Легенда о своре: Скала и Ночь

3 глава

  Луна взошла на ночное небо и звёзды, как сверкающие цветы на поляне, усеяли чёрные небеса. Туман плотно окутал весь лес, заслонив серой пеленой всё живое. Корнехвост незаметно вышел из своей пещерки и тайно покинув лагерь прошёлся до пустошей, что-то неизвестное тянуло и звало его туда. Как во сне, он шёл по давно забытым тропинкам, сначала он прошёл место "Кровавой битвы", а потом пришёл к месту, где он впервые встретил Кустарницу, ту самую первую кого действительно полюбил и с кем желал быть всю жизнь, но злой судьбы расплата настигла его и не пощадила она ни его подругу, ни не в чём не повинных щенят. Корнехвост упал на каменную поверхность земли и завыл, что было сил он выл, как раненый волк перед смертью, казалось, что небеса могут развернуться, от горя несчастного пса. На секунду, ему показалось, что он почувствовал рядом с собой забранную судьбой-разлучницей подругу, ощутил её тёплый взгляд и почувствовал запах. Корнехвост жадно вдыхал до боли знакомый запах, но понимал, что он всё ровно исчезнет просто развеется по ветру, но нет силы способной вырвать из его сердца тот взгляд и запах, те прекрасные, как две льдины глаза и пепельно-серую с чёрными, как уголь пятнами, шерсть. Слёзы, как два ручейка, текли из глаз предводителя разбиваясь о камни, как надежды Корнехвоста и Кустарницы на счастливую жизнь.
  - Почему? Зачем? - выл предводитель в звёздное небо, над его головой.
  Ответом ему было молчание звёзд, неразборчивый шелест ветра, стрекотание сверчков.

  Корнехвост направился к месту, где проводил половину жизни, он шёл к могиле Кустарницы. Предводитель мог рассветами и закатами сидеть над грудой земли и молить судьбу вернуть ему подругу. Не было на всём свете и даже во тьме того, что могло бы хоть на секунду заглушить рвущую его изнутри боль и тоску. Дважды Корнехвост был на шерстинке от смерти, но даже тогда на последнем вздохе, он думал лишь о том, как он попадёт в Небесную Свору, станет небесным Хранителем и вечность проведёт с Кустарницей и щенками, но всегда ему удавалось вырваться из цепких когтей смерти и продолжать жить. Словно бы жнецы отказывались принимать его, заставляли жить и мучаться, вспоминая свою ошибку. Просидев на могилке всю ночь, предводитель отправился в лагерь, в заранее зная, что его там ожидает.

                                      ***
  Медолапа открыла глаза и увидела пронзительный взгляд серой с белой грудкой подруги, заглянув в её вересковые глаза она поняла, что та хочет что-то сказать или спросить, отпираться будет бесполезно. Выйдя из палатки Медолапа и Пышнохвостка направились к поганому месту, а потом к куче дичи, чтобы перекусить, если там ещё что-нибудь осталось с того рассвета. Посреди поляны потягивался Шишколап, его янтарных глаз взгляд проник прямо в душу Медолапы. Но умная и рассудительная Пышнохвостка наступив на лапу, быстро вывела подругу из мыслей. Напустив обиды, Медолапа легонько ударила подругу по уху и они весело побежали к поганому месту. Из палатки воинов высунулась высоко поднятая голова Яростнолапа, а потом и он сам. Следом шла Кедровка, с не менее высоко поднятой головой. Весь лагерь пришёл в движение и Шишколап решил, что пора отправлять патрули охотников. Важно осмотрев всех присутствующих собак он решил, кого пошлёт в первый патруль и кого во второй.
  - Яроснолап, - громко тявкнул глашатай.
  Когда воин подошёл Шишколап дал ему патруль и сказал кого в него необходимо включить, и где охотиться тоже упомянул. Согласно кивнув, Яроснолап удалился, подзывая к себе Коротколапа, Чернику, Сладоухую, Листвянку и Грязмлапа. Малиновка получила свой патруль и подозвав к себе Кедровку, Синицу, Полдня, Пылигона и Полынь, отправилась в дубравы. Посмотрев на опустевший лагерь, Шишколап довольно улёгся под кустом, но тут же над ним нависла тень, открыв глаза он увидел Корнехвоста. Грязно-коричневый пёс встал и приготовился отчитаться обо всём, что происходило в лагере. Корнехвост сел и посмотрев на своего глашатая сверкнул неопределенно глазами.
  - Я иду на охоту, желаешь сходить поохотиться со мной? - спросил предводитель.
  - Конечно хочу, - радостно ответил Шишколап, удерживая хвост.
  Нечего больше не сказав, Корнехвост махнул хвостом и вместе с глашатаем вышел из лагеря. Воины остались без присмотра предводителя и его свиты, даже камергер был отправлен на охоту.

  Медолапа отдыхала возле кучи дичи, когда её кто-то толкнул в бок, резко открыв глаза, она увидела Храмолапа.
  - Привет, уже утро, а ты до сих пор спишь, - весело гавкнул он.
  - А, что нельзя? - состроив глазк,  сказала она и положила лапу на лапу.
  Храмолап приветливо лизнул её в ухо и сердце Медолапы как-то странно забилось. Пышнохвостка внимательно наблюдала за всем происходящем и тайно радовалась всей душой, что подруга наконец счастливая, по крайней мере, так ей показалось. Патруль охотников вернулся очень быстро, на удивление, не с полными пастями. Добыча в этих краях не переводилась, что позволяло собакам жить в своё удовольствие. Они не задумывались о голоде, в течение почти всего цикла. Лишь в голые деревья некоторые животные впадали в спячку, затрудняя охоту.

  Синица поймал два жирных зайца, для себя и Медолапы, но совсем не было в его планах увиденное. Храмолап и Медолапа спали у всех на виду, прямо посреди поляны. Воин довольно махал хвостом, тёмно-рыжая шерсть слегка подрагивала, от ветра и ритмично движущихся боков. Жуткая ревность охватила Синицу и он, злобно шипя, пошёл к мирно спавших собакам. Но как только он хотел прыгнуть на Храмолапа, одним ловким прыжком Пышнохвостка сбила его с лап и приглушённо рыча, укусила за ухо. Синица взвыл от сильной боли, что причинила ему серая сосворовка. Сделав вид, что сдаётся, он перестал вырываться и верескоглазая воительница расслабилась. Но как только она ослабила хватку, пёс опрокинул её на псину и нацелился нанести удар прямо в глаз. Страх пробежал в прекрасных глазах воительницы и она зажмурилась, в надежде спасти глаз. В один момент вес разозлённого воина исчез и послышался глухой стук, Пышнохвостка открыла глаза и увидела, как Малиновка отпихнула воина, облизывая клыки. Но когда тот готовился нанести удар белой собака, послышалось злое и ненавистное рычание, Полынь встала на сторону сестры. Поняв, что с двумя ему не справиться, он хотел отступить, но проснувшийся в процессе потасовки Храмолап, встал на защиту брата, пока Медолапа всё ещё мирно спала. Синица усмехнулся, теперь то силы ровны, хотя нет они даже превосходят сестриц в силе, может даже на половину, Полынь не такая воинственная и сильная, как Малиновка. Сёстры были противоположностями друг друга. Одна - искуснейший воин, вторая -великолепный охотник. Одна - никогда не дремлющая опасность, вторая - сплошное миролюбие и доброта. Готовые к бою, четыре сосворовца стояли друг напротив друга, их шерсть стояла дыбом, а когти горели от нетерпения. Ни предводителя, ни глашатая, ни даже камергера не было в лагере и до пика солнца быть не должно. Когда началась драка, никто не желал получить и поэтом стояли в стороне. В один момент над лагерем раздался решительный и властный лай «Корнехвост и Шишколап вернулись» - разом подумали воины. Все отвернулись от дерущихся и повернули головы к главному проходу, где стоял обезумевшей от злости предводитель и ошарашенный такой глупостью и наглостью воинов, глашатай. Подскочив к сражающимся собакам, Корнехвост оттащил Малиновку от Синицы, а глашатай чуть ли не оторвав хвост дёрнул Храмолапа. Ошарашенные и окровавленные собаки уставились на предводителя и внимательно слушали всё, что он говорил. Другие, не желая получить по ушам за бездействие, разошлись по своим делам. После недолгого выговора, как следует отчитав сосворовцев, Корнехвост отпустил воинов, не сказав им никакого наказание. «Для них худшее наказание - это незнание своего наказания» - подумал черномордый пёс и ушёл к себе в пещеру. Медолапа проснулась только от лая предводителя, она никогда ещё не видела его таким агрессивным. Она лежала, вжавшись в землю, и слушала раздражённого предводителя, боясь даже чихнуть. После того как он ушёл, собачка подошла к Пышнохвостке, которая лежала возле камня у пересечения стены лагеря и предводительской пещеры. Та неохотно высказывалась подруге, относительно проведения Синицы, не обращая ни на кого малейшего внимания.