будут тебе прислуживать. И вся эта роскошь - твоя. И можешь в любую минуту пойти и поехать куда заблагорассудится.
ВЫ ЧИТАЕТЕ
Теодор Драйзер. Американская трагедия
قصص عامة«Американская трагедия" - самый известный роман Теодора Драйзера, входящий в золотой фонд мировой литературы и неоднократно положенный в основу сценариев кино- и телефильмов. История "американского Растиньяка" Клайда Грифитса, не брезгующего в своих...