Cinnamon, sunflower and a button in the glass jar

Пуговица в банке.

Я люблю ощущение независимости, вдыхать холодный воздух после мятной жвачки. Я люблю быстро ехать в машине и высовываться во окно, чтобы было трудно дышать из-за ветра. Я люблю остывший кофе с имбирём. Я люблю нырять под воду и открывать глаза.
Мне нравятся черные свитера крупной вязки и запах влажного асфальта.
Мне нравится ощущение темноты и тишины поздней ночью, когда все останавливается.
Я не вписываюсь, и не хочу вписываться.
Я люблю уходить далеко внутри себя, копаясь и копаясь в своих мыслях.
На моей тумбочке стоит свеча и стеклянная банка с одной-единственной пуговицей.
Когда-то я дал себе обещание бросать туда по пуговице в день, который прошел лучше, чем должен быть. Позже я отбросил ее в далекий ящик.
Под моей кроватью стоит коробка с надписью:»плохие воспоминания, не открывать.»
Она почти полная.
Я чудак. Я странный, ненормальный.
Я черное пятно от кофе на белом диване.
Как будто все вокруг растут вверх и вырастают, а я лишь расту вниз, обратно в землю, откуда я начал свой путь.
На моем носу и щеках веснушки.
Я привык к ним тогда, когда понял, что они просто есть. Они появились не там, где должны были. Не там, где должны быть.
Как и я.
Еще я люблю потрепанную толстовку цвета оливок, которые так любила класть в салат моя мама.
Ненавижу оливки.
Порой я не понимаю, что происходит вокруг меня.
Бесконечный поезд эмоций и впечатлений, проходящий мимо меня, пока я живу в своем черно-белом мире.
В моей груди неприятное ощущение, а в моем горле комок.
Я совершенно не знаю, что будет дальше.
В какой-то момент все просто перестало быть таким же ярким, как было раньше.
В детстве мы построили большой шалаш из веток и застелили все внутри сухой травой.
Мы сидели там постоянно.
Звучал смех, звонкий и юный смех трех мальчишек, любящих приключения.
На нас были потрепанные грязными лесными тропинками кеды и растянутые джемперы. Мы ловили мотыльков и потом отпускали, или прыгали в холодное озеро на рассвете а после пили какао и смотрели на рассвет.
День за днем мы проводили в беззаботных детских грезах, мечтая о чем-то своем и поедая шоколад.
Так летели дни, недели, месяца и года. Мы становились старше, разбирались в себе и в мире вокруг. Мы росли, потихоньку рос и саженец дуба который мы посадили рядом с нашей базой. Казалось бы, это все было не так давно, всего лишь три или четыре года назад. Даже став подростками мы продолжали ходить на собрания в шалаш. Теперь он стал для нас местом моральной поддержки, местом, где всегда тепло и рядом лучшие друзья.
В одно воскресенье Даррел не пришел в шалаш. Мы с Киланом сразу побежали к нему домой. Он жил довольно далеко, так что мы долго бежали по дороге. Мы страшно заволновались тогда. Он никогда не пропускал наши собрания в шалаше. Ни разу. Вдруг хлынул проливной дождь, и все лесные тропинки еще больше превратились в грязное месиво.
Но мы бежали, даже несмотря на то что наши ноги в старых кедах промокли до ниточки и превратились во что-то жалкое.
Окна в доме Даррела не горели.
Килан звонил и звонил в дверь, дожидаясь ответа, и каждые пять минут сердито стучал ногой по скрипучей половице крыльца.
Я сполз по стене вниз и вжал голову в колени. Что-то было не так.
Холодный ветер дул со стороны озера. Мы продрогли и промокли. Через некоторое время Килан отбросил попытки и сполз по стене, усевшись рядом со мной.
Тот день изменил что-то в нас. Мы сидели в молчании и слушали шум ветра, и каждый из надеялся, что сейчас свет зажгут и Даррел откроет нам дверь.
На следующий день мы узнали, что Даррела увезли в Калифорнию. Его родители, суровые бизнесмены, готовые бросить все ради более выгодного места работы, чуть ли не силой затолкали нашего друга в машину.
Но не от него, а от его бабушки, единственной, с кем мы смогли связаться.
Теперь нас было двое.
Пока...
Пока не пришла она.
Девочка-корица.